Покров Пресвятой Богородицы.
Икона из Зверина монастыря в Новгороде. 1399 г.
Вскоре из Углича в Москву были перенесены останки царевича Дмитрия, чтобы помешать повторению самозванства. За мощами страстотерпца послали его родственника митрополита ростовского Филарета Никитича Романова и архиепископа Феодосия Астраханского, которого Лжедмитрий отправил в тюрьму за мужественную откровенность святителя. Мощи оказались нетленными и вызвали ряд чудесных исцелений. В Архангельском соборе перед гробом сына инокиня Марфа принесла всенародное покаяние за ту роль, которую ей пришлось играть при Лжедмитрии. Царь объявил царице прощение «ради святых мощей сына» и просил святителей молить Бога за инокиню Марфу. За два дня было зарегистрировано 25 исцелений, поэтому собор оформил канонизацию, признав Лжедмитрия новым угодником Божиим. Затем Василий велел с почестями похоронить царя Бориса, царицу Марию и их сына Федора в Троице-Сергиевой лавре, не оказав им чести покоиться рядом с убитым Борисом царевичем Дмитрием. Народ вспоминал первые годы правления Бориса Годунова как счастливое для России время. Однако начавшуюся с Лжедмитрия смуту погасить не удалось – волнения были вызваны тем, что Василий был избран одной Москвой, а также слухами о появлении нового царевича Дмитрия. Тогда решили принести всенародное покаяние, для чего был созван в 1607 г. собор, на который привезли бывшего патриарха Иова. Как писал один из историков Русской Церкви, «Иов стоял у патриаршего места в одежде простого инока, но возвышаемый в глазах многочисленных зрителей памятью его знаменитости и страданий за истину, смирением и святостью, отшельник, вызванный почти из гроба примирить Россию с небом». В грамоте Иова, зачитанной на соборе, были описаны измены и бедствия государства и Церкви, допущенные народом и его правителями. Далее говорилось: «Вы знаете, что самозванец убит и что не осталось на земле даже мерзкого тела его, а злодеи продолжают уверять вас, что он жив и есть настоящий Дмитрий. Велики грехи наши перед Богом «в сии лета последния», когда вымыслы нелепые, когда сволочь гнусная, тати, разбойники, беглые холопы могут столь ужасно возмущать отечество». В заключение Иов именем небесного милосердия, своим и всего православного духовенства объявил народу разрешение от грехов и прощение в надежде, что он не изменит слова царю законному и, умилостивив Всевышнего, вернет государству мир и покой. Эти призывы, к сожалению, не были услышаны – народ продолжал волноваться. На короткое время люди доверились блестящему полководцу и общественному деятелю князю Михаилу Скопину-Шуйскому, но он в совсем молодые годы внезапно скончался. Правление царя Василия стремительно двигалось к своему концу, народ неудержимо стремился к имени Дмитрия как к символу истинной царской власти, к символу устойчивости государства и его благополучия, лишь немногие бояре и приближенные ко двору люди поддерживали Шуйского. Под Калугой начался мятеж Болотникова, взявшего под свое командование царское войско из почти двадцати тысяч солдат. В Литве отыскался новый Лжедмитрий, который с польским войском во главе с генералами Лисовским и Сапегой двинулся к Москве и летом 1608 г. устроил ставку возле столицы в Тушине. Марина Мнишек признала его своим мужем, а новый самозванец получил прозвище «тушинского вора». Отряды и посольства из Тушина рассылались по всей России. Осенью 1608 г. войско Сапеги подступило к Ростову и, захватив город, увезло в плен митрополита Филарета. Шестнадцать месяцев, с сентября 1608 г. и по январь 1610 г., поляки с казаками пытались захватить Троице-Сергиеву лавру. Врагов было в шесть раз больше, чем монахов и других защитников лавры, которым многократно с поддержкой являлся в видениях св. Сергий, моливший Бога не допустить разграбления русской святыни. Когда подошедший на помощь Скопин-Шуйский прогнал банды осаждавших лавру, там из двух с половиной тысяч защитников осталось меньше двухсот. Первая открытая попытка свергнуть Василия Шуйского была предпринята осенью 1609 г.; тогда на Лобное место к народу вышли царь и патриарх. Гермогену удалось уговорить мятежников оставаться верными крестному целованию, данному Василию при его воцарении. Тушинцы продолжали приходить в столицу и агитировать москвичей подчиниться тушинскому вору. Против всевозможных врагов Шуйский заключил унизительный договор со шведским королем Карлом IX, возбудив этим ярость со стороны враждующего со шведами польского короля Сигизмунда III. Воюя со Швецией, поляки объявили войну России и осенью 1609 г. осадили Смоленск, который всегда считался для Литвы и Польши «стратегическим ключом Руси». Теперь вместо тушинцев, ослабевших после блестящих побед отрядов Скопина-Шуйского, на арену борьбы с Москвой выступили поляки. Их задачей было занять Москву и посадить на царский престол сына Сигизмунда королевича Владислава, однако вскоре Сигизмунд захотел править Россией самостоятельно, введя в этой ненавидимой им стране унию. Сперва поляки заняли Китай-город и разоружили русские отряды; в московских церквах начались католические богослужения, а Сигизмунд слал в Москву свои указы и награды за удачно проведенные операции. Среди русской церковной верхушки наиболее твердым защитником Православия оставался патриарх Гермоген. На капитуляционное письмо, принесенное ему боярами в декабре 1610 г., патриарх ответил так: «Пусть король выведет своих людей из Москвы и даст на русский престол своего сына Владислава. И чтобы Владислав оставил латинскую веру и принял греческую веру, – только к такой грамоте я приложу руку и вас на то благословляю. А писать так, что мы все полагаемся на королевскую волю, и чтобы наши послы положились на волю короля, того я и прочие власти не сделаем и вам не повелеваю. А если не послушаете, наложу на вас клятву». Однако, невзирая на угрозы патриарха, боярская партия отвезла свою капитуляцию, но постоянное посольство при ставке, во главе которого стоял Филарет, не признало привезенный текст, поскольку он не был подписан патриархом. «Изначально у нас в русском государстве, – сказал он, – так велось: если начнутся великие государственные или земские дела, то государи наши призывали к себе на собор патриархов, митрополитов, архиепископов и с ними советовались и без их совета ничего не приговаривали. Теперь, когда мы стали безгосударны, патриарх у нас – человек начальный. Без патриарха о таком великом деле решать негоже». Этой стойкостью, а также своим пленом и страданиями Филарет принес покаяние за мягкое отношение, временами переходящее в сочувствие к самозванцам. Летом 1610 г. заговорщики против Шуйского колокольным звоном созвали народ на Красную площадь. Приехали патриарх и бояре. Говорили так: «Вот четвертый год сидит Василий Шуйский на царстве – неправдою сел, не по выбору всей земли, и нет на нем благословения Божия, нет счастья нашей земле. Собирайтесь в совет, как нам Шуйского отставить, и иного выбрать всей землею». Один из руководителей заговора Захар Ляпунов, брат Прокопия, который в то время успешно очищал города от тушинцев, подговорил чудовских иеромонахов. Те пришли в дом к Шуйскому, увезли его жену в Вознесенский монастырь и объявили, что Василий должен постричься в монахи, а когда тот отказался наотрез, постригли его насильно. Через три дня после пострижения царя Василия в Москву с большим польским войском прибыл гетман Жолкевский. Пришлось согласиться на избрание Владислава русским царем. Патриарх Гермоген сперва активно противился против воцарения иноземца, но затем тоже, вместе с боярами, смирился при условии, что новый царь примет Православие и крестится по православному обряду. Это условие, разумеется, не было принято. В поведении Москвы в то время произошел перелом, который отчасти был связан с убийством в самом конце 1610 г. тушинского вора и стал сигналом к собиранию по всей России людей под лозунгом объединения и очищения страны от иноземцев и иноверцев. Началась интенсивная переписка между городами по этому поводу. Из Смоленска в Москву писали, что «нельзя верить полякам и их королю. Во всех городах и уездах, где им поверили, православная вера разорена, церкви разграблены, а жители переведены в латинство». Москвичи отвечали: «Ради Бога, будьте с нами заодно против врагов наших и ваших общих. У нас корень царства: здесь образ Богоматери, вечной заступницы христиан, писанный евангелистом Лукою, здесь великие светильники и хранители – Петр, Алексей и Иона, чудотворцы. Да первопрестольник апостольской Церкви, святейший Гермоген патриарх, прям, как сам Пастырь, душу свою полагает за веру христианскую, а за ним следуют все православные». Поляки и группа бояр, поддерживавших поляков, были испуганы этим освободительным движением. Салтыков явился к Гермогену, требуя подписать письма в мятежные города, но патриарх был тверд: «Подпишу, – сказал он, – чтобы возвратились по домам, но с условием, если ты и все изменники и люди короля уйдете из Москвы. Если нет, то я благословляю всех, чтобы дело было доведено до конца». За это патриарх был взят под домашний арест, а в его палатах дежурил польский караул. На вербное воскресенье 1611 г. патриарх был отпущен для богослужения, а в страстной вторник стотысячное русское ополчение подошло к Москве. Под угрозой голодной смерти Салтыков и Гонсевский пытались заставить Гермогена потребовать от осаждающих отойти от столицы. Патриарх ответил: «Не угрожайте, боюсь я только Бога. Если поляки и вы, изменники, покинете Москву, я благословлю ополчение отступить, а если останетесь, то благословлю всех стоять против вас твердо и умереть за православную веру». Тем временем в русском войске начались раздоры. Вождь казаков Заруцкий предложил сделать царем малолетнего сына Марины, на что Гермоген ответил посланием, в котором потребовал от россиян не поддерживать подобных действий врагов Православия и Русского государства. Это были последние распоряжения святителя – патриарха в феврале 1612 г. уморили голодом в Чудовом монастыре. Однако движение, начатое погибшими Гермогеном и Ляпуновым, сторонники польского владычества уже не могли остановить. В Нижнем Новгороде земский староста Козьма Минин-Сухорук объявил на сходке, что во время молитвы явился ему небесный покровитель России чудотворец Радонежский и повелел собирать казну и бесстрашно идти спасать государство. «Православные люди, – обратился он к народу, – не пожалеем животов наших, и не только животов – дворы свои продадим, жен и детей заморим, и будем бить челом, чтобы кто-нибудь стал во главе войска. Дело то великое, и мы совершим его с Божией помощью. Как только мы подвинемся, многие города к нам пристанут и мы избавимся от иноплеменников». По совету Минина решили просили стать предводителем войска стольника и воеводу князя Дмитрия Пожарского. Но Пожарский сперва сказал, что он намерен целовать крест Владиславу, которого в Москве избрали царем. Вскоре всем стало ясно, что поляки не собираются поддерживать избрание царем Владислава, а намерены овладеть Русским государством, присоединив его к Польше и Литве. Тогда Пожарский согласился, взяв в помощники князя Трубецкого и Минина. После ряда перипетий войско, собранное в разных городах, вошло в Москву и окружило Кремль и Китай-город, где засели поляки. В октябре 1612 г. поляки сдались на милость победителя, а их имущество Минина раздал казакам. В это время на Москву двинулся король Сигизмунд III, но теперь россияне отказались признать Владислава своим царем. Король попытался по дороге взять Волоколамск, но, потерпев неудачу, вернулся с сыном в Польшу. В конце декабря 1612 г. было объявлено об окончательном освобождении России от иноземцев, а в феврале 1613 г. в первое воскресенье Великого Поста, в неделю Православия, состоялся собор, на котором единодушно предложили избрать русским царем Михаила Федоровича Романова, и когда собравшийся на Красной площади народ заявил: «Хотим в цари Михаила Романова», Авраамий Палицын сказал: «Быть тому по усмотрению Всевышнего Бога!» В Кострому, где в Ипатьевском монастыре жил шестнадцатилетний Михаил Романов и его мать, инокиня Марфа, была направлена делегация «челобитчиков» из иерархов Церкви и бояр с тем, чтобы получить согласие Михаила венчаться на царство.
