Истины,
подобного Ра вовеки. Явился царский брадобрей Са-Бастет к чиновникам
ихмес-енкап
царского дома, чтобы сказать: «Раб, который был мне пожалован, по имени
Амениуи был
захвачен рукой моей, когда я сопровождал правителя. Слушайте... Его не
ударят, его не
остановят у каких-либо дверей царя. Я ему отдал дочку сестры моей Небет-
та в
жены...»».19) Очевидно, и в древнем Египте, как, впрочем, и у многих
других древних
народов на этой стадии развития общества, рабы входили в состав большой
патриархальной семьи.
47
Классу рабов противостоял класс рабовладельцев, который в свою очередь
делился на
группы в зависимости от имущественного, социального и служебного
положения их
представителей. Однако уже в эпоху Нового царства возникает представление
о
значительной социальной группе свободных, образующих народ, в состав
которого,
очевидно, входили как привилегированные слои богачей, так и средние слои.
Само слово
«народ» именно в таком смысле появляется в надписях времени XVIII династии, в
частности в одной надписи фараона Яхмоса I.20) Вполне естественно, что
бедняки, всегда
выступавшие в классовой борьбе вместе с рабами, исключались из этой
социальной
группы, которая обозначалась словом «народ».21) [65] В надписях фараонов
XVIII династии цари изображают себя в качестве «благодетелей» и
«охранителей» этого
«народа». Так, в надписи на большом карнакском обелиске, поставленном по
приказу
царицы Хатшепсут, говорится: «Царица сама сказала: «я поставила его
(обелиск. — В. А.)
перед народом»» и дальше: «народ, увидят они памятник мой, я думала, что
народ скажет,
что мой рот был прекрасен благодаря тому, что исходило от него».22) В
особенности
характерны в этом отношении следующие слова из той же надписи царицы
Хатшепсут:
«избрал [бог царицу] для охраны Египта, для защиты людей и народа... семя
прекрасное
на земле для благоденствия людей».23) Эти слова — не что иное, как ясно
выраженная
классовая пропаганда, имевшая целью показать, что царь является
защитником и
хранителем народа и вся его деятельность сводится лишь к тому, чтобы
обеспечить
народное благоденствие. Разумеется, в состав этого народа включаются
только
обеспеченные слои, интересы которых совпадают с интересами богачей и
придворных.
Так постепенно формируется представление о той прочной и могущественной
социальной
группе, которая была наиболее мощной опорой царской власти. Даже цари-
деспоты
принуждены считаться с этой сильной и влиятельной группой населения. Так, в
некоторых официальных царских надписях встречаются указания на то, что
цари
гордились признанием их власти со стороны народа. В одной надписи царицы
Хатшепсут
из Дейр-эль-Бахри говорится: «Услышал величество ее отца, царя, что
соединил весь
народ имя его дочери этой с [именем] царя».24) В этих словах
подчеркивается, что «весь
народ», т. е. конечно, привилегированная часть египетского населения, признала
законность власти царицы Хатшепсут, которая, очевидно, оспаривалась
некоторыми
группами населения.
Важным фактом социальной истории того времени является несомненное
усиление
средних слоев населения, в состав которых в значительном количестве
входили
ремесленники и торговцы. Обзор экономики Египта времени XVIII династии
показал, что
развитие ремесленного производства и дифференциация труда должны были
повести к
возникновению и дальнейшему развитию более квалифицированных форм
ремесла. Уже в
предшествующий период Среднего царства в Египте становится заметным
средний слой
ремесленников и торговцев. Теперь же, в период XVIII династии, среди
этого среднего
свободного слоя наблюдается дальнейшее и все усиливающееся расслоение.
Многочисленные изображения на стенах гробниц рисуют нам этих
ремесленников,
многие из которых были опытными мастерами своего дела. Постепенно
образуется
замкнутый социальный слой профессиональных ремесленников, [66] передающих
свои
должности и знания своим наследникам. На это, между прочим, указывают
знаменательные слова, сохранившиеся в гробнице Рехмира около изображения
ремесленников: «дети... на место своих родителей». 25) Очевидно, из этой постепенно оформлявшейся социальной группы опытных и
зажиточных ремесленников иногда выходили и некоторые чиновники, которые
благодаря
своему богатству, связям, дарованиям или милости самого фараона достигали
порой
довольно влиятельного положения. Так, в одной Лейденской надписи мы
читаем: «Я
происходил из бедной семьи и из небольшого города, но Владыка Обеих Стран
(т. е. царь.
48
— В. А.) оценил меня... Он возвысил меня выше [царских] друзей, введя
меня в среду
придворных князей... Меня ввели в дом золота, чтобы делать фигуры и
изображения всех
богов».26) Этот процесс усиления средних слоев населения получил особенно
яркое
выражение в конце XVIII династии, но уже ко времени царствования Тутмоса
III он
становится достаточно заметным.
Экономически наиболее могущественным классом в период XVIII династии была
рабовладельческая аристократия, которая сосредоточила в своих руках
огромные
богатства. Состав этой аристократии в этот период чрезвычайно расширился.
В нее
входили представители старой родовой знати, новой придворной и служилой
знати,
чиновники, жрецы и военные командиры. В надписи Кереса, вельможи времени
Аменхотепа I, дается перечень представителей различных социальных групп, входивших
в то время в состав рабовладельческой аристократии. В этой надписи
говорится: «О вы,
князья, писцы, херихебы, спутники, люди войска! Хвалят и любят вас боги
наших
городов! Вы хотите передать должности ваши детям вашим, достигнув
старости».27)
Особенно характерна последняя фраза, в которой подчеркивается стремление
этих
чиновников, жрецов и военных командиров передать своим детям и закрепить
за ними
свои должности, источник материального благосостояния.
Как видно из ряда других надписей, в это время постепенно укрепляется
обычай
передавать должности чиновников их детям, что способствовало внутреннему
укреплению правящего класса рабовладельческой аристократии. Так, например, высшую
государственную должность везира последовательно занимали три
представителя одной
высокой аристократической семьи, жившие при Хатшепсут и при Тутмосе III: Амачу,
Нефер-убен и Рехмир, роскошная гробница которого прекрасно сохранилась до
нашего
времени.28) Высшие представители этой рабовладельческой аристократии, носившие
различные придворные титулы и занимавшие высокие государственные [67]
должности,
хорошо сознавали свою тесную связь с царским дворцом, с царским
престолом, с самим
фараоном. Ведь фараон был признанным главой этой высшей рабовладельческой
знати, ее
первым представителем и естественным защитником ее классовых интересов.
Об этом
ярко свидетельствует следующая надпись из гробницы везира Рехмира:
«Друзья
(«семеры» — придворный титул. — В. А.) фараона, да будет он жив, здрав и
невредим! —
идут перед лицом везира, воздавая хвалу и возглашая славословия. Говорят
они: «О
правитель, достославный памятниками, Мен-хепер-Ра (Тутмос III. — В. А.), который
утверждает каждую должность и снабжает храмы приношениями и указаниями
всякого
рода. Если он пребывает прочно на своем престоле, то и дети знатных
[пребывают] на
местах своих отцов»».29) В этих словах ясно выражена мысль о том, что
прочность
положения аристократов в полной мере зависит от прочности власти
царствующего
деспота. Эта рабовладельческая аристократия была сильна своей
сплоченностью и
внутренней классовой солидарностью. В ней в течение веков господствовали
старинные
традиции чинопочитания, согласно которым младшие по должности и званию
должны
были беспрекословно подчиняться старшим и начальникам. Так, вельможа
