После беседы с Дулеповым, а потом Люшковым он не стал ждать установленного дня явки и инициативно, по способу срочной связи вышел на Дервиша. Тот назначил встречу на вечер на явочной квартире. Денди, как всегда, был точен и пришел минута в минуту. По его взволнованному лицу резидент догадался: произошло нечто чрезвычайное, и не ошибся. Забыв поздороваться, Денди с порога выпалил:
– Саныч, эти негодяи затевают серьезный теракт!
– Погоди, погоди, Николай Сергеевич, успокойся, садись, поужинаем, а затем поговорим, – предложил Дервиш.
– Не до ужина, Саныч! – отказался Денди и спросил: – Помнишь, ты ориентировал меня на поиск Люшкова?
– Да, и что?
– Так вот, утром я говорил с ним, как сейчас с тобой.
– Да ты что?! – не мог поверить своим ушам Дервиш.
– И, думаешь, где?
– Давай, давай выкладывай!
– В кабинете Дулепова.
– У Дулепова?! – насторожился Дервиш. – А этой сволочи что от тебя надо?
– Сначала он и Люшков несли всякую хрень, ту, что пишут в «Новом пути». Потом вещали про последние дни большевиков и закончили тем, что предложили мне вступить в ряды борцов с ними.
– Вступить? Так ты и так в тех рядах ил и у них сомнения? – в голосе Дервиша зазвучала тревога.
– Если бы сомневались, то не пригласили бы, тут дело в другом.
– Николай Сергеевич, не томи, что предложили?
– Как сказал Люшков – избавить Россию от сатаны.
– Чего, чего? Какого еще сатаны?
– Люшков не назвал, но, похоже, они собираются ликвидировать кого-то из советских вождей.
– Ликвидировать? С чего ты взял?
– За участие в теракте обещали 9 тысяч долларов.
– Ничего себе! – удивился Дервиш, в следующее мгновение на его лице сменилась целая гамма чувства. Страшась поверить в свою догадку, он обронил: – Неужели, мерзавцы, нацелились на товарища Сталина? Нет, такого не может быть! У Дулепова на это мозгов не хватит!
– У него нет, а у Люшкова вполне, если до генерала дослужился, то башка варит!
– Так ты согласился?
– Нет, конечно, – после затянувшейся паузы ответил Денди, а в его глазах заскакали лукавые чертики.
Дервиш не заметил их и с горечью обронил:
– А жаль, очень жаль.
– Да погоди жалеть, Саныч. Я же не попка постовая, а какой-никакой начальник, поэтому поторговался.
Дервиш просветлел лицом и не мог сдержать радости.
– Ай да молодец, Николай Сергеевич!
– И торговался не зря, сверху они положили еще тысячу долларов, – не без гордости сообщил Денди.
– Отличная зашифровка!
– Так, что, Саныч, все идет как надо. Завтра в спецлагере начинается подготовка.
– Где он находится?
– Под Харбином, больше Люшков ничего не сказал.
– На сколько недель рассчитана подготовка?
– Не знаю.
– Возможность выбраться в город будет?
– Люшков обещал раз в неделю отпускать домой.
– Будет отпускать или не будет, а способ связи надо искать.
– Я уже над этим думал.
– Молодец! А пока, Николай Сергеевич, постарайся собрать информацию о лагере, составе группы террористов и на кого конкретно нацелился Люшков.
– Сделаю все, что смогу! – заверил Денди.
– Вот и договорились, – завершил явку Дервиш.
После такого сообщения Денди ему стало не до ужина. Оно не походило на информационную наживку, подброшенную японской спецслужбой и рассчитанную на то, чтобы на нее клюнула резидентура. Подтверждение тому он получил на явке с агентом Сая. Тот раскрыл имя того, кто стоял за спиной Люшкова, им оказался сотрудник военной разведки майор Хироси Угаки. Но это было еще не все, Сая указал место, где располагался лагерь, – южный пригород Харбина. Получив такую информационную бомбу, Дервиш немедленно доложил в Москву.
«Дервиш – Центру.
№ 3183
28.11.38 г.
По перепроверенным оперативным данным, японская военщина и контрреволюционная белогвардейщина, потерпев сокрушительное поражение в боях с Красной армией у озера Хасан, не отказались от своих враждебных замыслов. По информации наших источников Сая и Денди, военной разведкой – 2-м отделом штаба Квантунской армии, жандармским управлением и белогвардейской контрразведкой полковника Дулепова разработан план террористического акт против Вождя мирового пролетариата и руководителя Советского государства товарища Сталина. Активную роль в нем играет предатель – бывший начальник УНКВД по Дальневосточному краю Генрих Люшков.
В настоящее время контрразведкой Дулепова ведется подбор участников в состав террористической группы. Одновременно в пригороде Харбина, в обстановке строжайшей секретности ведется строительство макета объекта, на котором планируется совершение теракта. Саю и Денди поручено получить схему объекта, собрать данные на террористов, а также установить сроки и место проведения теракта».
Информация, поступившая на Лубянку от Дервиша, не имела цены и требовала незамедлительных решений. Их пришлось принимать новому главе НКВД – Лаврентию Берии. Его предшественник – «верный, железный сталинский нарком» – Николай Ежов на поверку оказался не таким уж верным и не таким уж железным. 25 ноября 1938 года он был перемещен на должность наркома водного транспорта СССР. На свободе Ежову оставалось «плавать» всего пять месяцев. Сталин раскладывал очередной кадровый пасьянс, и искал место для бывшего главы НКВД в новом антисоветском заговоре.
Сменщик Ежова – земляк Вождя, Лаврентий Берия, – заступив на пост, принялся энергично разбирать чудовищные завалы из липовых, шитых белыми нитками дел на «шпионов, террористов, вредителей и прочего антисоветского элемента», состряпанных Ежовым и его подручными. После пересмотра следственных материалов специальной комиссий при наркоме НКВД, из тюрем и лагерей вышли на свободу около 200 000 оклеветанных и ошельмованных, в том числе чудом выжившие сотрудники госбезопасности. Но это произошло позже в первой половине 1939 года. А в те последние ноябрьские дни 1938 года Берию больше всего занимала смертельная угроза жизни Вождя, исходившей от японской спецслужбы. Был выходной день, но он не стал медлить с докладом и обратился к Сталину с просьбой о личной встрече.
Вождь отдыхал на Ближней даче, в Кунцево, однако, согласился принять. Это был первый для Берии официальный прием в качестве наркома и на него он отправлялся не с пустыми руками, а с настоящей информационной бомбой. Вождю угрожала не жалкая кучка ренегатов, боявшихся собственной тени и сбежавших от безжалостного меча НКВД в Париж, не троцкисты, превращавшиеся в лагерную пыль, ни, тем более, доморощенные террористы, сотнями плодившиеся в воспаленном воображении Ежова. Угроза исходила от разведки могущественного государства – Японии.
Закончив разговор со Сталиным, Берия опустил телефонную трубку на аппарат и несколько секунд оставался недвижим. Вопрос Вождя: «Лаврентий, ты, что собрался испортить мне аппетит?» – породил смятение в душе Берии. Он клял себя за то, что не вовремя высунулся с докладом, с тяжелым сердцем сложил в портфель донесение харбинской резидентуры, подумав, добавил к нему сообщения резидентов из Берлина, Лондона и Женевы; они содержали ценную информацию об обстановке в Западной Европе после оккупации Чехословакии войсками вермахта, а также ходатайство о реабилитации группы бывших сотрудников разведки и выехал на Ближнюю дачу.
Под стать настроению была и погода, она окончательно испортилась. Промозглая осень никак не хотела сдавать свои права зиме, она не торопилась с приходом и примерялась легкими ночным заморозками. Моросивший с утра дождь сменился снежной крупой. Она дробно молотила по машине и горохом рассыпалась по обледеневшему шоссе. Водитель, чертыхаясь, вынужден был снижать скорость на поворотах. Берия не обращал внимания на непогоду и ломал голову над тем, с чего начать доклад, чтобы снова не попасть впросак, и остановился на донесениях европейских резидентур. Реакция Сталина на них была предсказуема, а дальше он решил действовать по ситуации.
Скрип тормозов заставил Берию встрепенуться. Впереди возникла зеленая стена из металлического забора. Створки ворот медленно раздвинулись, в проеме возникли двое с автоматами наперевес. Проверив документы, они пропустили машину внутрь. Водитель проехал к парадному подъезду Ближней дачи и остановился. Берия распахнул дверцу и, как пловец перед прыжком в воду, глубоко вдохнув, ступил на ступеньку крыльца. Навстречу ему вышел начальник личной охраны Сталина – Николай Власик. На его открытом лице гуляла добродушная улыбка. Берия приободрился, обменявшись с ним коротким рукопожатием, поинтересовался:
– Как настроение у Иосифа Виссарионовича?
– Хорошее, Лаврентий Павлович.
– Он один?
– Да, ждет вас и распорядился приготовить завтрак на двоих.
Это служило хорошим знаком и добавило уверенности Берии. В приемную он вошел твердым шагом, сдал дежурному пистолет и осторожно приоткрыл дверь в гостиную-столовую. Сталин занимал место за столом и читал газету, увидев Берию, отложил ее в сторону и энергично махнул рукой.
