Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

А.М. Горький сразу выделил Л.М. Леонова как большого русского писателя, особенно его роман «Барсуки». Действие романа происходит в тяжёлое послереволюционное время, в 1920—1921 годах, когда революция вроде бы победила, но возникли экономические и продовольственные трудности, голод поразил многие области России, и правительство вынуждено было послать продовольственные отряды в хлебные районы России. Крестьяне, недовольные продразвёрсткой, поднимают мятеж. Мятеж возглавил Семён Рахлеев, на подавление мятежа был послан большевик «товарищ Антон», Павел Рахлеев. Так в этот критический для революции момент столкнулись два брата, вышедшие из одной деревни, но один так и остался деревенским по образу своих мыслей и поведению, а другой стал городским, прошёл школу революционной борьбы, выбился в красные командиры. Л. Леонов внимательно проследил внутренний мир двоих братьев, занявших противоположные стороны в борьбе. Вместе с тем в романе полнокровно показаны и город и деревня, Семён был приказчиком у купца, а Павел стал рабочим. Так определились их жизненные дороги, их конфликты и противоречия, которые писатель раскрывает безжалостным пером.

Леонов в это время очень много работает: ему заказали пьесу по роману «Барсуки» (премьера спектакля состоялась в Театре имени Евг. Вахтангова 22 сентября 1927 года), написал повесть «Провинциальная история» (Новый мир. 1928. № 1), закончил новый роман «Вор» (Красная новь. 1927. № 2—7), пишет новую пьесу «Унтиловск» (Новый мир. 1928. № 3; премьера спектакля «Унтиловск» состоялась 17 февраля 1928 года на сцене МХАТа).

«В те сроки без отрыву сидел за столом, – писал Леонов в декабре 1927 года Горькому, – по-азиатски, по 12 часов в день – работал. Я свиреп в такие сроки и жесток к ближним: кроме листа бумаги перед собой, я ничего не вижу. Я заболеваю темой и, пока не отшелушусь от неё, не имею воли побороть себя и угрызения совести моей. Может быть, в наше время это и правильно. Я всё время больше (хотя и тоже с запозданием!) прихожу к мысли, что теперь время работы с большой буквы. Работать надо, делать вещи, пирамиды, мосты и всё прочее, что может поглотить у человечества скопившуюся силу. России пора перестать страдать и ныть, а нужно жить, дышать и работать много и метко. И это неспроста, что история выставила на арену людей грубых, трезвых, сильных, разбивших вдрызг вековую нашу дребедень (я говорю об мятущейся от века русской душе) и вколотивших в неё толстую сваю под неизвестное покуда, но, по-видимому, основательное здание, судя по свае. В повести, написанной мною, не совсем развито это положение, но в пьесе непременно разовью. Мучительно, страшно, но как необходимо нам такое вот исцеление от «мечты напрасной» (помните, в «Унтиловске» расстрига говорит об ней) и прозрение для того, чтобы увидеть мир реальный, жестокий, земной, как он есть на деле…» (Горький и советские писатели. Неизданная переписка. М., 1963. С. 252).

Как только вышел отдельным изданием роман «Вор» (М.; Л.: Госиздат, 1928), Леонов тут же послал его А.М. Горькому, который высоко отозвался о романе. О романе высказались многие критики разных направлений. С программной статьёй «Проблема живого человека в современной литературе и «Вор» Леонида Леонова» выступил известный критик РАППа В. Ермилов: «Вор» не где-то на гранях литературы, он движется не по боковым её линиям. «Вор» – в том центральном, узловом пункте, куда, как в Рим, ведут все дороги, где перекрещиваются все вопросы, стоящие перед современной литературой. Таким узловым пунктом является проблема живого человека в литературе – того реального, с плотью и кровью, с грузом тысячелетних страданий, с сомнениями и муками, с бешеным стремлением к счастью, живого человека, начавшего жить на перекрёстке двух эпох, принёсшего в новую эпоху вековое наследие отцов, дедов и прадедов, часто не выдерживающего перенагрузки эпохи, – того живого человека, которого пытается показать в своём романе Леонид Леонов» (На литературном посту. 1927. № 5—6. С. 65). С полемической статьёй о романе «Вор» выступил критик «Перевала» Абрам Лежнев: «Намерение автора пробивается довольно отчётливо, это стремление показать «большого» человека, запутавшегося в противоречиях эпохи. Леонов указывает и на причину, по которой его большой человек запутался: недостаток культуры. Даже в такой трактовке в «Воре» – мало похожего на то, что нашёл в нём Ермилов. Но мы никак не можем признать в Мите Векшине большого человека. Мы вглядываемся в его лицо, сведённое судорогой вечного патетического страдания, и перед нами встают черты хорошо нам знакомого по прежним вещам «мелкого человека», этого центрального образа леоновского творчества. В Мите говорят все старые голоса: от Бурыги и Егорушки до Лихарева. Он надломлен, надорван, и его надрыв отдаёт достоевщиной и психопатологией, он занят устроением своего душевного хозяйства, он замкнут в себе, он корчится под колёсами истории. И мы должны верить, что этот человек, загнанный во мрак душевного подполья, и есть тот «живой», «новый» и проч., и проч. Человек, которого ищет наша литература!» (Лежнев А. Разговор в сердцах. М., 1930. С. 147—148).

На поток критических высказываний Л. Леонов вскоре ответил: «Вопрос психологического анализа – вопрос очень сложный. Я лично думаю, что нельзя заменить психологию рефлексологией. Пока будет жив человек, он будет как-то по-своему, индивидуально переживать, чувствовать, ощущать. Анализ этих переживаний для писателя не только закономерен, но и необходим. Он даёт ключ для понимания человеческой сущности» (Литературная газета. 1930. 24 сентября).

Деревенский мужик Николай Заварихин с первых страниц понимает, что Москва – город не простой, он по-простецки оставил багаж плачущей девушке, а вернулся – ни девушки, ни багажа не оказалось на месте. Точно так же произошло и в кабаке, где собиралось «дно» Благуши, в том числе и Митька Векшин, он захотел «блеснуть» богатством, но ничего из этого не получилось: у собравшихся в кабаке свои порядки и свои законы. Один за за другим появляются персонажи: дядя Николая Емельян Пухов, прозванный Пчховым, писатель Фирсов, собирающий материалы; в пивной Николай увидел чуть ли не всех действующих лиц романа, всю «залётную гулящую публику»: пышная красавица-певица, половой Алексей, скромный Митька, бывший помещик Манюкин, вот вошла сестра Митьки, артистка цирка, Николка сразу захотел с ней познакомиться… Потом Фирсов расспрашивает Митьку, Чикилёва, появляется Маша Вьюга, Зинка… читатель узнает биографию Митьки Векшина, он рабочий, затем – красный командир, потом «медвежатник»… Так драматично, весело и непринуждённо развивались трагические события, раскрывались характеры удивительного «дна» Москвы. Во время милицейской облавы Машка Вьюга вовлекла в свои объятия писателя Фирсова, дескать, любовники, Фирсов готов продолжать эти объятия и после облавы, но Манька тут же пресекла его попытки: «Ну, чем, тетеря, чем ты можешь меня прельстить?.. ни золота на тебе, ни чина. Что ты умеешь, кроме своих глупых писаний?» (Леонов Л. Вор. М., 2010. С. 192—193). У Николки Заварзина с Татьяной, артисткой цирка, которая почувствовала в нём мощь и силу, отношения наладились мгновенно, он взял бричку, отвёз Татьяну в лес, пошли гулять, а тут всё и произошло. Заварзин ремонтирует квартиру для совместной жизни. Татьяна предлагает ему деньги для предприятия, а он обещает платить ей проценты с этого долга: «Как мог ты о процентах заговорить, когда я всю себя без остатка тебе предала?» – «Расчёт дружбы не портит…» И вдруг, в бессознательном расчёте на грубое и действенное средство, привлёк её к себе… Было что-то бесконечно кощунственное в этой властной, стремительной ласке почти рядом с мёртвой девочкой за стенкой, но больше нигде вокруг спасенья не было» (Там же. С. 267). Татьяна решила уходить из цирка, но не получила поддержки от друзей и знакомых. Как-то Татьяна рассказала о Векшине такое, что это неожиданно сняло с его образа романтический ореол. А когда Векшин появляется на одном из торжеств, все сразу почувствовали, что он чем-то болен. И Фирсов предлагает свою разгадку этой болезни. Векшину всё время приходят ночью призраки тех, кого он сгубил во время Гражданской войны, не те, с кем схватился в равном бою, а те, кто был повержен его бессовестной злобой, одному из пленных офицеров он отрубил полруки… Вот они-то и приходят по ночам. За честными деньгами он пришёл к Саньке Велосипеду и видит, как корчится бывший его вестовой от жадности, но всё-таки деньги дал. А потом Векшин пришёл к Пчхову и признался в том, что он болен, и в своем доверительном разговоре они выяснили причины этой болезни. «На самом же деле Векшин в тот раз ко Пчхову вовсе не заходил… а… плутал по городу» (Там же. С. 368). Всё это придумал Фирсов в своей повести о Векшине, который с середины повести становился «почти ненавистной автору личностью»: «Он был вор и отребье своего класса, в походе таких, как он, п у с к а л и в р а с х о д без суда» (Там же. С. 369).