С немцами в период между двумя мировыми войнами тогда общался не один Тухачевский, а в целом вся страна, и в первую очередь РККА. Общались как явно — на основе Раппальского договора, но еще больше втихую, на основе тайных соглашений. Две страны-изгоя — лишенная всего после Версальского мира Германия и блокированная Западом Советская Россия — поднимались, опираясь друг на друга, и в первую очередь тайное сотрудничество шло как раз в военной области. Так что сами по себе контакты маршала с немцами, в том числе обмен с ними военно-технической информацией, были не криминалом, а его обязанностями.
Да и что мог такого сверхъестественного передать немцам Тухачевский, расстрелянный в 1937 году, если самое свежее оружие, которое немцы позаимствовали у Советского Союза, был 120-миллиметровый миномет образца 1942 года, который они скопировали с советского миномета 1938 года? Не говоря уже о том, что после прихода к власти Гитлера именно Тухачевский первым в марте 1935 года в «Правде» опубликовал статью «Военные планы нынешней Германии», где было откровенно сказано о том, какую угрозу для Советского Союза представляет фашизм.
О деталях операции против Тухачевского уже давно рассказал мастер подобных игр генерал-лейтенант МГБ Павел Судоплатов. Он же высказал и несколько версий, почему Сталину надо было избавиться от Тухачевского. Какая из версий ближе к правде, сейчас уже дело второстепенное. Главное — что Тухачевского уничтожила та самая государственная машина, которой трудолюбиво служил и он сам.
Конечно, можно говорить о том, что было бы, если бы этот переворот на самом деле был замышлен, если бы Тухачевский пришел к власти, и как бы страна тогда подготовилась к войне. Тем более что одним из пунктов его обвинения были бонапартизм и непомерные амбиции. Но с другой стороны, у военных амбиции всегда вертикальные и структурированные, как и везде, где есть «Табель о рангах». Это некая лестница, по которой шаг за шагом можно подняться на самый верх.
Но военные нередко начинают заниматься также бизнесом или политикой, и тогда их амбиции и привычку к структурированности приходится приноравливать к новым условиям. Что же такое военные в политике, военные во главе государства, что они привносят в гражданскую и политическую жизнь из своей прошлой армейской жизни? И кого вообще можно считать военными в политике?
Зачастую военные приходят к власти с помощью переворотов. Обычно, в условиях политического и экономического кризиса, они как бы перехватывают скипетр, который гражданская власть теряет из-за своей слабости. В современной России ситуация совсем другая, и можно даже сказать уникальная — приход большого числа военных во властные структуры происходил медленно, постепенно и даже планомерно. Без переворотов, путем обычных демократических выборов и последующего наполнения ими органов власти и управления.
Уже с середины 90-х годов президент Ельцин усиленно стал приближать к себе военных. Некоторые даже полагают, что группа «людей в погонах», которая имела уже своих людей в федеральной и московской бюрократии, таким образом начала осуществлять мягкий переворот. Нет никаких оснований всерьез считать, что это был заговор, но известно, что еще до Путина люди из петербургского КГБ постепенно переезжали в Москву и между ними были какие-то связи.
К тому же там же не только из самого КГБ были люди — первым явным кандидатом в «наследники» Ельцина из силовиков был Николай Бордюжа, на 2010 год занимающий пост генерального секретаря Организации Договора о коллективной безопасности. В конце 1998 года он ненадолго был назначен секретарем Совета безопасности России и главой администрации президента. Бордюжа был профессиональным пограничником, хотя можно, конечно, сказать, что он тоже выходец из КГБ, поскольку погранвойска были частью КГБ.
В 90-е годы очень активно продвигался также генерал Андрей Николаев — первый директор Федеральной пограничной службы, — но он был вынужден подать в отставку в 1997 году, когда начал спорить с Ельциным. Вице-премьером одно время был железнодорожный генерал Николай Аксененко, премьером — до того возглавлявший ФСБ и МВД Сергей Степашин. При этом Степашин был питерский, а те же Бордюжа и Аксененко были не из Северной столицы. В выдвижении военных и выходцев из спецслужб был, конечно, и географический фактор, но не он был главным. Основной фактор, наверное, все же был другой — «погонный». Другие вторичные, но тоже важные. Потому что те люди, которые находились в то время на высших постах питерского КГБ, которое потом распалось на несколько частей, были очень влиятельными и дружили с не менее влиятельными людьми в Москве, например с генералом Крючковым или с Примаковым.
Есть такая версия, что в то время, когда перестройка и гласность наносили удар за ударом по главной цитадели КГБ в Москве, были места, где такие удары почти не чувствовались. Они, во-первых, почти не коснулись Службы внешней разведки (СВР), которая оставалась в тени. И они почти не коснулись питерского управления — там тоже было тихо. Надо понимать, что питерское управление отличалось от всех остальных еще и по численности — больше трех тысяч человек. Это была огромная структура, которая стала более сильной, может быть, не из-за того, что в ней служило много талантов и замечательных лидеров, а просто из-за того, что в Москве все слабело, рассыпалось и крошилось.
И хотя Санкт-Петербург возглавлял демократ Собчак, один из немногих мэров крупных городов, выступивший против ГКЧП, тем не менее есть свидетельства, что он был очень дружен с главой городского управления КГБ того времени. Иными словами, он умел наладить связи с силовиками. С другой стороны, это была его обязанность, потому что было бы странно, если бы мэр такого значительного города не налаживал бы связи с ключевыми бюрократами, в том числе силовыми, своей системы.
Бывшие военные оказывались на вершине власти не зря — они были призваны как силы порядка для того, чтобы остановить опасный процесс распада. При этом интересно, что именно профессиональных армейских в высших властных структурах почти нет — в 90-е был на высоком посту секретаря Совбеза генерал Александр Лебедь, а сейчас губернатор в Московской области генерал Борис Громов, и на этом практически все. Среди же тех, кто возглавил федеральную власть, в основном представители не вооруженных сил, а спецслужб. В этом состоит важная российская особенность — ведь если посмотреть на другие страны, то там к власти приходили как раз армейские генералы — те же Пиночет, де Голль, Эйзенхауэр и многие другие.
«Разве КГБ — военные?»
(Из вопросов слушателей радио «Эхо Москвы»)
Военные в широком смысле — это люди в погонах. В любых, в том числе прокурорских. Иначе говоря, это все люди, которые работают в системах, где требуется безусловное подчинение начальнику, где есть принцип единоначалия, есть все ограничения в гражданских правах, которые свойственны для военных, — вот все эти люди военными и являются. И силовыми считаются те ведомства, где есть вооруженная группа людей, которая должна обеспечивать функции этого ведомства. В России сейчас таких ведомств двадцать два.
Можно, конечно, назвать неоправданным обобщением смешивание в одну кучу людей в армейских погонах, милицейских и связанных со спецслужбами. Это и есть обобщение, но следует подчеркнуть, что всем этим системам присущи наиболее важные общие черты и при этом определенное разделение функций.
В России роль мозга силовой системы всегда играли именно люди из спецслужб, которые были силовой элитой. И это действительно особенность нашей страны, потому что элитой армии, например, в Латинской Америке — были летчики.
В СССР же была выстроена система так называемых «троек» — это КГБ, которое определяет задачу и находит врага, милиция, которая хватает врага, и прокуратура, которая обеспечивает «законность» и сажает врага. Армия от всего этого была в стороне, потому что она не занималась внутренними проблемами.
Она и сейчас в стороне — если посмотреть состав Совета безопасности РФ, который по аналогии ближе всего к советскому Политбюро, то из двенадцати человек в нем семеро — силовики, но при этом — среди них нет ни одного армейского! Только разведка, контрразведка и милиция.
Совет безопасности в России — прежде всего политический орган, который действительно можно назвать своего рода «стратегическим Политбюро», поскольку это группа людей, принимающих основные стратегические решения. Но, с другой стороны, было бы странно, если бы в Совет безопасности входили люди, которые не имеют отношения к безопасности. А поскольку политическим устройством в рамках своей роли занимается не армия, а другие силовые ведомства, армейские так и остаются от политики немного в стороне.
