Ван Цзинвэй, ставший на короткое время лидером Гоминьдана после смерти Сунь Ятсена в 1924 г., был главным соперником находящегося на подъеме генерала Чан Кайши. Чан Кайши, гордый и немного страдающий манией преследования, был крайне амбициозным политическим деятелем, твердо настроенным стать великим китайским лидером. Худой, лысый, с аккуратными, по-военному подстриженными усами, он был очень опытным политическим деятелем, но не всегда хорошим главнокомандующим. Он был руководителем военной академии Вампу, и верные ему ученики назначались на ключевые должности. Однако из-за непрекращающейся внутренней борьбы в рядах Национально-революционной армии, а также вражды между различными союзными полевыми командирами, Чан Кайши старался командовать своими военными формированиями издалека, что приводило к путанице и многочисленным задержкам.
В 1932 г., через год после Мукденского инцидента и захвата Японией Маньчжурии, японцы выдвинули подразделения морских пехотинцев в расположение своей концессии в Шанхае, проявляя при этом показную воинственность. Чан Кайши, осознавая, что назревает более серьезный инцидент, начал готовиться. Генерал Ханс фон Сект, бывший главнокомандующий войсками рейхсвера во времена Веймарской республики, побывавший в Китае в мае 1933 г., выступал в качестве военного советника, пытаясь модернизировать и сделать более профессиональной армию китайских националистов. Фон Сект и его преемник генерал Александр фон Фалькенхаузен выступали за длительную войну на истощение, видя в ней единственный шанс в борьбе против гораздо более подготовленной японской Императорской армии. Практически не имея валютных резервов, Чан Кайши решил обменять китайский вольфрам на немецкое оружие.
В то время Чан Кайши был неутомимым модернизатором, черпавшим вдохновение в подлинном идеализме. На протяжении периода, ставшего известным как Нанкинское десятилетие (1928–1937 гг.), под его руководством были осуществлены программы быстрой индустриализации, строительства дорог, военной модернизации и улучшений в сельском хозяйстве. Он также стремился покончить с психологической и дипломатической изоляцией Китая. Одновременно с этим, хорошо осознавая, насколько еще слаб в военном отношении Китай, он старался избегать войны с Японией так долго, как это будет возможно.
В 1935 г. Сталин через Коминтерн дал указание китайским коммунистам создать общий фронт с националистами против японской угрозы. Китайские коммунисты, и в особенности Мао Цзэдун, не очень приветствовали эту новую политику – ведь в октябре 1934 г. Чан Кайши вынудил их начать Великий поход, чтобы избежать полного уничтожения китайской Красной Армии силами Гоминьдана. В действительности Мао Цзэдуна, крупного мужчину с удивительно высоким голосом, считали в Кремле диссидентом, поскольку он осознавал, что интересы Сталина отличаются от интересов Коммунистической партии Китая. Он верил в теорию Ленина о том, что война подготавливает почву для революционного захвата власти.
Москва, с другой стороны, не хотела войны на Дальнем Востоке. Интересы Советского Союза считались намного более важными, чем победа китайских коммунистов в далекой перспективе. Поэтому Коминтерн обвинил Мао Цзэдуна в непонимании «интернационалистской перспективы». К тому же Мао чуть не стал еретиком, заявив, что марксистско-ленинские принципы верховенства пролетариата не подходят в китайских условиях, где авангардом революции должно было стать крестьянство. Он выступал за повсеместную партизанскую войну и создание подполья в тылу японских войск.
Чан Кайши послал своих представителей на встречу с коммунистами. Он хотел, чтобы воинские части коммунистов вошли в состав армии Гоминьдана. В обмен на это они смогут иметь свою собственную территорию на севере, и он прекратит нападения на них. Мао Цзэдун подозревал, что суть замысла Чан Кайши состояла в том, чтобы вытолкнуть силы коммунистов в ту часть страны, где их легко смогли бы уничтожить японцы, начав наступление из Маньчжурии. Чан Кайши, со своей стороны, хорошо понимал, что коммунисты в долгосрочной перспективе никогда не пойдут на компромисс с другой политической силой. Их главной целью было достижение абсолютной власти для своей партии. «Коммунисты – это болезнь сердца, – сказал он однажды. – А японцы – это заболевание кожи».
Пытаясь справиться с коммунистами на юге и в центральной части страны, Чан Кайши мало что мог сделать против японских вылазок и провокаций на северо-востоке. Квантунская армия, дислоцированная в Маньчжоу-го, спорила с Токио, уверяя правительство, что как раз сейчас не время идти на компромиссы с Китаем. Начальник штаба Квантунской армии генерал-лейтенант Хидэки Тодзио, будущий премьер-министр Японии, заявил, что без устранения «угрозы в тылу» в лице нанкинского правительства подготовка к войне с Советским Союзом была бы «крайне опасной затеей».
В то же время политика чрезмерной осторожности Чан Кайши по отношению к японской агрессии привела к росту народного возмущения и к студенческим демонстрациям в столице. В конце 1936 г. японские войска начали наступление в провинции Суйюань, на границе с Монголией, намереваясь захватить угольные шахты и залежи железной руды, находящиеся в этом регионе. Войска националистов контратаковали и отбросили японцев. Это усилило положение Чан Кайши, а его условия для создания единого фронта с коммунистами стали более жесткими. Тем временем коммунисты вместе с различными полевыми командирами на северо-западе страны атаковали части Гоминьдана с тыла. Чан Кайши принял решение полностью уничтожить коммунистов, несмотря на то, что переговоры с ними все еще продолжались. Но в начале декабря 1936 г. он вылетел в город Сиань для того, чтобы встретиться с двумя высокопоставленными командирами армии Гоминьдана, требовавшими занять более твердую позицию по отношению к японцам и прекратить гражданскую войну против коммунистов. Они захватили и удерживали его на протяжении двух недель, пока он не согласился с их условиями. Коммунисты тут же потребовали, чтобы Чан Кайши предстал перед судом народа.
Чан Кайши был освобожден и вернулся в Нанкин. Он был вынужден изменить свой политический курс. В стране царило подлинное народное ликование, так как теперь появилась перспектива национального единства в борьбе с Японией. К тому же 16 декабря Сталин, очень встревоженный заключением Антикоминтерновского пакта между нацистской Германией и Японией, надавил на Мао Цзэдуна и Чжоу Эньлая, более тонкого и дипломатичного соратника Мао, чтобы коммунисты создали единый фронт с националистами. Советский лидер опасался, что если китайские коммунисты продолжат борьбу с националистами на севере страны, то Чан Кайши вступит в союз с японцами против них. А если Чан Кайши отстранят от власти, то его место во главе Гоминьдана может занять Ван Цзинвэй, который вообще не хотел воевать с японцами. Сталин также подталкивал националистов на борьбу с японцами, заставляя их верить, что он может стать на их сторону в случае большой войны с Японией. Он долго держал перед китайскими националистами эту морковку, на самом деле не имея ни малейшего намерения втягивать Советский Союз в войну с Японией.
Соглашение между Гоминьданом и коммунистами все еще не было подписано, когда 7 июля 1937 г. на мосту Марко Поло к юго-западу от Пекина произошло столкновение между китайскими и японскими войсками. Этот инцидент послужил сигналом к началу основной фазы японо-китайской войны. Сам инцидент был откровенным фарсом, продемонстрировавшим всю жуткую непредсказуемость хода событий в такое напряженное время. Во время ночных учений потерялся один-единственный японский солдат. Командир роты, в которой он служил, потребовал, чтобы японским солдатам разрешили войти в китайский город Ваньпин для поисков солдата. Когда ему в этом отказали, он отдал приказ об атаке на Ваньпин. Китайский гарнизон начал отстреливаться. В это же время потерявшийся солдат спокойно сам добрался до своей казармы. Ирония ситуации состояла еще и в том, что на этот раз Генеральный штаб в Токио попытался взять под контроль своих фанатично настроенных офицеров в Китае, ответственных за эту провокацию, в то время как сторонники Чан Кайши оказывали на него давление, требуя не идти больше на компромисс с японцами.
Генералиссимус не совсем понимал намерения японцев и созвал конференцию китайских лидеров. Поначалу разделились мнения и самих японских военных. Квантунская армия в Маньчжурии хотела углубления конфликта, в то время как Генеральный штаб в Токио опасался реакции Красной Армии на северной границе. На реке Амур неделей раньше уже произошло военное столкновение. Однако вскоре руководство японского Генерального штаба все же решило начать полномасштабную войну. Они считали, что смогут разгромить Китай так быстро, что ни Советский Союз, ни западные государства не успеют вмешаться. Подобно Гитлеру, совершившему позднее ошибку в отношении Советского Союза, японские генералы ошиблись, недооценив ту ярость и решимость к сопротивлению, которые вызвало у китайского народа японское вторжение. Им также не пришло в голову, что ответной стратегией Китая станет продолжительная война на истощение.
