- Не надо унывать, - сказал я и тронул Орлика.
Васильков тоскливым взглядом провожал экипаж, въезжавший в деревню. Сколько грустных минут доставит ему эта дорожная встреча, милое девичье личико, надменно не заметившее гвардейского прапорщика, сколько пустых мечтаний родится и умрет в его сердце, пока эту призрачную любовь не раздавят колеса другого экипажа, проносящего мимо следующую красавицу.
II
На деревенской улице нас встретил мой денщик Федор.
- Ваше благородие, я вам квартирку подыскал. На отшибе, мельников дом. Поедете смотреть?
- Я тебе вполне доверяю, - ответил я. - Только покажи, где стоит. А что денщик прапорщика?
- Ихнего благородия денщик за фельдфебелем тягается, и вообще, он не денщик, а шалопут.
- Что же мне с ним делать, - смутился Васильков. - Разве бить?
- Ну, зачем. Воспитывать. Вот мы с Федором друг друга с полуслова понимаем.
- Так мы, Петр Петрович, уже семь лет вместе, - с гордостью отвечал Федор. - С самого Севастополя. Но сказать правду, так и в первые дни я вас не подводил.
Обогнув каменную ограду церкви, мы узкою дорогой между соседних плетней проехали за огороды. Тут дорога недолго пошла олешником, и по выезде из кустов сразу увиделся мельников дом.
Мы спешились и вошли в сени; две двери были здесь: левая - в камору, правая - в комнату, и эту дверь Федор отворил.
Высокий, сутулый старик сидел на лавке у крохотного окна.
Я поздоровался.
- Добрый день, - неприветливо ответил старик. - Такая вот моя хата. Может, грязно, так некому убирать - хозяйка моя умерла, дочки замужем, сыны разошлись по белому свету...
Я осмотрелся. В противоположность словам старика изба показалась мне чистой. Глинобитный пол был выметен, посуда стояла на полке аккуратно, на образах висело свежее полотенце, полати были задернуты чистым холстом.
Старик внимательно за мной наблюдал. Я чувствовал, что мое пребывание ему нежеланно, но кому приятны, подумал я, непрошеные постояльцы. Ночь-две переночую, с него не убудет. Еще и уплачу. Видно, привык к одиночеству, разлюбил людей, вот и противится незнакомцу.
- Я вам не помешаю, - сказал я. - Привези мои вещи, Федор.
- Живите, - нехотя согласился старик.
Мы вышли из избы и поехали в деревню. У ворот поповского дома офицеры, окружив подполковника Оноприенко, что-то весело обсуждали.
- А вы кстати, штабс-капитан, - сказал Оноприенко. - Тут проезжал местный помещик, некий Володкович, весьма любезный человек. Он приглашает нас в свою усадьбу, на ужин. (И с ним дочь - чудо красоты! - добавил поручик Нелюдов.) Каково, Петр Петрович, будет ваше мнение: ехать или отказаться?
Счастливый вид прапорщика Василькова подсказал мне ответ:
- Отчего же не ехать. Эти помещики - большие хлебосолы. И все-таки развлечение.
- Но есть некоторая трудность, - улыбаясь, сказал подполковник. - Я тоже не против поездки, и вы все, господа, хотите ехать, но батарея не может остаться без офицеров. Будет справедливо, если полубатарейные командиры бросят жребий - кому быть здесь.
Полубатарейными командирами были я и поручик Нелюдов. Мне не хотелось ехать к Володковичам, я наперед представлял скуку вежливой беседы, нелепый шум застолья, обжорство, тосты, комплименты смазливой барышне, наутро головную боль, и любому другому офицеру я уступил бы право на поездку добровольно. Но поручик Нелюдов мне не нравился - он был самолюбив, глуп, попал в артиллерийскую батарею по ошибке, настоящее его место было в драгунском эскадроне, где офицеру достаточно умения ездить верхом, махать саблей и пугать голосом солдат, - делать ему подарок я счел за лишнее. Нелюдов вынул гривенник, загадал орла, ловко подбросил монету вверх - она выпала решкой, и офицеры шутливо выразили поручику свое сочувствие. Нелюдов же впал в печаль, словно лишился не ужина бог знает у кого, а отца, матери и большого наследства. Васильков же, наоборот, сиял, будто ему предстояло помолвиться с панной Володкович.
В начале восьмого лучший ездовой Еремин подал к поповским воротам командирский экипаж. Уже ждал нас верховой от Володковича показывать путь. Подполковник Оноприенко в мундире с эполетами, при орденах и шпаге был очень представителен, и мы все выразили удовольствие отличным видом своего командира, что прибавило ему настроения. Возможно, поэтому, ступив в экипаж, он распорядился о выдаче солдатам к ужину водки. Потом подполковник предложил мне оставить коня и ехать вместе с ним в экипаже, от чего я в любезной форме, но решительно отказался, не желая быть связанным. Тотчас в экипаж попросился наш батарейный лекарь Шульман, воспринимавший верховую езду, как род изощренной пытки.
Командир подал знак, и наша маленькая кавалькада тронулась в путь: впереди помещичий верховой, потом экипаж, затем мы - пятеро офицеров. Нелюдов провожал нас завистливым взором.
Проскакав полторы версты, мы свернули на лесную дорогу, по которой шли довольно долго до развилки, отмеченной высоким крестом. Тут проводник повернул налево, и скоро лес кончился. Мы ехали по широкой аллее, обсаженной старыми кленами, уже начавшими желтеть. Нарядная решетка в каменных воротах, замыкавших аллею, была открыта. Миновав их, мы увидали помещичий дом и группу людей на ступенях подъезда, а по флангам его, там, где обычно располагаются львы или сфинксы, стояли два лакея с факелами. Господин Володкович нечто выкрикнул, лакеи наклонили огни к земле, и две маленькие мортирки изрыгнули в нашу сторону пламя, дым и гром.
III
Дом господина Володковича - по восемь окон от крыльца в каждую сторону, в средней части двухэтажный, покрашенный в зеленый и белый цвета, крытый гонтом - на мой вкус, вкус бедного офицера, был настоящий дворец. Не скрою, в моей душе пробудилась сильная зависть. Вероятно, и все мои товарищи испытывали такое же чувство, исключая, может быть, прапорщика Василькова, глаза которого замечали лишь предмет своего восхищения.
Командир и лекарь вышли из экипажа, мы спешились, слуги увели наших лошадей. Господин Володкович представил свое окружение: дочь Людвига, сын Михал, жених дочери - помещик Николай Красинский. Все Володковичи были любезны, подтверждая выражением лиц старинную поговорку, которую произнес с чувством владелец усадьбы - "Гость в дом, бог в дом!".
Затем подполковник Оноприенко представил нас по старшинству чинов, сказал необходимые комплименты, и нас повели в дом, в гостиную. Здесь нас рассадили на канапки, и господин Володкович открыл беседу, заявив, что рад приветствовать гвардейских офицеров не только как хозяин дома, но и как бывший офицер, участник Кавказской кампании. Годы службы - лучшие годы его жизни, сказал он, а военные приключения и встречи в горах и ущельях Кавказа, этого, выражаясь словами поэта, "сурового царя земли", неизживны из памяти. Как не благодарить бога за жизнь в офицерской семье, которая подобно цементу скрепляет дружбу мужских сердец! Как не быть признательным судьбе за знакомство с одним из лучших сынов России - Михаилом Юрьевичем Лермонтовым.
Тут, конечно, господину Володковичу ответствовал наш единодушный возглас удивления.
- Да, да, - продолжал Володкович, довольный действием своего рассказа. - Не скажу, что был дружен, этого не было, а привирать мне совестно, но был знаком, и случилось даже, вместе играли, и Лермонтов оказался в выигрыше, что, вообще-то, с ним бывало редко.
- Может, господин Володкович знал и Мартынова? - спросил кто-то из офицеров.
- Да, - отвечал хозяин, - знал и грешного поручика Мартынова. Не хочу чернить всех кавалергардов*, но те из них, что встречались мне, были пустые люди, и таково, полагаю, большинство в этом полку (офицеры одобрительно закивали); из этого числа был и Мартынов. До сих пор не перестаю удивляться одному: зачем Михаил Юрьевич согласился вести дуэль на пистолетах. По рассказам, он хорошо владел саблей и в бою был хладнокровен, что дает фехтовальщику половину успеха. На пистолетах любой неумека может попасть в противника, ведь пуля - дура. Холодное же оружие полностью исключает случайность...
______________
* Кавалергардия была учреждена Петром I в 1724 году для придания большей торжественности церемонии возложения императорской короны на супругу Екатерину. Кавалергардов было 64 - все дворяне, их капитаном стал сам Петр. По его смерти капитаном кавалергардов была Екатерина I, капитан-поручиком - Меншиков. Позже шефами кавалергардского корпуса являлись фавориты Екатерины II - Орлов и Потемкин. Кавалергардский полк учредил император Павел в 1799 году. Офицерский состав полка формировался исключительно из знатнейших фамилий. Право нести почетную стражу у трона дополнялось для кавалергардов и существенными льготами: например, капитан-кавалергард приравнивался по чину к полковнику других полков; при участии в боевых действиях офицеры-кавалергарды представлялись к орденам за мужество, какое офицерам прочих полков приносило лишь благодарность. Кавалергардский полк редко посылался для участия в военных кампаниях, офицеры его имели свободный ход в Зимний дворец, им малого труда стоила военная карьера. Все это, вместе взятое, вызывало зависть и, естественно, неприязнь со стороны офицеров иных полков. Поэтому легко понять, почему суждение господина Володковича доставило удовольствие его слушателям-артиллеристам.
