Что мог сделать, используя тактический эксперимент Леопольда, генерал поумнее, было продемонстрировано тридцать семь лет спустя на поле боя в Арбедо 30 июня 1422 года. На этот раз миланский военачальник Карманьола – тогда он впервые встретился с конфедератами – начал бой конной атакой. Видя, что атака терпит неудачу, опытный кондотьер тут же прибег к другому виду атаки. Он спешил все свои 6 тысяч тяжеловооруженных всадников[60] и бросил их одной колонной на швейцарскую баталию (у миланцев было еще около 10 тыс. пехоты. – Ред.).Противник, 4 тысячи воинов из кантонов Ури, Унтервальден, Цуг и Люцерн, состоял главным образом из алебардистов; копейщики, арбалетчики составляли только треть всех сил. Обе стороны сошлись, и завязался чистый поединок между копьями и мечами с одной стороны, и пиками и алебардами – с другой. Ударная сила более многочисленного войска превосходила силу противника, и, несмотря на его отчаянное сопротивление, миланцы стали одолевать. Конфедератов теснили с такой силой, что Schultheiss (староста) кантона даже подумал сдаться и в знак этого бросил алебарду на землю. Однако разгоряченный боем Карманьола крикнул, что не дававшие пощады ее и не получат, и продолжал наступление. Он был в шаге от победы[61], когда в тылу неожиданно появились свежие швейцарские силы. Подумав, что это контингент Цюриха, Швица, Гларуса и Аппенцелля, которые, как он знал, были неподалеку, Карманьола отвел свои войска и начал переформирование. А в действительности подошел всего лишь отряд из 600 конников; они не атаковали, но главные швейцарские силы, воспользовавшись передышкой, отступили в полном порядке. Согласно их собственному признанию, потери составили 400 человек; по полученным от итальянцев сведениям – значительно больше. Потери Карманьолы, численно больше, понесены главным образом в ходе неудавшейся кавалерийской атаки в начале сражения.
Из итогов сражений при Земпахе и Арбедо представляется естественным сделать вывод, что продуманное применение спешенных тяжеловооруженных конников могло бы привести к успеху, если его правильно сочетать с применением других видов войск. Этот опыт, однако, больше не повторялся противниками швейцарцев; вообще-то чуть ли не единственным следствием, которое можно с ним как-то связать, является постановление Люцернского совета, где говорилось, что «поскольку у конфедератов не все сложилось хорошо», большая часть армии должна в будущем быть вооружена пиками[62], оружием, которое, в отличие от алебарды, может соперничать с копьем.
Не считая этих двух рассмотренных нами сражений, можно сказать, что за первые 150 лет существования Конфедерации швейцарцам везло: они ни разу не имели дела ни со знатоком военного искусства, ни с какой-либо тактической новинкой, которая могла бы соперничать с их тактикой. Им пока еще приходилось иметь дело с облаченными в доспехи конниками или разношерстными отрядами средневековых слабо обученных пехотинцев. Тактика швейцарцев создавалась для успешной борьбы с этими силами и продолжала сохранять превосходство. Рыцари Австрии, Германии и Бургундии, бюргеры и горожане соседних со Швейцарией земель – никто из них не был выразителем новых способов и каждый, в свою очередь терпя поражения, снова подчеркивал превосходство швейцарцев в военном деле.
Даже самое опасное из когда-либо совершавшихся на Швейцарию нападений, вторжение в 1444 году войска дофина Людовика, состоявшего из наемников, волею судеб сыграло на пользу ее военной репутации. Сражение у Сен-Жакоб-ан-Бирс (1444), каким бы безрассудным и ненужным оно ни было, могло послужить примером, удерживавшим самого смелого противника от того, чтобы лезть в драку с людьми, которые готовы скорее погибнуть, чем отступить. Одержимые мыслью, что их баталия способна преодолеть любое препятствие, швейцарцы, насчитывавшие не более тысячи человек (по другим данным, 1500), умышленно форсировали реку Бирс на виду у армии, превосходящей их в пятнадцать раз. Они на нее напали, прорвали центр, потом оказались окружены превосходящими силами. Вынужденные образовать «ежа», чтобы выстоять против сильнейших атак конницы, швейцарцы до конца дня будто приросли к месту. Дофин бросал на них эскадрон за эскадроном, но все они в беспорядке отбрасывались. В интервалах между атаками французские легкие войска осыпали строй конфедератов метательными снарядами, но, хотя лес пик и алебард редел, он все еще оставался непроходимым. Бой продолжался до вечера, когда все было кончено. На поле вокруг горы трупов швейцарцев остались лежать 2 тысячи арманьяков. Видя, что еще несколько таких побед – и всей его армии придет конец, Людовик вернулся в Эльзас, оставив швейцарцев в покое.
С этого дня швейцарцы могли считать, что их репутация упрямых несгибаемых храбрецов была одним из главных оснований их политического веса. Военачальники и армии, которым в дальнейшем приходилось иметь с ними дело, шли в бой не совсем уверенные в себе. Нелегкое дело вступать в бой с противником, который не отступит перед любым численным превосходством, всегда готов сражаться, никогда не дает и не просит пощады. Противников швейцарцев эти качества перед боем далеко не вдохновляли; пожалуй, можно сказать, что они шли в бой, ожидая поражения, и потому получали его. Это стало особенно заметно в войне с Бургундией. Если сам Карл Смелый не испытывал благоговейного страха перед воинской славой противника[63], этого нельзя сказать о его войске. На значительную часть его разношерстной армии ни в одном опасном кризисе нельзя было положиться: немецким, итальянским и савойским наемникам было хорошо известно о страшных приемах ведения войны швейцарцами, и они инстинктивно уклонялись от ощетинившихся пиками баталий. Герцог мог построить своих людей в боевые порядки, но не мог быть в них уверенным. У воинов в ушах постоянно звенело старинное присловье: «Бог на стороне конфедератов», так что еще до нанесения удара они были наполовину разгромлены. Карл стремился повысить боеспособность своей армии, набирая из каждой воевавшей европейской страны те рода войск, которыми та была знаменита. Бок о бок со средневековыми рыцарями, его бургундскими вассалами, шагали лучники Англии, аркебузиры Германии, легкие конники Италии и копейщики Фландрии. Но герцог запамятовал, что, собирая под свое знамя такое множество национальностей, он отбрасывал прочь сплоченность, которая так важна в сражении. Без взаимного доверия или уверенности, что любой товарищ по оружию пойдет на все ради общего дела, солдату будет не хватать твердости. Сражение при Грансоне (1476) было проиграно лишь потому, что еще до вступления в бой у пехоты в решающий момент сдали нервы.
В начале сражения швейцарцы только начали выходить из дефиле, что дало тактическое преимущество войскам Карла, однако он упустил время и атаковал одну баталию швейцарской армии, когда она уже построилась. Ему, однако, пришлось усвоить, что армия, сильная боевым духом и однородная по составу, в совершенстве владеющая своим оружием, может побеждать, несмотря на любые неблагоприятные условия. Швейцарская баталия отразила атаки бургундцев, а затем начали подходить все новые и новые отряды швейцарцев, которые перестраивались из походного в боевой порядок. Отход правого крыла бургундского войска, предпринятый с целью дать возможность открыть огонь бомбардам, был принят расположенной позади пехотой за отступление. Началась паника, которая перекинулась и на подходившие главные силы бургундцев. Карл пытался остановить бегущих, но тщетно. От полного разгрома бургундцев спасло то, что у швейцарцев не было конницы. Поэтому преследование велось до бургундского лагеря. Бургундцы потеряли 1500 человек (из 20 тысяч), швейцарцы 250 человек (из 18 тысяч). Грансон стал еще одним примером бессилия самой лучшей конницы перед лицом их баталий; бургундская пехота, бежав, в сражении почти не участвовала.
Рис. 2. Схема сражения при Грансоне, 1476 г.
Второе крупное поражение от рук швейцарских конфедератов герцог Бургундский потерпел из-за куда более вопиющих просчетов. При осаде Муртена (1476) его армия (18 – 20 тысяч) была поделена на три части. Главные силы находились в лагере. Помимо сил, прикрывавших Муртен, пришлось отрядить 2 тысячи пехоты и 300 «копий» (рыцари с оруженосцами) для защиты от внезапной атаки швейцарцев и их союзников с северо-востока. В ночь на 22 июня шел сильный дождь, он продолжался и утром, когда бургундцы заметили разведку союзников. Но Карл был убежден, что в этот день швейцарцы наступать не будут, поэтому пренебрег разведкой и сохранением боевой готовности войска. Швейцарцы жаждали цюрихцев и, как только те подошли, решили в этот же день атаковать и двинулись на Муртен через лес. На опушке леса войско союзников (швейцарцы, страсбуржцы, герцог Лотарингский, всего 26 тысяч человек) развернулось в боевой порядок. Он состоял из трех баталий копейщиков и алебардистов, между которыми построились рыцари (не менее 1800) и стрелки. В первой линии находились две баталии и рыцари, во второй линии одна баталия.
