Для Гитлера Ленинград был первой из крупных стратегических целей. И эта цель была почти достигнута. Командующий группой армий «Север» фон Лееб сосредоточил основные силы для наступления на город с юга, в направлении на Пулковские высоты /56/ — последнюю естественную преграду, прикрывающую собственно городские окраины. Советские войска были измотаны, зачастую деморализованы, но отступали с боями, хотя подчас и дезорганизовано. Трудно сказать, является ли то, что произошло в дальнейшем, личной заслугой Жукова. Несомненно, что здесь, как и позже под Москвой, он продемонстрировал огромную энергию и беспощадную строгость к подчиненным. Без его письменного приказа не могла быть оставлена ни одна позиция. Мало того, он потребовал, чтобы все имеющиеся в наличии силы были использованы для непрерывных контратак. На фронт были брошены все способные держать в руках оружие. На берег сошли моряки Балтийского флота: сформированные бригады морской пехоты сражались в окопах или предпринимали попытки высадиться в тылу противника. Решающая роль принадлежала артиллерии, создавшей плотный огневой заслон на пути вражеских танков. Спасительной мерой явилось массированное использование мощной корабельной артиллерии[15]. Самые опасные моменты были пережиты во второй декаде сентября.
Атаки немцев на Пулковские высоты повторялись день за днем. Советские солдаты дрались на позициях, которые становились все более шаткими. Именно в этот момент Гитлер вынужден был отвести от Ленинграда часть войск для наступления на Москву. Дата их отвода долгое время отодвигалась в надежде, что Ленинград вот-вот падет. Но ждать больше было нельзя. К концу сентября сократившиеся силы фон Лееба ослабили нажим. Советское сопротивление не было сломлено.
Хотя Ленинград устоял, его положение внушало самую острую тревогу. Огромный город со сравнительно большой массой войск в собственно городских пределах (три армии плюс Балтийский флот) оказался полностью отрезан от остальной страны, причем в такой момент, когда все усилия были сосредоточены на обороне Москвы. Кстати, и сами немцы, снимая с ленинградского направления часть войск, были убеждены, что путем осады вместо прямого наступления они наверняка прорвут оборону города. По их планам Ленинград, подобно Москве, подлежал полному уничтожению. С сентября они подвергали его массированным воздушным налетам. Потом начали систематически обстреливать из артиллерийских орудий. В сентябре были дни, когда обстрел длился более 18 часов[16]. Гитлеровское командование считало город обреченным. Предложение о его капитуляции приказано было не принимать, даже если оно будет сделано. Жители должны были погибнуть в самом городе: предполагалось разве что оставить небольшие проходы, чтобы позволить какой-нибудь жалкой кучке уцелевших гражданских лиц бежать на восток и наводить там ужас своими рассказами. По замыслам, лишь весной немецкие войска должны были войти в Ленинград: им надлежало уничтожить то немногое, что еще выжило, и сровнять с землей все уцелевшие строения[17].
Советские войска тщетно пытались прорвать блокаду. Вначале /57/ надежды возлагались на 54-ю армию, оставшуюся по ту сторону окружения, к югу от Ладоги. В Ленинграде ходили даже легенды о скором подходе этой «армии-спасительницы»[18]. Ее первые атаки с внешней стороны кольца начались в сентябре, когда еще шли бои вокруг города, но немецкую оборону она прорвать не смогла. Безрезультатной была и вторая попытка, предпринятая в октябре. Напротив, инициативу вновь захватили немцы. Поскольку единственный путь сообщения между Ленинградом и остальной страной проходил по водам Ладожского озера, они попытались сомкнуть вокруг города второе кольцо, соединившись к востоку от озера с финнами, наступавшими с севера. Захватив в ноябре Тихвин, немцы действительно сумели перерезать единственную советскую железную дорогу, подходившую к Ладоге. План их, таким образом, мог считаться практически осуществленным.
Историки не раз задавались вопросом, все ли возможное было сделано с советской стороны, чтобы сорвать этот план[19]. Жуков обвинил маршала Кулика, командовавшего тогда 54-й армией (позже его понизили в должности), в том, что в сентябре он действовал пассивно. Но и сменивший Кулика генерал Хозин не смог добиться большего в октябре. Другие советские генералы впоследствии ссылались на объективные причины, объясняя повторные неудачи на этом участке фронта: хромали и вооружение, и организация[20]. Один любопытный эпизод, однако, наталкивает на мысль, что Ленинградский фронт, возможно, недооценивался правительством. После падения Тихвина 14 ноября, престарелый Председатель Президиума Верховного Совета СССР Калинин, который никак не принадлежал к числу людей, известных своими личными инициативами, написал Сталину письмо, побуждающее ускорить принятие мер к спасению Ленинграда. Калинин подчеркивал, что, покончив с Ленинградом, немцы поведут наступление на Вологду, чтобы перерезать главный путь, по которому в Советский Союз начала поступать помощь из Америки. Сталин признал, что замечания Калинина обоснованны, и обещал сделать все необходимое. Делалось ли все необходимое раньше? Нам известно слишком мало об этом необычном эпизоде, чтобы мы могли извлечь из него решающие выводы[21]. Не следует забывать, что в эти самые дни решалась и судьба Москвы. Как бы то ни было, факт тот, что в конце ноября, когда Москва была вне опасности, советские войска развернули наступление на севере и отвоевали Тихвин. Тем самым Ленинграду вновь была обеспечена тоненькая струйка кислорода, минимально необходимое условие для поддержания жизни города[22].
Трагедия блокады: умирающий город
До войны в Ленинграде насчитывалось более 3 млн. жителей, почти 3,5 млн., если считать с пригородами[23]. Летом 1941 г., здесь, как и в других районах, оказавшихся под угрозой, началась эвакуация населения и части промышленности. Много детей было вывезено /58/ со школами и детскими садами на юг от города, где имелось больше всего летних лагерей. Размещение их там было нелегким делом. Материальные возможности для этого были довольно скромными. И именно с этой стороны нагрянула армия захватчиков. Большую часть вывезенных детей пришлось в спешном порядке доставить обратно в город[24]. Что касается взрослого населения, то оно было настроено против отъезда. Жители не верили в опасность: подробностями об успехах вражеского наступления официальные сводки, разумеется, не изобиловали. Вплоть до самого последнего момента и сами городские власти не осознавали всей тяжести положения. Они даже одобрительно отзывались о стремлении людей остаться в городе как о признаке патриотизма[25]. Если верить официальной статистике, до начала блокады было эвакуировано 636 203 человека, но один из руководящих работников, посвященный в истинное положение дел, опроверг впоследствии эту цифру, утверждая, что число эвакуированных не превышало 400 тыс.[26] В то же время в Ленинград нахлынули — и в сентябре еще оставались в нем — многочисленные беженцы из районов, оккупированных немцами. Один из очевидцев рассказывает, что улицы казались даже более многолюдными, чем до войны[27].
Начальник снабжения Павлов подсчитал, что в городе оставалось 2544 тыс. жителей, в том числе 400 тыс. детей, плюс 343 тыс. человек в пригородной зоне, попавшей в кольцо блокады. Всех этих, людей нужно было кормить. Сверх того, были военнослужащие. Продовольствие и горючее для Ленинграда завозились из других областей. К тому времени, когда кольцо окружения замкнулось, руководство было вынуждено констатировать, что имеющиеся запасы совершенно недостаточны: они способны были покрыть потребности города на срок от 30 до 60 дней[28]. К этому прибавились катастрофические последствия бомбардировки 8 сентября, когда были разбомблены и сгорели знаменитые Бадаевские продовольственные склады. Относительно размеров причиненного ущерба позже высказывались противоречивые суждения. Некоторые утверждали, что это и была одна из главных причин наступившего затем голода; другие склонны были придавать этому обстоятельству меньшее значение[29]. Для города, во всяком случае, это был жестокий удар. Были немедленно приняты меры к строгой инвентаризации продовольственных запасов, разукрупнению складов с целью уменьшить возможный урон от воздушных бомбардировок и сокращению потребительских рационов. В первое время тем не менее они оставались относительно большими по той простой причине, что в сентябре никто еще не свыкся с мыслью о предстоящей многомесячной блокаде. Позже городские власти будут горько сожалеть об этой щедрости[30].
Новые поступления могли доставляться теперь только по Ладоге. Но озеро никогда не использовалось в транспортных целях. На нем не было ни паромов, ни причалов. На лесистом западном /59/ берегу спешно оборудовали маленький порт в Осиновце — узенькая щель для столь крупного города и к тому же без надежного выхода к железной дороге. На берегу теперь скапливался народ в ожидании эвакуации, но не было средств для переправы[31]. Все, что двигалось по воде, становилось мишенью немецких бомбардировщиков. Хотя советские моряки и в этих условиях умудрялись перевозить большое количество грузов, снабжение, обеспеченное таким путем, было совершенно недостаточным: оно не покрывало и трети городских потребностей. В конце октября штормовые ветры — осенью они отнюдь не редкость в здешних местах — на несколько дней прервали навигацию. Затем необычайно рано наступил ледостав, затруднивший движение судов, которое становилось все более редким и наконец 15 ноября совсем прекратилось; Напомним, что это было в тот самый период, когда немцы овладели Тихвином. Единственной связью с Ленинградом стал воздушный мост. Но то, что летчики при всей своей самоотверженности могли доставить по воздуху, было каплей в море[32]. С этого момента началась самая страшная из ленинградских зим.
