Таким образом, король уже со своей стороны мог щедрой рукой предоставить Ангеррану должность, источник дохода и фьефы. Использовав предоставленную Николя де Фревилем возможность и показав свои способности, Мариньи мог отныне обходиться без покровителей и посредников: действуя на глазах короля, он очень быстро добился неслыханных милостей и широчайших полномочий и, как мы увидим позже, сполна насладился ими через десять лет.
3. Характер и масштабы власти Мариньи
Чтобы оценить, какого размаха достигала власть Мариньи, мы обратились к трем типам документов, сопоставляя и согласовывая извлеченную из них информацию. Юридическая неоднозначность ситуации и отсутствие ее точного статуса лишают нас возможности обратиться к какому-либо документу, который дал бы недвусмысленные и точные ответы на все наши вопросы. Помимо официальной должности и предоставляемых ею прав и обязанностей Мариньи пользовался широчайшими полномочиями, не отраженными ни в какой его титулатуре. Поэтому выводы мы сможем составить только из изучения документов, сильно отличающихся друг от друга. Прежде всего это официальные документы суверенов, сеньоров и лиц облеченных государственными полномочиями, затем пометы (extra sigillum) в актах короля, к которым мы присовокупили также фрагменты найденных в отеле надписей на табличках, и, наконец это свидетельства современников Мариньи, изученные нами, во-первых, с точки зрения содержащейся в них информации, а во-вторых, с точки зрения высказанного или переданного автором общественного мнения.
Официальные документы сухо и точно сообщают нам титулы и должности интересующих нас лиц, которые теоретически должны соответствовать их роду деятельности. Здесь мы не брали в расчет тех документов, где Мариньи упоминается лишь как «Ангерран де Мариньи, сеньор де Менневиль» или «Ангерран, сеньор де Мариньи», поскольку это может пролить свет лишь на его положение в феодальной иерархии.
Чаще всего он поименован «рыцарем и камергером Короля» («miles et cambellanus Regis»), именно поэтому сам он называл себя «Ангерран де Мариньи, рыцарь и камергер господина нашего, Короля Франции».[516] Один раз в своей титулатуре он опустил слово «рыцарь», но это было продиктовано характером документа.[517] За редкими исключениями, в королевских актах его имя всегда фигурирует вместе с этими титулами; например, в 1305 г.: «наш рыцарь и камергер» («miles et cambellanus noster»);[518] в 1310 г.: «наш возлюбленный и преданный рыцарь и камергер, Ангерран…»;[519] также в 1314 г.: «наш возлюбленный и преданный рыцарь и KaMeprep».[520] В своем завещании королева Жанна упоминает его с теми же титулами,[521] то же относится и к Карлу Валуа,[522] Гоше де Шатильону[523] и Гастону де Фуа.[524] В письме королю кардинал Раймонд де Го отметил: «благородного мужа… вашего рыцаря и камергера» («noblem virurn… militem et cambellanum vestrum»).[525] Таким образом, с некоторыми изменениями в расстановке титулов называли Мариньи архиепископ Руанский, Бернар де Фарж,[526] епископ Пюи, Жан де Коммин,[527] нотариус Ами д'Орлеан и его коллега Жан Камель.[528] Очевидно, что если и королевские нотариусы, и писец знатного феодала или прелата, и папский нотариус, все эти абсолютно разные люди назвали Мариньи настолько четким и ясным титулом, то это означает, что и титулатура, и каждая из двух ее составляющих полностью соответствовали реальности.
Но как только мы покидаем пределы королевской администрации, четкость в определениях тут же исчезает; если крупные феодалы все же употребляют подобные титулы, то иностранные суверены с этим не считаются. В папских регистрах, за неимением утраченных булл, Мариньи назван «рыцарем» («miles»),[529] затем «камергером… Короля» («camellano… Regis»)[530] и даже «камергером… Короля Филиппа» («ciambellanus Philippi Regis…»).[531] Наконец, Эдуард II в письме своему тестю упоминает «господина Ангеррана де Мариньи, вашего рыцаря» («dominus Ingelramus de Maregny, miles vester»).[532] Подобные свидетельства, исходящие от папы и английского короля, говорят нам и о том, какой представляли себе роль Мариньи при дворах иностранных суверенов. В мае 1307 г. при дворе у понтифика его еще воспринимают как обычного королевского рыцаря, ничем не отличающегося от других. После прибытия королевского двора в Пуатье сановные лица папского двора получше узнали Мариньи и увидели в нем одного из приближенных короля. Функция служащего в то время преобладала над остальными: именно ему, как мы увидим, было поручено заняться организацией пребывания двора. Совершенно естественно, что его стали воспринимать главным образом как королевского камергера, и титул рыцаря перестал появляться в документах. Напротив, Эдуарду II было известно, что Мариньи, являлся дипломатом, поэтому он не упомянул титула камергера, придавая ему очень малое значение.
Изучая пометы (extra sigillum) в королевских грамотах (lettres patentes), мы смогли узнать о тех делах, которыми Мариньи занимался по поручению короля. Более того, мы посвятили этому вопросу отдельное исследование. Тот факт, что Мариньи имел возможность руководить составлением этих документов, возможно, Указывает на его членство в Совете. Документы эти затрагивали в основном финансовые или домениальные вопросы, чаще всего не имеющие никакого отношения к делам королевского отеля. Можно расценивать их как проявление достаточно широких и не вполне определенных полномочий, существование которых материально и юридически объясняется присутствием Ангеррана в Совете.
Сохранились восковые таблички со счетами отеля за первый семестр 1307 г.[533] Количество выплат, произведенных по указу Мариньи, довольно значительно, и если бы эти свидетельства сохранились полностью, на их основе можно было бы сделать весьма любопытные выводы. Эти таблички регламентируют денежный оборот в отеле и сообщают нам о том, что Мариньи действительно выполнял обязанности камергера, не пренебрегая проверкой расходов на уровне цирюльника Лорана или какого-нибудь сержанта. Тем не менее он не долго занимался делами такого рода; к тому же мы не знаем, встречалось ли в аналогичных документах 1311 или 1313 гг. имя Мариньи. В последние годы правления Филиппа Красивого, особенно после 1311 г., он, скорее всего, оставил управление отелем другим камергерам и своему доверенному лицу, Мишелю де Бурдене, сохранив тем не менее при себе свой титул и предоставляемые им финансовые преимущества.
Свидетельства современников также не проясняют для нас характера власти Мариньи. Хотя те, кто излагал свои впечатления об истории своего времени, желали скорее создать в воображении своих потомков некую, порой карикатурную, картину, чем сообщить им фактическую информацию, тем не менее они дали нам убедиться в значимости власти Ангеррана. Безусловно, мы должны делать скидку на приукрашивание реальности авторами и на их личные пристрастия, а также, довольно часто, на их плохую информированность, но это, в свою очередь, свидетельствует о том, сколь широко бытовали различные мнения о нашем герое, а также дает нам возможность узнать, что в той или иной среде говорили об Ангерране де Мариньи за его спиной. Нам также будет a priori необходимо помнить о том, что качество информации зависело в немалой степени от социального положения и от географического местопребывания рассказчика.
Среди сведущих свидетелей, в силу их компетентности, объективности суждений и беспристрастности, можно назвать арагонских послов, присутствовавших на Вьеннском церковном соборе. Через двенадцать дней после приезда Мариньи они, составляя письмо Хайме II, не преминули обсудить персону Ангеррана, но нужно заметить, что этот человек был им совершенно не известен, поскольку они посчитали необходимым объяснить своему господину, кто это такой, в таких словах: «Рыцарь Ан Герра, один из лучших (majors) в Совете короля Франции»;[534] месяц спустя они испытывали все те же затруднения, произнося его имя, и продолжали писать «Ан Герра»,[535] что только увеличивает для нас ценность их суждения: настроенные не в пользу Мариньи, свидетели воспринимали его как одного из главных советников короля. В 1315 г. арагонский посланник Хуан Лупи написал в своем донесении: «Engerranus, secundus rex in Francia»,[536] Ангерран, второй король Франции!
Королевский нотариус Пьер Барьер примерно в конце 1313 г. перед своей поездкой ко двору понтифика очертил в докладной записке папе положение Ангеррана в окружении короля: этот человек в курсе всех секретов государя, всех его дел, единственный, кто разбирается в финансовой ситуации; в действительности именно Мариньи в присутствии короля дал Пьеру Барьеру сугубо конфиденциальные инструкции, абсолютно противоположные решению Королевского совета; перед этим Ангерран переубедил Филиппа Красивого, сыгравшего пассивную роль в этом деле.[537]
