Флёри был слепым. Моторные ощущения давали ему образы, которые зрячий взрослый человек обычно наблюдает в виде "картинок" перед мысленным взором.
Обладавшие зрением феноменальные счетчики Монде и Кальбюре ясно видели, как перед их внутренним взором словно выстраиваются ряды цифр. Им оставалось лишь прочесть эту запись.
Метод счетчика Иноди был еще проще. Ему казалось, что вместо него считает какой-то голос; пока этот голос производил вычисления, Иноди мог разговаривать с кем-либо или играть на флейте.
А. Эйнштейн писал, что его образы являются "зрительными или двигательными". Слова же появляются "лишь на второй стадии". "Слова, написанные или произнесенные, не играют, видимо, ни малейшей роли в механизме моего мышления".
А вот психолог Г. Пойя писал:
"Я думаю, что решающая идея, которая приводит к решению проблемы, достаточно часто бывает связана с хорошо выбранным словом или фразой. Слово или фраза проясняют ситуацию… дают вещам объем".
К сожалению, многие психологи грешат тем, что свой личный метод восприятия они укладывают в основание общих теорий. Такими являлись, к примеру, бихевиористы, ставившие в основу памяти моторные функции. Основоположник этого направления Дж. Уотсон рассматривал мышление как скрытую моторную активность, выступающую заместителем действия.
Другим примером однобокого подхода можно — увы! — назвать современную систему образования в нашей стране, которая рассчитана на "слуховой" тип восприятия того, что говорит учитель, тогда как для многих видов деятельности требуются развитые зрительное воображение, эмоциональная культура, движения, логика.
Когда советская школьная система еще на закостенела, многие понимали, что необходимо учитывать особенности детского восприятия. Известный советский педагог Сухомлинский писал:
"Изучая мышление тугодумов, я все больше убеждался что неумение осмыслить, например, задачу — следствие неумения абстрагироваться, отвлекаться от конкретного. Надо научить ребят мыслить абстрактными понятиями. Пусть Валя не рисует в своем воображении конкретный образ волка, пусть ее мысль не останавливается на там, как коза тянется к капусте".
По мысли Сухомлинского, надо учить создавать образы. Но эти образы — не просто мысленная фотография, "зрительный образ" выделяет существенно важную черту предмета. Такие образы основаны на зрительной памяти, но могут сильно разниться от внешнего вида объектов.
А. Эйнштейн во время своих размышлений использовал не абстрактные понятия типа "система отсчета", "электромагнитные колебания", а привлекал такие мысленные образы, как движущиеся градуированные стержни и морские волны.
Томас Юнг открыл интерференцию света, исходя из рас-суждений о морских волнах:
"Предположим, что некоторое число одинаковых волн движется на поверхности стоячего озера с некоторой постоянной скоростью и входит в узкий туннель, идущий от озера; предположим затем другую подобную причину, возбуждающую другую серию одинаковых волн, которая достигает того же туннеля с той же скоростью, в то же время, что и первая. Или одна серия волн будет разрушать другую, или их действие будет комбинироваться; если они вступят в туннель таким способом, что пучность одной серии совпадет с пучностью другой, то они вместе должны произвести серии больших соединений пучностей; но если пучность одной серии окажется соответствующей пучности другой, они должны точно наполнять эти впадины, и поверхность воды должна оставаться гладкой".
Это представление Т. Юнг переносит на световые волны:
"В настоящее время я думаю, что подобные эффекты имеют место и в том случае, когда две порции света смешиваются подобным образом; и это я называю общим законом интерференции света… Всякий раз, когда две порции одного и того же света достигнут глаза различными путями или точно, или приблизительно одинакового направления, свет становится более интенсивным, если разность путей есть кратное некоторой длины, и менее интенсивным в промежуточных состояниях интерферирующих частей, и эта длина различна для света различных цветов".
Чтобы проверить свои рассуждения, Т. Юнг поставил ряд экспериментов. Свет в те времена считался потоком корпускул. В эксперименте Т. Юнга свет повел себя как волна, создавая темноту в определенных точках. "Вот бесспорно самая странная из гипотез, — писал Араго. — Неожиданностью было видеть ночь среди ясного дня в точках, которых свободно достигали солнечные лучи, но кто бы мог подумать, что свет, слагаясь со светом, может вызвать мрак".
Эйнштейн рассказывал, что создал свою теорию относительности не сидя за столом, а лежа на холме. Когда он смотрел вверх полузакрытыми глазами, солнце пробивалось сквозь его ресницы, распадаясь на тысячи мелких лучиков. Он задумался, что было бы, если бы он мог совершить поездку на одном из этих солнечных лучей, и представил себя самого совершающим путешествие через Вселенную. Воображение отправило его в такое место, где, согласно его теоретическим знаниям, он находиться не мог. Полагая, что его воображение дает более правильную картину, чем полученное им образование, Эйнштейн разработал новый математический аппарат, призванный привести математику в соответствие со своими умственными картинами.
Именно такие образы — луч света, морские волны — и должны фигурировать при объяснении (конечно, требуется использовать и более точные понятия — но уже позднее, при переходе на стадию непосредственного подсчета).
Математик Ж. Адамар писал:
"[Зрительные] образы имеют скорее символическую, чем изобразительную связь с рассматриваемыми математическими идеями".
В своей книге, посвященной психологии творчества, он приводит высказывание одного экономиста:
"Мне понадобилось много времени, чтобы понять, что странный символический образ, сопровождавший слово "стоимость", был частью расплывчатого изображения человека, кладущего что-то на весы".
Даже при игре в шахматы, где, казалось бы, требуется именно зрительная память, шахматисты манипулируют в голове именно образами!
А. Алехин, описывая мышление шахматиста при игре вслепую, писал, что "играющий не пытается воспроизвести перед своими глазами всю доску с ее белыми и черными клетками, белыми и черными фигурами, как полагает большинство непосвященных, но он припоминает только какой-нибудь характерный ход, конфигурацию части доски, наподобие того, как в жизни мы вспоминаем о каком-нибудь знакомом, книге или вещи. Так играю я, так играют, насколько мне известно, все мастера игры вслепую".
Иногда, впрочем, согласно А. Алехину, шахматист использует не образное, а зрительное представление в чистом виде, но в особых случаях:
"Зрительная память, т. е. способность представления, призывается на помощь лишь тогда, когда в особо критический момент нужно проверить положение, выяснить возможное заблуждение и т. п.".
Следует сделать оговорку: зрительные образы — не зрительная память, но основываются образы все же на элементах зрительной памяти. Образ "богатства" не удержался бы в голове, если зрительная память не запомнила бы человека, кладущего что-то на весы.
Как тренировать зрительную память?
Одно из упражнений дается в книге Р. Киплинга "Ким". Пред Кимом его старый учитель Лурган выкладывал горсть драгоценностей, после чего разрешал Киму смотреть столько, сколько он захочет. Затем Ким должен был по памяти воспроизвести увиденное. Вместе с Кимом это упражнение делал маленький индус, который уже занимался развитием памяти достаточно продолжительное время. Ким начал перечислять.
"Там под бумагой пять синих камней: один — большой, другой — поменьше и три маленьких, — сказал Ким торопливо, — четыре зеленых камня, и… и… я насчитал тринадцать, но два забыл. Нет. Один был из слоновой кости, маленький коричневый и… и…". Ким больше не мог ничего вспомнить.
"Послушай мою запись, — сказал маленький индус, — во-первых, имеются два поцарапанных сапфира, один с двумя бороздками, один — с четырьмя. Насколько я могу судить, сапфир с четырьмя бороздками отшлифован с краю. Затем там находится туркестанская бирюза, полная зеленых жил, и еще две с надписью: одна с именем бога, написанная золотом, и другая — треснувшая поперек; она вынута из старого перстня, и я не мог ее прочесть. Значит, у нас пять синих камней. Еще там четыре блестящих изумруда, но один в двух местах пробуравлен, а другой немного пробит". "А вес их?" — спокойно спросил Лурган. "Три, пять и четыре карата, как мне кажется. Там еще кусок старого зеленоватого янтаря и дешевый осколок топаза из Европы. Там также есть кусок китайской гравированной слоновой кости, изображающей крысу, которая высасывает яйцо, и там, наконец, шарик из кристалла величиной с боб, вделанный в лист золота".
