Крайне тяжелое положение сложилось в 1920 году в Тульской парторганизации. «Рабочая оппозиция», которую возглавил Н. В. Копылов с оружейного завода, сумела получить большинство в составе Тульского губкома. Москва под предлогом направления Копылова на другую работу решила отозвать его в свое распоряжение, что вызвало бурю негодования у местных коммунистов. В ответ председатель губисполкома Н. Н. Осинский при поддержке центра учинил форменную расправу над пролетарскими кадрами, после чего (с мая по ноябрь 1920 года) численность местной организации сократилась в два раза, а во время прокатившейся по заводам волне забастовок аресту подверглись около 3,5 тыс. рабочих[342]. Аналогичная ситуация сложилась и в крупном поволжском регионе – Самарском. Местная губернская партконференция, состоявшаяся в сентябре 1920 года, также избрала губком, в котором большинство оказалось за сторонниками «рабочей оппозиции»[343]. Они начали активное «орабочивание» всех властных структур и подавление «придерживавшихся иного образа мысли», занялись перетасовкой кадров и т. д.[344] Лишь с большим трудом при поддержке центра положение удалось выправить. На Урале Пермский губернский комитет неизменно поддерживал популярного в пролетарской среде Г. И. Мясникова[345].
При перечислении индустриальных регионов страны, ставших оплотами «рабочей оппозиции», бросается в глаза отсутствие в списке восточной Украины, а ведь в Донбассе было сосредоточено значительное количество российского пролетариата. Но в 1920–1921 годах здесь наблюдалась полная разруха. После окончания масштабных военных действий большая часть рабочих этого региона ушла в Россию, а немногие оставшиеся были деморализованы и занимались мелкой спекуляцией. Еще на VIII конференции РКП(б) в декабре 1919 года прозвучало заявление: «В Донецком бассейне пролетариат как класс не существует»[346]. Конечно, распыление пролетариата наблюдалась и в других индустриальных центрах: Гражданская война ни для кого не прошла бесследно. Например, в 1920 году численность металлистов по сравнению с 1913 годом составляла 78,7 %, горняков – 56,5 %, а удельный вес текстильщиков сократился до 27,3 %.[347] В. И. Ленин сетовал на то, что «цвет рабочих ушел на фронт и в деревню»[348]. Соответственно сокращались и производственные профсоюзы, что стало заметно к окончанию войны. И вместе с тем на этом фоне наблюдалось резкое увеличение числа госслужащих: их профсоюз, в первой половине 1918 года насчитывавший всего 50 тыс. человек, к началу 1920-го вырос до 550 тыс., а к июлю 1921-го превысил один миллион, превращаясь в ядро советских профсоюзов[349]. Аналогичные процессы происходили также в самой партии, где неуклонно повышался удельный вес служащих: их приток во многом и обеспечивал общий рост большевистских рядов. Все это и стало объективной причиной для возмущения рабочих-коммунистов, занятых в промышленности.
Недовольство, зародившееся в индустриальных регионах, начало выходить на всероссийский уровень. Впервые достаточно четко оно обозначилось на IX конференции РКП(б) в сентябре 1920 года. С резкими речами выступили С. П. Медведев (от металлистов), И. И. Кутузов (от текстильщиков) и Ю. Х. Лутовинов. Они обрушились на засилье интеллигентов во всех партийных структурах и органах власти. Эта тема получила активное развитие в ходе заседаний[350]. С. П. Медведев прямо требовал гарантий, что половина состава губернских комитетов будет оставлена за рабочими представителями[351]. И. И. Кутузов рассказал делегатам, как трудно стало выступать в пролетарской аудитории, из-за чего многие функционеры всячески избегают приезжать на производство. Критикуя специалистов из интеллигенции, он призвал «держать их в ежовых рукавицах, как они нас держали»[352]. Эта критика не оставила равнодушным председателя ВЦИКа М. И. Калинина. Видный руководитель партии и сам в прошлом рабочий-токарь живо откликнулся на поднятую проблему. В своем выступлении он сравнил старую (подпольную) партию и новую (т. е. нынешнюю), причем сравнение оказалось не в пользу последней. Ранее, подчеркивал Калинин, чувствовался приток пролетарских кадров из крупных индустриальных центров страны, благодаря чему буржуазные интеллигенты самой работой, самой жизнью неумолимо выталкивались из партии[353]. Однако ситуация изменилась, и теперь мелкобуржуазным кадрам, в большом количестве приходящим в партию, уже не приходится менять привычный образ жизни. Мы, заключил Калинин, являемся свидетелями борьбы между ними и пролетарской частью; борьба «за господство, за влияние в партии и происходит на местах. Скрыть, замазать это мы не можем»[354]. Отзвуки этих выступлений спустя полтора месяца проявились в ходе V-ой Всероссийской конференции профсоюзов, прошедшей в ноябре 1920 года. Здесь встал вопрос о скорейшей пролетарской реорганизации Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, причем участие старых интеллигентских кадров в деятельности НРКИ должно стать сугубо техническим, вспомогательным. От лица производственных профсоюзов этого потребовал Лутовинов, огласивший специальные тезисы. Как он заключил, овладев в кратчайшие сроки контрольным ведомством «мы сможем… очистить от всякой скверны и все учреждения. И только тогда не на словах, а на деле во главе управления государством станет пролетариат…»[355].
Начавшееся противостояние стало частью широкой дискуссии о профсоюзах и их значении в экономической жизни. Тезисы «О задачах рабочих союзов» были подготовлены А. Г. Шляпниковым в конце 1920 года. В них констатировалось серьезное противоречие между программными декларациями и реальным положением дел. Особенно негативное отношение вызывала мелкая опека в подборе руководящих кадров: приходилось «выбирать тех, кого рекомендовали именем высшего партийного центра», а ведь «исполнение, безусловное подчинение считаются малопригодными к управлению рабочими массами; эти методы не новы, капиталисты всех стран практиковали их задолго до войны, практикуют и теперь»[356]. Критике подвергся орган, созданный для управления промышленностью – Высший совет народного хозяйства (ВСНХ). По мнению Шляпникова, несмотря на огромные средства, выделенные государством, в этой области мало что сделано. Вместо надлежащего исполнения своих функций ВСНХ стремится подавить производственные профсоюзы, пытаясь превратить их в технический придаток своего аппарата и «отпихнуться от пролетарской инициативы»[357]. Выправить положение можно одним способом: проводить хозяйственную политику через пролетарские организации, поставив производственные союзы во главе промышленных отраслей. Шляпников осознавал, что такое решение вызовет «некоторую революцию» во взаимоотношениях хозяйственных ведомств, «а может быть, потребует изменений нашей Советской конституции»[358]. Но в его глазах преимущества кардинальной перестройки перевешивали организационные хлопоты. Он предлагал начать «крестовый поход» против аппарата государственной власти, склонного «рассматривать себя в качестве пупа земли, вокруг которого вращаются солнце, луна и прочие советские планеты». Тогда как его следует построить по системе рабочих организаций, чтобы в него беспрепятственно проникала пролетарская инициатива[359]. В чем же конкретно будет проявляться эта инициатива? Силами профсоюзов во всероссийском масштабе надо создать специальный аттестационный аппарат, компетентный как в политическом, так и в производственном отношении, и возложить на него задачу подбора и учета всего административно-управленческого персонала. Ни одно назначение и утверждение производственных планов не должно осуществляться без санкции этого аттестационного органа[360]. В конечном итоге будет достигнута главная цель – изживание рабской психологии, которой еще пропитаны люди труда. Необходимо внушить, что именно рабочие не на словах, а на деле являются хозяевами производства. Они должны ощутить, что профсоюзы действительно задают тон на предприятиях, воздействуют на администрацию, руководят экономикой[361].
Инициативы и предложения, выработанные в профсоюзной среде, были оформлены как цельная идеологическая платформа. В начале 1921 года ее опубликовал главный партийный орган – газета «Правда». Под заявлением «рабочей оппозиции» стояли подписи руководителей Всероссийского союза металлистов, Союза горнорабочих, центрального правления артиллерийских заводов. (Примечательно, что среди тридцати шести подписантов значились два украинца, один армянин и один еврей – все остальные фамилии исключительно русские[362].) Помимо вышеизложенных идей они настаивали на созыве съезда производителей. Предлагали привязать к заводам и фабрикам не только школы, больницы и т д., но и торговлю. По их представлениям, следовало приписать к предприятиям магазины, мастерские, общепит с бесплатными обедами и пайками[363].
