Я каждый год бываю на родине. Урал – это кладезь не только природных богатств, но и талантов, народной мудрости. С величайшим уважением отношусь к землякам, которые, несмотря на трудности, вкалывают в рудниках, выплавляют металл…»
Возможно, этот монолог Александра Арцыбашева излишне длинен, но в нём выражена вся суть его творчества, его любовь к крестьянству и земле – и к слову.
В ноябре 1981 года Секретариат Союза писателей СССР принял постановление вместо скончавшегося С.С. Наровчатова назначить главным редактором журнала «Новый мир» Владимира Васильевича Карпова, известного писателя и общественного деятеля. Но официально он становился главным редактором после утверждения его на Политбюро ЦК КПСС. В. Карпов вспоминал, как это происходило:
«Вёл заседание всесильный Суслов. Я удивился, как быстро решаются сложнейшие проблемы. Несколько фраз, реплик, и всё:
– Переходим к следующему вопросу – о назначении главного редактора журнала «Новый мир». Предлагается кандидатура писателя Карпова. Он несколько лет был первым заместителем и, по сути дела, вёл журнал. Наровчатов болел долго. Карпов дело знает, есть предложение утвердить. Голосуем. Принимается.
Вдруг Суслов посмотрел на мою Золотую Звезду и сказал:
– Герой-то вы герой, но в «Новом мире» публика очень сложная. Журнал этот позволял себе серьёзные политические отклонения. Будут ли вас слушаться диссидентствующие писатели?
– А я их просто не допущу на страницы журнала, – быстро ответил я.
Присутствующие одобрительно рассмеялись» (Карпов В. Большая жизнь. М.: Вече, 2009. С. 334).
В первом номере журнала, подписанном В. Карповым, прошли воспоминания о юности С. Наровчатова, сказочная повесть В. Каверина «Верлиока», роман Н. Задорнова «Гонконг», стихи Давида Самойлова, Владимира Соколова, стихи азербайджанского поэта в переводе Р. Казаковой, подборка стихотворений молодых поэтов, заметки Л. Лазарева о поэзии К. Симонова. Ничего неожиданного и предосудительного в идеологическом смысле в журнале не было. Потом «Новый мир» опубликовал роман Чингиза Айтматова «И дольше века длится день», вокруг которого началась полемика в критике и читательских кругах. Позвонил В. Молотов, состоялась с ним беседа, в ходе которой Молотов заявил, что в журнале опубликована «вредная антисоветская вещь». Ч. Айтматов побывал у Молотова, неизвестно, чем закончилась эта встреча.
Много лет в «Новом мире» печатался Валентин Катаев: повести «Трава забвения» (1967), «Кубик» (1969), «Алмазный мой венец» (1978), но уж совсем поразительно, почему в журнале «Новый мир» за 1980 год (№ 6) была опубликована повесть «Уже написан Вертер». Эти строчки взяты из стихов Пастернака. Далее следовало: «И кровь лилась рекой». Как удалось С. Наровчатову напечатать эту повесть, доказать цензуре, что в тексте нет ничего страшного, это всего лишь напоминание о репрессиях 1937 года? Начиналась повесть в Одессе в первые годы революции, когда действительно «кровь лилась рекой». «Я не случайно начал воспоминание о Катаеве с «Вертера». Эта повесть была своеобразно поворотной в его творчестве, – писал В. Карпов. – Её публикация вызвала глухое и тяжёлое раздражение «на самом верху». Говорят, Суслов просто негодовал. Но повесть уже напечатана. Чтобы ослабить воздействие её на читателей, было приказано нигде ни слова о ней не говорить. Никаких выступлений, ни критических, ни похвальных. Просто нет этой вещи. Журнальную публикацию забыть. Для того чтобы читатели имели представление о содержании «Вертера», который очень сложен по композиции и языку, приведу два небольших отрывка, из них видно, почему так были напуганы официальные партийные деятели: в повести показаны истоки и безумства массовых репрессий, а эта тема намертво была запрещена в любых публикациях. Катаев первым нарушил табу» (Там же. С. 357). И Карпов приводит отрывки из повести, когда предгубчека Маркин со своими подручными расстреливает якобы русских контрреволюционеров, а потом сам Маркин оказывается врагом революционной власти и его уже другой исполнитель дожидается, пока он разденется и его в том же гараже, где буйствовал он, расстреливают. «Такого в советской литературе ещё не бывало!» – восклицает В. Карпов (Там же. С. 358).
«Уже написан Вертер» В. Катаев написал в 1979 году в посёлке Переделкино. Он – одессит, много видел и красных, и белых в Одессе, много видел невинной крови, порой чудовищных в своей нелепости беззаконий. Автор представляет нам человека, который убил «императорского посла для того, чтобы сорвать Брестский мир и разжечь пожар новой войны и мировой Революции. Его кличка была Наум Бесстрашный (Катаев В. Железное кольцо. М., 1989. С. 515). Он только что прибыл из Монголии, где всем входящим в город отрезали косы. «Отрезанные косы – это урожай реформы», – говорил Наум, радуясь крушению феодализма. Он мечтал этот афоризм произнести в «Стойле Пегаса», а лучше всего, если ему удастся сказать это Льву Давыдовичу Троцкому. «Теперь он, нетерпеливо помахивая маузером, ожидал, когда все четверо – бывший предгубчека Макс Маркин, бывший начальник оперативного отдела по кличке Ангел Смерти, женщина-сексот Инга, скрывшая, что она жена бежавшего юнкера, и правый эсер, савинковец, бывший комиссар Временного правительства, некий Серафим Лось, – наконец разденутся и сбросят свои одежды на цветник сизых петуний и ночной красавицы» (Там же. С. 516). Только недавно Маркин и Лось командовали уничтожением врагов, а сейчас предстали перед Наумом Бесстрашным и раздеваются в гараже, наводившем ужас на одесситов. Наум не сомневался: в органах ЧК измена, и эти четверо виновны. А через какое-то время революция сделала виток в обратную сторону, и Наум Бесстрашный был взят на границе с поличным, «с письмом, которое он вёз от изгнанного Троцкого к Радеку». А значит, виноват – «и понял, что никакая сила в мире его не спасёт, и он бросился на колени перед незнакомыми людьми… Он хватал их за руки, пахнущие ружейным маслом, он целовал слюнявым ртом сапоги, до глянца начищенные обувным кремом. Его втолкнули в подвал лицом к кирпичной стене, посыпалась красная пыль, и он перестал существовать» (Там же. С. 566). Но это был лишь маленький эпизод из одесской трагедии.
К появлению последних повестей В.П. Катаева либеральные и державные критики отнеслись по-разному, одни сдержанно-положительно, другие сдержанно-отрицательно, трудно было оценить новую форму повестей, о которой и сам автор не мог ничего определённого сказать: «Не роман, не рассказ, не повесть, не поэма, не воспоминания, не мемуары, не лирический дневник… Но что же? Не знаю» – это признание В. Катаева обнародовано в книге «Алмазный мой венец». За время своего долгого существования в русской литературе В. Катаев часто менял свои творческие принципы – от сатирической повести «Растратчики» (1926) и комедии «Квадратура круга» (1928) он шагнул к роману «Время, вперёд!» (1932) об энтузиастах Магнитогорска, автобиографическому роману «Белеет парус одинокий» (1936), повести «Сын полка» (1945, Сталинская премия второй степени). Писатель жил двойной жизнью, он был скован принципами социалистического реализма, и в этом русле писались его произведения, а тут, годы спустя, произошёл процесс освобождения от этих пут – отсюда возникла новая форма произведений: «Может быть, отсюда моя литературная «раскованность», позволяющая так свободно обращаться с пространством… Время не имеет надо мною власти хотя бы потому, что его не существует, как утверждал «архискверный» Достоевский («Что такое время? Время не существует, время есть цифры, время есть отношение бытия к небытию» (Достоевский Ф. Преступление и наказание. М.: Наука, 1970. С. 457—458). Что же касается ассоциативного метода построения моих сочинений, получившего у критиков определение «раскованности», то это лично моё. Впрочем, как знать? Может быть, ассоциативный метод давным-давно уже открыт кем-нибудь из великих и я не более чем «изобретатель велосипеда» (Катаев В. Алмазный мой венец. М.: Советский писатель, 1979. С. 10).
Повести «Трава забвения», «Кубик», «Алмазный мой венец», «Уже написан Вертер» венчают творческий путь талантливого и противоречивого в своих исканиях Валентина Катаева.
В начале января 1983 года в «Новый мир» пришёл Александр Александрович Крон (настоящая фамилия Крейн), с которым В. Карпов был хорошо знаком по Литературному институту, бывал у него на семинаре по драматургии, знал его пьесы, недавно вышедший роман «Бессонница», опубликованный в «Новом мире» (1977. № 4—6; отд. изд. – Советский писатель, 1979). Крон пришёл с предложением издать многострадальную рукопись о подводнике Маринеско: «Десять лет назад я написал повесть о замечательном подводнике Маринеско. Он храбрейший из храбрых, искусный из искусных. Совершил много успешных походов, потопил десятки посудин противника. Его называют подводником № 1, он совершил «Атаку века»: провёл через минные поля и многочисленные заграждения подлодку в залив, где скрывалось много фашистских кораблей. И там – никто не ожидал, и даже предположить не мог, подобной дерзости – ударом со стороны берега атаковал гитлеровский суперлайнер «Вильгельм Густлов». За такой подвиг славному подводнику полагалось присвоить звание Героя Советского Союза, но ему не только не дали это звание, а по сути дела, жизнь сломали штабные крысы и кагэбэшные соглядатаи. Они заподозрили и официально раздули версию о возможном предательстве Маринеско ввиду «связи с иностранкой». Из рассказа А. Крона В. Карпов узнал о том, что Маринеско и его друг в городе Турку под Новый год, 1945-й, пришли в ресторан, познакомились с хозяйкой и её помощницей, выпили и уехали в хозяйский дом.
