Таким образом, фронтовой статус подчиненных ЦШПД штабов партизанского движения был удобен для фронтового и армейского командования, но не позволял наладить эффективное управление партизанскими формированиями.
К концу лета завершилось формирования аппарата ЦШПД, включавшего в себя:
Оперативный отдел (нач. полковник В. Ф. Соколов, штатная численность 13 человек);
Разведывательно-информационный отдел (нач. полковник Х.-У. Д. Мамсуров, штатная численность 9 чел.);
Отдел связи с центральным радиоузлом (нач. полковник И. Н. Артемьев, штатная численность 8 чел.);
Отдел кадров (нач. старший бригадный комиссар В. К. Тимошенко, штатная численность 8 чел.);
Отдел материально-технического снабжения (штатная численность 6 чел.);
Общий отдел (штатная численность 29 чел.).
Всего штат ЦШПД насчитывал 81 человека.[305] Центральный аппарат ЦШПД постоянно возрастал, составляя на 1 июля 1942 г. 108 чел., а на 1 августа 1942 — уже 123 чел. Кроме того, при ЦШПД существовали:
Центральный радиоузел;
Центральная школа организаторов партизанских отрядов (спецшкола № 1);
Центральная школа подготовки партизанских кадров (спецшкола № 2, нач. подполковник И. П. Кутейников);
Центральная радиошкола партизанского движения (спецшкола № 3, нач. майор И. С. Комиссаров);
Центральная школа по подготовке разведчиков (спецшкола № 105, нач. полковник Немков).[306]
Характерно, что для высокопрофессионального специалиста по ведению партизанской войны, благодаря которому создание централизованной системы управления партизанским движением оказалось возможным — для полковника Старинова места в ЦШПД на тот момент не нашлось.[307]
Кадровый состав ЦШПД и подчиненных ему фронтовых ШПД, к сожалению, оставлял желать лучшего; за редким исключением, на их формирование Главупрформом НКО направлялись люди, не имевшие специфического опыта организации партизанской борьбы. Таковые, как правило, оставались в соответствующих структурах органов военной разведки и государственной безопасности; исключения, конечно, были, однако немного. Естественно, что и ЦШПД, и фронтовые ШПД пытались сосредоточить у себя лучших специалистов, что на первых порах вызывало неприятные столкновения.[308] Конечно, это было не более чем неизбежной болезнью роста.
В целом же к середине лета 1942 г. становление системы централизованного управления партизанским движением было завершено; теперь было необходимо определиться с концепцией партизанской борьбы, которую следовало претворять в жизнь.
Основные цели и задачи партизанского движения и его управленческих структур были сформулированы в решении ГКО от 30 мая; как говорилось в докладной записке начальника ЦШПД в Ставку ВГК, их «главный и основной смысл… штабы партизанского движения видят в таком направлении боевой работы партизанских отрядов, чтобы вражеские тылы этим летом были дезорганизованы до степени катастрофической для немецких армий Восточного фронта. Силы движения позволяют ставить и решить такую задачу».[309]
К июню 1942 г., в соответствии с этими тезисами, а также рекомендациями оперативного управления Генштаба РККЛ,[310] в ЦШПД разработали первый оперативный план удара по вражеским коммуникациям противника в оккупированных приграничных областях. Создавался план с огромным напряжением, как вспоминает помощник начальника Оперативного отдела штаба А. И. Брюханов, «в те дни весь аппарат ЦШПД работал с исключительным напряжением. Забыв об усталости, сутками не выходя из рабочих кабинетов, его сотрудники делали все возможное для того, чтобы действия партизан в тылу врага хоть в какой-то мере облегчили положение войск Красной армии».[311] Согласно разработанному ЦШПД оперативному плану, утвержденному 27 июня руководством страны, партизанам ставились следующие задачи:
«1. Закрыть подвоз войск, вооружения и техники из пределов Германии и ее вассальных стран и вывоз в Германию награбленного советского имущества.
2. Систематически разрушать основные коммуникации противника.
3. Организация крушений. Порча железнодорожных путей, подрыв мостов, уничтожение железнодорожных сооружений, разрушение автогужевых магистралей и мостов, нападения на автогужевой транспорт, уничтожение автотранспортных средств».
К сожалению, нам пока не удалось обнаружить этот оперативный план, однако даже те данные, которыми мы располагаем, позволяют сделать неутешительный вывод о том, что выполнение этого плана лежало за пределами управленческих возможностей ЦШПД и починенных ему структур; достаточно сказать, что у Центрального штаба вплоть до сентября 1942 г. имелись большие проблемы даже простым с учетом партизанских формирований. Командир крупного партизанского соединения А. Н. Сабуров, приглашенный в Москву для доклада, с печалью подытожил: «Нелегко вам будет отсюда руководить партизанским движением…»[312]
Приказы же начальника ЦШПД имели специфическую особенность: в них задавались лишь общие рамки (что партизанам следует делать), а конкретное планирование операций возлагалось на фронтовые штабы или даже командование партизанских отрядов.[313] Пономаренко придерживался той точки зрения, что партизанским движением следует не столько командовать, руководить и что партизанам на местах виднее, как действовать.[314] Это порождало несогласованность действий партизан и резко снижало их эффективность.
В результате поставленная задача «катастрофической дезорганизации тылов противника» выполнена не была. В принципе в этом не было ничего трагического, однако на фоне завышенных ожиданий руководства страны произошедшее смотрелось как полномасштабный кризис.
Глава 4
Планы развития и внутриведомственная борьба
Начальник Центрального штаба Пономаренко и Ворошилов, курировавший деятельность ЦШПД как член ГКО, понимали это в равной степени, и в равной же степени стремились исправить печальную ситуацию. Каждый из них, однако, имел свое представление о том, как руководить партизанским движением. Эти разногласия долгое время оставались неявными и даже не вполне осознаваемыми; ситуация изменилась, когда на работу в ЦШПД был направлен полковник Стариков.
По какой-то непонятной причине П. К. Пономаренко не пригласил Старикова в ЦШПД, хотя тот сделал многое для его создания; только в конце июля Ворошилов, хорошо знавший специфические диверсионные и организационные таланты Старинова (и даже спасший его во время «Великой чистки»), организовал перевод занимавшего должность командира 5-й отдельной инженерной бригады особого назначения полковника в Центральный штаб. Пономаренко узнал об этом, лишь тогда, когда Старинов появился перед ним с предписанием из Главупрформа НКО,[315] и назначил полковника начальником специально созданных под него отдела диверсионной техники и тактики, а также Высшей оперативной школы особого назначения при ЦШПД.[316]
Взгляды Старинова на организацию партизанского движения были хорошо известны всем, кто когда-либо с ним соприкасался; Старинов полагал, что централизация управления партизанами — лишь первый из необходимых шагов, второй — военизация партизанских отрядов, превращение их в хорошо обученные и подготовленные регулярные диверсионные соединения. Известна была и другая особенность Старинова; отстаивая ту точку зрения, которую считал правильной, он проявлял невиданное упорство и настойчивость, игнорировал препятствия и в большинстве случаев добивался своего. Самым интересным было то, что впоследствии выяснялось, что в своих выкладках Старинов неизменно оказывался прав и решение, за принятие которого он боролся, было наиболее эффективным.
Придя в ЦШПД и увидев, что вопрос о военизации партизанских формирований даже не ставится на повестку дня, Старинов начал действовать, убеждая Ворошилова, Пономаренко и начальников отделов штаба в необходимости подобных мероприятий. В течение августа аппарат Центрального штаба раскололся по вопросу военизации партизан на две группы; одна, поддерживаемая Ворошиловым, выступала за военизацию, другая, возглавляемая Пономаренко, — против. При этом, насколько можно понять, за военизацию выступали начальники ключевых отделов — оперативного (В. Ф. Соколов) и разведывательного (Х.-У. Д. Мамсуров).
Между тем сотрудникам ЦШПД было поручено подготовить приказ наркома обороны «О задачах партизанского движения», который должен был стать программой дальнейшего развития партизанского движения. Уже на стадии разработки приказа стало ясно, что конфликт между Ворошиловым и Пономаренко неизбежен; как пишут исследователи, между ними «возникли серьезные разногласия по многим кардинальным вопросам, в частности, относительно организации партизанских сил, разведывательного их обеспечения, форм и способов партизанских действий, обеспечения оружием и боеприпасами и другими».[317]
