Были и другие признаки того, что северокорейские власти стремятся снизить степень советского воздействия на различные сферы жизни. Особенно это касалось сферы искусства и гуманитарных наук, где с 1945 г. советское влияние было весьма значительным и где, следует добавить, националистические эксперименты были менее рискованными, чем в области науки и техники. Некоторое «теоретическое основание» для этой политики содержалось уже в «речи о чучхе» Ким Ир Сена, которая как раз в это время активно изучалась партработниками в закрытом порядке. 18 марта «Нодон синмун» опубликовала передовую статью под заголовком «Против догматизма и формализма», которая, по сути, представляла собой конспект «речи о чучхе». На следующий день (и на одной странице с вынужденным покаянием Ки Сок-пока) в «Нодон синмун» была напечатана статья о прошедшем в Пхеньяне «собрании деятелей искусства», в которой содержались необычно резкие нападки на «иностранное культурное влияние». Статья жестко критиковала корейских певцов, якобы предпочитавших арии и романсы «иностранных композиторов» исконным корейским песням, и требовала пополнения театрального репертуара национальными произведениями[103]. Чтобы понять истинный смысл этого замечания, нужно вспомнить, что западного влияния на северокорейскую культурную жизнь 1950-х гг. почти не было. Весной 1956 г. на корейской сцене не исполнялись бродвейские мюзиклы и не звучал французский шансон. В культурном контексте КНДР середины 1950-х гг. слово «иностранный» могло означать только или «русский/советский» или «китайский», причем китайское культурное влияние было сравнительно скромным, а вот произведениями русских и советских авторов северокорейский театральный и концертный репертуар действительно был перенасыщен. Именно это обстоятельство вызвало раздражение автора статьи, опубликованной в главной официальной газете страны. Эта статья была одной из первых, если не самой первой, открытой атакой прессы КНДР на чрезмерное иностранное (читай — советское) влияние и являлась явным признаком грядущих перемен в отношениях Пхеньяна с его главным покровителем.
С другой стороны, именно в это время в КНДР стали опять уделять несколько больше внимания исконным национальным традициям, в том числе и таким, которые незадолго до того считались «реакционными» и «феодальными». В начале 1955 г. корейская печать стала позитивно отзываться о традиционных школах живописи, и картины, написанные в традиционной манере, начали появляться на художественных выставках (до этого в КНДР долгое время господствовала живопись маслом в стиле сталинского «социалистического реализма»)[104].
По-видимому, развитию националистических тенденций немало способствовал Хан Соль-я, ставший в мае 1956 г. министром образования. Как уже упоминалось, главный босс северокорейской литературы тогда воспринимался как последовательный противник советских корейцев и советского влияния. Такая позиция могла быть отражением скрывавшихся до поры националистических воззрений самого Хан Соль-я, но куда более вероятным представляется, что Хан Соль-я в очередной раз продемонстрировал свое сверхъестественное политическое чутье и свою замечательную способность подстраиваться под надвигающиеся перемены. В конце концов никакой национализм не мешал Хан Соль-я в конце 1940-х гг. славить «великих советских друзей, освободителей Кореи», а несколькими годами ранее — писать не менее прочувствованные тексты о солдатах микадо.
В феврале 1956 г. было принято решение о сокращении ретрансляции радиопрограмм на корейском языке из Москвы. До этого советские программы ретранслировались местными радиосетями, но после февраля время на трансляцию было резко сокращено. Когда советский поверенный в делах спросил Хо Чжон-сук (бывшую тогда министром культуры и пропаганды КНДР) о причинах такого сокращения, она ответила, что северокорейские радиовещательные службы будут использовать освободившиеся мощности для трансляции пропагандистских программ, предназначенных для населения Юга[105]. Естественно, дипломат не протестовал.
От кампании по борьбе с советским влиянием пострадало и корейское Общество культурных связей с заграницей (КОКС, созданный по образцу тогдашнего советского ВОКСа, предшественника Союза обществ дружбы с зарубежными странами). Несмотря на ее название, с самого начала первоочередной задачей этой организации было именно распространение советской культуры, а не «международный культурный обмен» как таковой. Общество было одним из главных каналов проникновения советской культуры в Северную Корею. В конце 1940-х — начале 1950-х гг. оно было одним из влиятельнейших учреждений, весьма непохожим на обычное «общество дружбы». Однако в конце 1955 г. была проведена «реформа» общества, которая серьезно ослабила его политическое значение. Уездные отделения общества были закрыты, сбор членских взносов прекращен, а контроль над весьма прибыльной издательской деятельностью был передан в ведение Министерства культуры и пропаганды. В результате доходы сократились в десять раз. Соответственно резко снизилось и его влияние[106].
Стоит упомянуть и о том, что в 1956 г. не состоялся «месячник советско-корейской дружбы», пышный фестиваль советской культуры, с 1949 г. занимавший важное место в официальном культурном и политическом календаре КНДР и проводившийся даже во время войны. Об этом решении сообщил А. М. Петрову Ли Ки-ён (известный в СССР как Ли Ги Ен), знаменитый романист, который тогда по совместительству являлся и председателем Общества корейско-советской дружбы. Показательно, что Ли Ки-ён даже не попытался объяснить причины, по которым было принято такое решение[107]. Вскоре традиция «месячников» возобновилась, но проходили «месячники советско-корейской дружбы» с гораздо меньшим размахом.
Показательно, что резкое прекращение кампании против советских корейцев, на которое пошел Ким Ир Сен в конце февраля, не внесло существенных изменений в новую культурную политику. В начале весны 1956 г. Ким Ир Сен рассыпался в благодарностях Советскому Союзу и советским корейцам и возлагал вину за недавние преследования на излишне ретивых чиновников, но его правительство тем временем планомерно продолжало работу по ограничению советского культурного влияния. Весной 1956 г. Центральный Комитет ТПК отдал распоряжение воздерживаться от постановки новых советских пьес в корейских театрах — несколькими годами ранее такое невозможно было представить. Был закрыт Пхеньянский институт иностранных языков, где 80 % студентов изучали именно русский язык. Студенты закрытого института были переведены в Университет Ким Ир Сена. Как сообщил сотрудникам посольства министр строительства Ким Сын-хва, Хан Соль-я предложил сократить преподавание русского языка в учебных заведениях. Начиная с весны 1956 г. русский язык перестали преподавать на третьем и четвёртом курсах непрофильных северокорейских вузов[108]. При просмотре «Нодон синмун» за весну 1956 г. можно заметить, что в эти месяцы несколько сократилось количество журнальных и газетных статей о Советском Союзе, хотя по сравнению с последующими десятилетиями оно оставалось значительным. Все это показывало, что линия на ограничение советского влияния и отстранение его наиболее активных проводников оставалась важной составной частью политической стратегии Ким Ир Сена и его окружения и что кампания против советской группировки не была ни случайностью, ни тактическим маневром.
Невозможно с полной уверенностью сказать, действительно ли Ким Ир Сен решил приостановить кампанию против «ошибок в литературной политике» именно потому, что опасался осложнений в ходе работы предстоящего третьего съезда ТПК, однако это представляется весьма вероятным. Неизвестно и то, насколько эти его опасения были обоснованны. Его главная цель, скорее всего, лежала в плоскости внешней, а не внутренней политики и состояла в том, чтобы ослабить советское влияние на северокорейские дела, избегая при этом прямой конфронтации с Москвой. Ослабление внутренней напряженности накануне партийного съезда было, скорее всего, вторичной задачей.
Третий съезд Трудовой партии Кореи проходил в Пхеньяне с 23 по 29 апреля 1956 г. Принятый в 1946 г. первый устав ТПК предписывал созывать партийные съезды ежегодно, а в 1956 г. этот период был официально увеличен до четырех лет. На практике эти положения не соблюдались: за всю историю ТПК ни один ее съезд так и не собрался в положенные по уставу сроки. В период между 1946 г. и 2006 г. средний интервал между съездами составлял десять лет, причем после 1980 г. партийные съезды вообще не собирались ни разу.
К 1956 г. со времени предыдущего второго съезда ТПК (март 1948 г.) прошло восемь лет. Эти годы были временем потрясений и перемен как в самой Корее, так и за ее пределами. Корейская война создала совершенно новую политическую ситуацию и радикально изменила положение северокорейского режима. Постепенное усиление власти Ким Ир Сена и разгром внутренней группировки в партийном руководстве привели к важным изменениям в расстановке политических сил. Так как съезд официально считался высшим органом партии, то, по тогдашним представлениям, его созыв был необходим для легитимизации новой политической линии и для придания законности новым учреждениям, сформировавшимся после Корейской войны.
