«Ну, как? – сказал Сталин, пристально глядя на обоих маршалов. – Кто будет брать Берлин: мы или союзники?»
«Мы возьмем Берлин, – быстро ответил Конев, – мы возьмем его раньше союзников». Конев, очевидно, стремился выиграть у Жукова первенство, и Сталин, который любил создавать соперничество между командующими, одобрил. Он внес одно изменение в план генерала Антонова, устранив часть разграничительных линий между двумя фронтами, чтобы Конев имел возможность нанести удар по Берлину с юга. Ставка приступила к работе с удвоенной силой. В операции были задействованы 2,5 млн человек, 41 600 орудий и тяжелых минометов, 6250 танков и САУ, 7500 самолетов. Все должно быть готово примерно через две недели, к 16 апреля. После совещания Сталин ответил на послание Эйзенхауэра. Он сообщил, что план Эйзенхауэра «полностью совпадает» с планом Красной Армии и что «Берлин утратил прежнее стратегическое значение». СССР направит туда незначительные силы, а основные будут направлены на юг, чтобы соединиться с американцами – возможно, во второй половине мая. «Однако план может быть подвергнут изменениям в зависимости от обстоятельств». Это был самый выдающийся первоапрельский розыгрыш в современной истории.
На встрече с Гарриманом и Кларком Керром казалось, что на Сталина «произвело большое впечатление» количество пленных, которых брали союзники на западе. Только Третья армия Паттона взяла в плен 300 тыс. немецких солдат и офицеров. Но такие цифры, безусловно, лишь подтверждали его подозрение, что немцы сдаются англо-американцам, при этом концентрируя силы на Восточном фронте. Илья Эренбург так отразил это в своей статье в газете «Красная Звезда»: «Американские танкисты совершают экскурсию по живописным горам Гарца», – писал он. Немцы сдавались с «фанатичным упорством». Но больше всего Аверелла Гарримана взбесило его замечание, что американцы «воюют фотоаппаратами» – в том смысле, что война для американцев превратилась в туристическую прогулку из-за отсутствия реального сопротивления немцев.
Вера в «окончательную победу» поколебалась даже у самых преданных сторонников фюрера. «За последние несколько дней мы были ошеломлены происшедшими событиями, – записал в своем дневнике 2 апреля офицер штаба корпуса СС, дислоцированного в Шварцвальде. – Сдан Дюссельдорф, сдан Кельн. Катастрофа у Ремагена… На юго-западе большевики подошли к Винер-Нойштадту. Удар за ударом. Нам приходит конец. Неужели наши вожди видят какие-то возможности? Неужели смерть наших солдат и разрушение городов и деревень имеет хоть какой-то смысл теперь?» Однако он считал, что нужно продолжать борьбу, пока не прикажут сдаться. Военный корреспондент Годфри Бланден писал, что немцы продолжают устраивать засады, стреляют в американских солдат, а затем, выскочив с поднятыми руками и криками «камрад», ждут хорошего обращения. Продвигаясь, он был поражен контрастами. «Мы проходили через маленькие городки, совершенно не тронутые войной, а через несколько миль вступали в города, лежащие в сплошных руинах». Почти везде их приветствовали белыми наволочками и простынями, свисающими из окон в знак капитуляции. Разрушения, причиненные совместными усилиями союзной бомбардировочной авиации, потрясли всех, кто увидел их последствия на земле. Позже Стивен Спендер писал о Кельне: «Проходишь улицу за улицей, мимо домов, зияющие пустотой окна которых похожи на открытые рты обгоревших трупов». В Вуппертале трамвайные рельсы «скрутились, как стебли сельдерея». «Все дороги заполнены иностранными рабочими, согнанными нацистами в Германию на принудительные работы, постоянно движущимися на запад, – писал Бланден. – Я сегодня видел одного с французским флагом, торчащим из рюкзака на спине». Он также видел, как освобожденные рабочие напали на пивоварню и, разграбив ее, потом танцевали на улице и били окна.
Уже вскоре стали явными все ужасы фашистского режима. 4 апреля американские войска вошли в концлагерь Ордруф – часть Бухенвальда – и увидели безразличные скелетообразные фигуры среди незахороненных трупов. Эйзенхауэр был так потрясен увиденным, что приказал американским солдатам в обязательном порядке отправиться туда и увидеть лагерь своими глазами. Он привез военных корреспондентов засвидетельствовать это ужасающее зрелище. Некоторые лагерные охранники пытались переодеться в полосатые робы заключенных, но когда пленники указывали на них, американские солдаты хватали их и расстреливали на месте. Других охранников уже убили сами заключенные, но не у всех хватало сил даже ходить. 11 апреля американцы обнаружили подземный завод в Дора-Миттельбау. Через четыре дня англичане вошли в Бельзен. Зловоние и вид лагеря у многих вызвали рвоту. Около 30 тыс. заключенных находились между жизнью и смертью, окруженные более чем 10 тыс. гниющих трупов. Количество заключенных в Бельзене невероятно возросло за счет пригнанных туда заключенных из других лагерей, кто сумел пережить ужасающий пеший марш смерти. Более 9 тыс. из них умерли за две предыдущие недели, а за шесть – 37 тыс., от голода и тифа. Из тех, кто еще оставался в живых, после освобождения умерли еще 14 тыс., несмотря на все усилия английских военных медиков. Старший из присутствовавших английских офицеров приказал направить усиленное воинское подразделение в ближайший город Берген, и привести в лагерь под дулами автоматов всех его жителей. Когда немцев заставили хоронить мертвых в братских могилах, они стали изображать ужас и неведение, что вызывало злобное недоверие у англичан.
Бесполезное перемещение десятков тысяч заключенных концлагерей из одного места в другое продолжалось, губя все новые жизни. Около 57 тыс. мужчин и женщин из Равенсбрюка и Заксенхаузена все еще гнали на запад. Всего по разным оценкам в ходе «маршей смерти» погибло от 200 до 350 тыс. человек. Немецкое гражданское население не выказывало к ним особого сочувствия. Бланден слышал о бойне в Гарделегене, где эсэсовцы передали несколько тысяч заключенных из лагеря Дора-Миттельбау местным военным властям: офицерам люфтваффе, руководителям гитлерюгенда и членам СА. Те согнали переданных им заключенных в сарай и подожгли, а пытавшихся бежать – расстреливали. Стремительное продвижение союзников на западе подтолкнуло многих эсэсовцев, зачастую при поддержке отрядов фольксштурма, к совершению еще многих массовых убийств заключенных, находившихся у них в руках.
Силам союзников приходилось также заботиться о своих собственных пленных, освобождаемых по мере продвижения вглубь Германии. В течение апреля им пришлось накормить и репатриировать четверть миллиона человек. Эйзенхауэр попросил ВВС Англии и США приступить к выполнению этой задачи, поскольку бомбардировки были фактически завершены.
Самая грандиозная спасательная операция планировалась для голодающих Нидерландов. Когда рейхскомиссар Артур Зейсс-Инкварт пригрозил затопить целые районы страны, Верховный штаб Эйзенхауэра заявил, что в этом случае он и генерал-полковник Бласковиц, командующий силами вермахта в Голландии, будут считаться военными преступниками. Затем, после сложных переговоров при посредничестве голландского Сопротивления, немецкое командование согласилось не препятствовать попыткам сбросить запасы продовольствия в самые голодающие районы Голландии, включая Роттердам и Гаагу. Во время операции «Манна» бомбардировщики Королевских ВВС совершили 3 тыс. самолетовылетов и сбросили на парашютах более 6 тыс. т продовольствия. Для огромного числа людей, находящихся на грани голодной смерти, это была очень своевременная помощь.
В первую неделю апреля, окружив немецкую Группу армий B генерал-фельдмаршала Моделя в Руре, дивизии Девятой армии генерала Симпсона быстро продвигались к реке Эльба. Эйзенхауэр, удивленный бурной реакцией англичан на изменение его стратегии, стал колебаться в отношении наступления на Берлин. В его приказах Симпсону говорилось о необходимости использовать любую возможность для создания плацдарма на Эльбе и быть готовым к продолжению движения на Берлин или северо-восток Германии. Первая армия, находившаяся на правом фланге, должна была наступать на Лейпциг и Дрезден, а Третья армия Паттона уже была в горах Гарца и двигалась на Чехословакию. На севере Германии Седьмая армия генерал-лейтенанта Александра М. Патча и Первая французская де Латра де Тассиньи продвигались через Шварцвальд.
8 апреля Эйзенхауэр приехал к генерал-майору Александру Боллингу, командиру 84-й пехотной дивизии, занявшей Ганновер.
«Алекс, куда ты двинешься дальше?» – спросил его Эйзенхауэр. «Генерал, – ответил тот, – мы собираемся двигаться вперед. Перед нами прямая дорога на Берлин, и ничто нас не остановит». – «Продолжай наступление, – сказал ему Эйзенхауэр и положил руку на плечо. – Желаю тебе самой большой удачи, и пусть никто не сможет тебя остановить». Боллинг понял это как подтверждение того, что Берлин – его цель.
