23 апреля генерал-фельдмаршал Кейтель добрался до штаба Венка. Он обратился к собравшимся офицерам, будто они были на нацистском собрании, и, размахивая своим маршальским жезлом, приказал двигаться на Берлин, чтобы спасти фюрера. У Венка же был совсем другой план. Он намеревался наступать в восточном направлении, но не на Берлин. Он хотел пробить коридор и дать возможность остаткам Девятой армии генерала Буссе бежать из лесов, где они отбивались от частей Красной Армии и переправиться через Эльбу, чтобы сдаться американцам.
Генерал Вейдлинг, командир LVI танкового корпуса, в это утро позвонил в бункер фюрера, чтобы доложить, что его корпус отошел назад в Берлин. Генерал Кребс объявил, что он приговорен к смерти за трусость. Вейдлинг, проявивший незаурядную храбрость, настаивал на том, чтобы немедленно прийти и посмотреть в лицо обвинителям. Он не отводил свой штаб на запад от Берлина, как было доложено фюреру. На Гитлера произвело также впечатление твердое опровержение Вейдлингом всех обвинений, выдвинутых против него, что он тут же назначил его командующим берлинским гарнизоном и таким образом сделал ответственным за оборону города. Как заметил один старший офицер, это была «трагикомедия», типичная для фашистского режима. Для Вейдлинга это назначение было чашей с ядом.
Вейдлинг перегруппировал свои силы, оставив в резерве только 20-ю моторизованную дивизию. Времени было мало. В полдень 8-я гвардейская армия и 1-я гвардейская танковая армия, действуя совместно, пробились на юго-восточные окраины Берлина. Вскоре они завязали жестокий бой с дивизией СС Nordland на аэродроме Темпельхоф и вокруг него, среди обломков сгоревших истребителей «фокке-вульф». 5-я ударная армия продвигалась с востока, 3-я ударная армия вошла в северные пригороды, 47-я армия захватила Шпандау с массивной кирпичной крепостью на северо-западе, а 3-я гвардейская танковая армия и 28-я армия начали наступление через Тельтов-канал. Все это время советская артиллерия непрерывно вела обстрел города – к концу сражения по Берлину будет выпущено 1 млн 800 тыс. снарядов. Авиация также активно поддерживала наступающие войска, беспрепятственно расстреливая и бомбя вражеские позиции с бреющего полета.
Альберт Шпеер вернулся в Берлин в тот вечер на легком самолете, чтобы встретиться с Гитлером в последний раз. Гитлер сообщил о своем намерении совершить самоубийство вместе с Евой Браун. Через некоторое время после этого Мартин Борман принес телеграмму от Геринга из Баварии. До Геринга дошли смутные слухи о событиях в Берлине и об эмоциональном срыве Гитлера накануне. Он предложил взять на себя «общее руководство Рейхом». Борман внушил Гитлеру, что это предательство, и в ответ была послана телеграмма, в которой рейхсмаршал был лишен всех своих должностей и наград. Затем Борман послал еще одно сообщение в Баварию, приказав местным СС посадить Геринга под домашний арест.
В ряде случаев офицеры СС проявляли гораздо большую готовность сдаться в плен, чем армейские офицеры. В тот день Фриц Хокенйос, армейский офицер при корпусе СС, окруженном французскими войсками в Шварцвальде, записал в своем дневнике беседу с генералом, командиром корпуса. «Вы действительно считаете, что имеет смысл продолжать борьбу?» – спросил его генерал СС. «Да, как солдат я верю в это, – ответил Хокенйос. – Положение и мне кажется безнадежным, но пока не было приказа прекратить борьбу. Я думаю, что высшее руководство все еще видит выход».
Утром 24-го апреля Конев начал наступление на Тельтов-канал с артподготовки тяжелой артиллерии. Жуков был потрясен, узнав от командования 1-й гвардейской танковой армии, что танки генерала Рыбалко вошли в Берлин. Он совсем пал духом, когда узнал, что передовые части Рыбалко уже утром переправились через канал, а после обеда длинные колонны танков грохотали по понтонным мостам. Но и у Конева был неприятный момент, когда, удовлетворенно наблюдая за форсированием канала, он вдруг обнаружил, что дивизии Венка начали двигаться на восток в его тыл, чтобы соединиться с остатками немецкой Девятой армии.
Многие берлинцы, у которых еще остались батарейки для радио, заволновались и обрадовались, услышав объявление Геббельса о продвижении Двенадцатой армии генерала Венка к Берлину. Другие же испугались, что это только затянет сражение. Перспектива наступления Венка на Берлин воодушевила Гитлера. Он отдал приказ Девятой армии генерала Буссе соединиться с «армией Венка» для совместного наступления на Берлин. Ему и в голову не приходило, что ни Буссе, ни Венк не собираются выполнять приказ. Дениц также обещал в помощь обороняющемуся Берлину перебросить по воздуху моряков из северных портов. Они должны были прибыть на транспортных самолетах Ю-52, которые приземлятся на проспекте, идущем через Тиргартен к западу от Бранденбургских ворот. Но самым удивительным подкреплением, которое все же прибыло в Берлин в ту ночь, были девяносто добровольцев из того, что осталось от французской дивизии СС Charlemagne. Они пробрались на грузовиках через боевые порядки советских войск в северной части Берлина.
Забившись по подвалам, бомбоубежищам и огромным бетонным зенитным башням, берлинцы желали, чтобы это сражение скорее закончилось. В убежищах нечем было дышать, а давка была настолько большой, что никто не мог добраться до туалета или набрать хоть немного воды. В кранах воды уже давно не было. Вода была только в колонках на улицах, но там непрерывно рвались снаряды. Разрушенный город теперь называли Reichsscheiterhaufen – «погребальный костер рейха». По мере того как советские войска продвигались к центру города, находиться в подвалах становилось все опаснее, так как начались уличные бои практически за каждый дом. В пылу боя, наткнувшись на ожесточенное сопротивление противника, солдаты Красной Армии иногда бросали в подвалы гранаты.
Бойцы фольксштурма, гитлерюгенда и небольшие отряды СС стреляли из-за баррикад, из чердачных окон, применяя против танков фаустпатроны. Сначала советские танки шли прямо посередине улиц, потом сменили тактику и стали прижиматься к углам домов, ища укрытия от фаустпатронов и поливая пулеметным огнем те места, где мог затаиться противник. На севере города 3-я ударная армия била по чердакам и крышам из зениток, поскольку танки не могли поднять так высоко свои орудия. Для защиты от кумулятивных зарядов фаустпатронов танковые экипажи привязывали спереди и по бокам машин металлические пружины матрасов, чтобы заряды взрывались преждевременно. Немецкие баррикады уничтожали огнем тяжелых артиллерийских орудий, которые устанавливали прямо на улице напротив баррикад для стрельбы прямой наводкой. Потери в советских войсках от огня своей артиллерии, а еще чаще от огня артиллерии соседних советских армий, также прорывавшихся к центру Берлина, возрастали по мере продвижения к центру города. Из-за дыма и пыли, покрывших город, летчики штурмовиков не могли точно определить, кого же они атакуют. Генерал Чуйков направил часть своей 8-й гвардейской армии на запад, чтобы загородить дорогу конкурирующей 3-й гвардейской танковой армии. Это привело к большим потерям среди личного состава его армии от огня тяжелых орудий и «катюш» маршала Конева.
В тот день Итальянский комитет национального освобождения призвал к восстанию против немецких войск, оставшихся на севере страны. Бойцы движения Сопротивления атаковали колонны отступающих немцев и на следующий день установили контроль над Миланом.
25 апреля американские солдаты 69-ой пехотной дивизии и советские солдаты 58-й гвардейской стрелковой дивизии встретились в городе Торгау на Эльбе. Новость о том, что нацистский рейх расколот надвое, облетела весь мир. Сталин приказал командующим фронтами продвигать войска к Эльбе, где только возможно, хотя к этому моменту он, в конце концов, был уже полностью уверен, что американцы не будут прорываться к Берлину. Генерал НКВД Серов ввел в Берлин три погранполка, чтобы немецкие офицеры не могли ускользнуть из города. Отборные части Берии были готовы следовать за 3-й гвардейской танковой армией в Далем, чтобы захватить там оборудование для ядерных исследований и самих немецких ученых.
Йон Рабе, немецкий хроникер, описавший события «нанкинских изнасилований», в это время находился в Сименсштадте, на северо-западной окраине Берлина. Русские солдаты «очень дружелюбны пока, – отмечал он. – Они нас не беспокоят, даже предлагают еду, но с ума сходят по алкоголю, и как только выпьют лишнего, становятся непредсказуемыми». Началась обычная охота за часами, а потом за женщинами. Рабе пишет о том, как соседи стали совершать самоубийства, убив своих детей, и как «семнадцатилетнюю девушку изнасиловали впятером, а потом застрелили». «Женщин в бомбоубежище на Келль-Вег насиловали в присутствии их мужей».
