Аналогичный принцип выдвигался на первый план и в предложениях по аграрному вопросу. В тезисах доклада Ракитникова, подготовленных к съезду, было прямо сказано, что партия эсеров не может «выдвинуть лозунг немедленного захвата земель, как это с легким сердцем делают большевики… потому, что немедленный захват земли знаменует разрыв с буржуазией…»273. Следовательно, необходимо наложить на собственников земли «максимум ограничений», но в пределах, которые допустит буржуазия, не нарушая в принципе основы современного буржуазного строя.
Стараясь оправдать свою позицию, Ракитников утверждал, что у крестьян «неудержимого порыва к земле нет» и они довольно спокойно ожидают окончательного решения аграрного вопроса Учредительным собранием274. И все это говорилось в условиях, когда количество «земельных правонарушений», даже по официальной статистике Временного правительства, выросло в апреле 1917 г. по сравнению с мартом в 12 раз275.
Позиции эсеров в аграрном вопросе были очень шаткими. Поэтому президиум съезда внес предложение прений по нему не открывать, а ограничиться принятием общей резолюции, В ней отвергались «всякие частные захваты земли» и предлагалось впредь до Учредительного собрания проводить лишь подготовительные меры к будущей ее социализации. Так партия, именовавшая себя крестьянской, фактически отказалась от осуществления наиболее революционно-демократического требования своей программы.
Принцип коалиции с буржуазией выдвигался в качестве основополагающего при решении всех вопросов. Лидеры партии эсеров упивались тем, что она стала правительственной. Ее вожди полагали, что теперь будут вершить судьбы России.
На съезде прозвучали также и отголоски мелкобуржуазного революционаризма. «Или русская революция, которой слишком тесно в узких национальных рамках, — говорилось с его трибуны, — сумеет перешагнуть эти рамки, сумеет освежить застоявшуюся атмосферу в других странах… а если бы этого не случилось, то русская революция начала бы задыхаться в узких, тесных рамках, в стенах чисто национального быта»276. Получался парадокс, когда партия, проводившая соглашательскую политику в своей стране, обвиняла трудящихся других стран в недостаточной революционности. Это было, по выражению В. И. Ленина, интернационализмом и революционностью «на вывоз», когда немцам предлагалась революция против капиталистов, а русским — соглашение с капиталистами277.
Созывая III съезд, руководство социалистов-революционеров ставило одной из своих целей укрепление единства партии, разрозненной в предреволюционные годы. В какой-то степени эта цель была достигнута. Вместе с тем съезд показал, что внутреннего единства в партии эсеров нет. В ней назревал глубокий кризис, и этого не могла скрыть атмосфера парадности, шумихи, любования мнимыми успехами, революционного фразерства. Авксентьев, Зензинов и их сторонники тянули партию к полному подчинению буржуазии; Спиридонова и Камков обвиняли их в том, что они проводят империалистическую политику. Чернов словесной эквилибристикой пытался замазать все трещины и добиться общего примирения.
После своего III съезда эсеры усилили нападки на большевиков, причем в ряде случаев применяли методы, выходившие за рамки идеологической борьбы.
Большевикам приходилось вести борьбу с эсерами и в Советах, и в земельных комитетах, и в городских думах, и в земствах, и в других государственных и общественных организациях и учреждениях, причем все чаще и чаще победа оставалась за большевистской партией. Так, например, острая борьба между большевиками и эсерами по вопросу о коалиционном правительстве развернулась в Екатеринбургском Совете рабочих и солдатских депутатов. Большевикам удалось доказать правильность своей точки зрения. Была принята резолюция, в которой решение Петроградского Совета о вхождении его членов в состав правительства признавалось ошибочным, поскольку это не меняло природы правительства, умаляя политическое значение Совета.
На собрании Выборгской районной организации эсеров Петрограда 22 мая 1917 г. констатировалось, что «среди воинских частей благодаря энергии большевиков последние имели несомненный успех», а на патронный завод пришлось послать лучших офицеров-эсеров, чтобы как-то противодействовать растущему влиянию большевиков278.
Вместе с тем в период мирного развития революции, хотя перевыборы отдельных Советов и приносили успех большевикам, подавляющее число Советов оставались эсеро-меньшевистскими. Массы еще не порвали с соглашательскими партиями. Достаточно сказать, что на состоявшихся в мае — июне 1917 г. Всероссийских съездах Советов рабочих и солдатских и Советов крестьянских депутатов эсеры имели явное преимущество. Однако престиж их партии падал, ибо массы при практическом столкновении с ее политикой отворачивались от нее. Слово же большевиков все сильнее воздействовало на трудящихся.
Под прикрытием коалиции, которая порождала иллюзию о создании власти, будто бы способной дать народу хлеб и мир, буржуазия накапливала силы, чтобы покончить с двоевластием. Ответственность за наступление контрреволюции вместе с Временным правительством несет и вошедшая в него партия социалистов-революционеров. Во время июньского кризиса Временного правительства вновь сложилась ситуация, при которой Советы могли безболезненно взять власть.
Демонстрация 18 июня, задуманная эсеро-меньшевистским руководством I Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов и приуроченная к началу наступления на фронте, явилась наглядным свидетельством недовольства масс. Она показала, что пролетариат и солдаты столицы в подавляющем большинстве поддерживают большевистские лозунги. «Около полумиллиона демонстрантов, — писал В. И. Ленин. — Единство дружного наступления. Единство вокруг лозунгов, среди которых гигантски преобладали: «вся власть Советам», «долой 10 министров-капиталистов»… Ни у кого из видевших демонстрацию не осталось сомнения в победе этих лозунгов среди организованного авангарда рабочих и солдатских масс России»279. Но и на этот раз эсеры отказались выполнить требование масс.
Эсеровская газета «Земля и труд» признавалась: «…наши революционные Советы крестьянский, рабочий и солдатский фактически и есть революционная власть, и если бы Советы признали нужным взять власть в свои руки, то власть была бы передана, как нам показали апрельские события и образование коалиционного министерства. Но этой власти не хочет Совет солдатских и рабочих депутатов»280.
Однако если Советы являлись органами революционной власти, что же мешало им взять ее в свои руки? Достаточно аргументированно ответить на этот вопрос было невозможно, так как никаких объективных причин, которые мешали бы Советам это сделать, ни в апреле, ни в июне не существовало. Единственным препятствием были колебания вождей мелкобуржуазной демократии. «Партии, правящие теперь в России… — писал В. И. Ленин, — наглядно показали себя в исторический день 18-го июня как партии колебаний. Их лозунги выражали колебание, и за их лозунгами оказалось — явно, очевидно для всех — меньшинство»281. Июньская демонстрация свидетельствовала о приближении неизбежного краха политики соглашательства, а вместе с ним и банкротства поддерживавших ее политических партий.
Эсеры, занимая «среднюю» позицию, обвиняли большевиков в том, что они своими крайностями «помогают контрреволюции», и в то же время признавали контрреволюционность кадетской партии, с которой находились в коалиции. В этой позиции нашло свое выражение стремление мелкобуржуазных демократов все к той же пресловутой «чистой демократии». Мелкобуржуазные идеологи хотели бы обойтись без классовой борьбы и боялись ее обострения, вынуждавшего их более определенно встать на ту или другую сторону. «Вместо решительной политической оппозиции — всеобщее посредничество; вместо борьбы против правительства и буржуазии — попытка уговорить их и привлечь на свою сторону; вместо яростного сопротивления гонениям сверху — смиренная покорность и признание, что кара заслужена»282. Эту характеристику, данную мелкобуржуазным демократам основоположниками марксизма, вполне можно отнести к эсерам.
Наиболее показательным для эсеровских лидеров в период двоевластия был, как назвал его В. И. Ленин, «великий отход» от революции. Истекал четвертый месяц революции, однако общенациональный кризис все более разрастался и углублялся. Ни одна из задач не была решена, и массы все настойчивее требовали отказа от коалиции с буржуазией и отставки «министров-капиталистов». Они жаждали мира, земли, хлеба, настаивали на введении рабочего контроля над производством и распределением. А эсеровские лидеры защищали буржуазию, Временное правительство, обеляли капиталистов и обманывали народ пустыми обещаниями.
