отъезда Фукуда домой в январе 1909 г. разведывательную деятельность во Владивостоке продолжили командированные туда на 6-месячную языковую практику лейтенанты Такэгава Исаму (1909–1910), Кубота Хэйити (1910) и Сато Томоэ (1910—191 1)
242. Однако пребывание молодых и несведущих в вопросах разведки офицеров в таком сложном с контрразведывательной точки зрения городе, как Владивосток, не могло компенсировать отсутствия постоянно действовавшего там резидента, поэтому Генштаб периодически направлял в Приморье более опытных оперативных сотрудников: в июле 1910 г. 20-дневный разведывательный тур по маршруту Николаевск-на-Амуре – Хабаровск – Владивосток совершил майор Садзи Киити, а в 1911 г. порт и Приморье посетили майоры Идзомэ Рокуро, Фуруя Киёси и полковник Сайто Суэдзиро. Для зашифровки разведывательного характера их поездок в ряде случаев офицеров включали в состав выезжавших в Приморье экскурсионных групп студентов русского отделения Токийской школы иностранных языков
243.
Одесская резидентура Генерального штаба действовала под прикрытием института армейских стажеров русского языка при японском вице-консульстве в этом городе. В 1906–1911 гг. ею руководили подполковник Исидзака Дзэндзиро, майоры Такаянаги Ясутаро, Одзава Сабуро и Фукуда Хикосу-кэ, а после двухгодичного перерыва, вызванного закрытием консульства, последним довоенным резидентом ГШ в Одессе стал майор Сакабэ Тосно (1913–1914)244.
Не ограничиваясь реанимированием старых агентурных сетей, в 1909 г. Генштаб учредил на Дальнем Востоке еще один разведорган, видимо взамен упраздненного владивостокского, направив в Благовещенск под видом стажера-филолога вышеупомянутого майора Сакабэ Тосно. Его появление в Амурской области вызвало негативную реакцию местных властей, справедливо считавших, что прибытие Сакабэ объяснялось организацией здесь региональной резидентуры японцев. Поэтому военный губернатор области генерал-майор А.В. Сычевский и пограничный комиссар подполковник Н.Д. Кузьмин поставили перед приамурским генерал-губернатором П.Ф. Унтербергером вопрос о запрете на въезд в область офицеров японской армии245.
Приняв в расчет соображения дальневосточных чиновников, русское правительство после отъезда Сакабэ в Японию в июне 1910 г. открыло для пребывания японских стажеров-филологов только Хабаровск, имевший более надежное контрразведывательное прикрытие, чем Благовещенск. До начала Первой мировой войны здесь смогли побывать под предлогом прохождения языковой стажировки только два японских военных разведчика – майор Фуруя Киёси (1910–1911) и капитан Хасимото Тораносукэ (1913–1914), чья сфера деятельности охватывала территорию до Владивостока включительно.
Русская контрразведка отмечала, что после прибытия в Хабаровск японцы старались завязать знакомства с отставными военнослужащими и представителями прессы. Хасимото, стажировавшийся в приамурской столице с июня 1913 г. по сентябрь 1914 г., например, поселился на квартире подполковника в отставке А.М. Бодиско, который занимался частными землемерными работами, фотоделом и сотрудничал с редакциями нескольких газет. Жандармское наблюдение за Хасимото и его связями отмечало, что Бодиско «как старожил хорошо знаком с местностью, материально не обеспечен и злоупотребляет спиртными напитками; как нравственные качества, так и политическая благонадежность его полиции не известны и подлежат сомнению. Профессия газетного репортера дала Бодиско возможность быть вхожим всюду, чему в значительной степени способствует его любознательность и чрезвычайная пронырливость, граничащая с навязчивостью»246.
Несмотря на активную разработку Фуруя и Хасимото, царской контрразведке не удалось выявить их хабаровскую агентуру. Хотя генерал-квартирмейстер штаба Приамурского ВО регулярно докладывал командованию, что капитан Фуруя Ки-ёси не столько занимается языковой практикой, сколько ведением разведки, выяснить его агентурные связи военные контрразведчики не смогли, поскольку не имели опытных сотрудников, знавших японский язык. Частично этот пробел восполнило жандармско-полицейское управление Уссурийской железной дороги, подставившее Фуруя перед отъездом в Японию своего агента, которому резидент поручил выяснить организацию крепостной артиллерии Владивостока247. Однако царским спецслужбам так и не удалось установить главу японской агентурной сети в Хабаровске – Такэути Итидзи.
Такэути появился в приамурской столице в 1896 г. в качестве владельца фотоателье и уже через год был завербован японской разведкой в ходе визита на Дальний Восток заместителя начальника Генерального штаба генерал-лейтенанта Каваками Сороку. Пик агентурной активности Такэути пришелся на межвоенный период, после того как в 1912 г. он отстроил в Хабаровске двухэтажный особняк, в котором разместил ресторан, отель, универмаг и фотоателье. Будучи успешным предпринимателем, Такэути пользовался в хабаровской общине японцев репутацией «самого влиятельного из соотечественников» и позднее был избран главой местной колонии248. Круг общения Такэути не ограничивался соотечественниками: среди его постоянных клиентов значились высокопоставленные российские чиновники, предприниматели и офицеры.
Следует отметить, что практика направления оперативных сотрудников в Россию под видом студентов русского языка, а позднее и армейских стажеров получила широкое распространение в деятельности военной разведки именно в эпоху улучшения межвоенных дипломатических отношений. Хотя официальной задачей командируемых офицеров являлось совершенствование языковых навыков и изучение военного дела в царской армии, фактически в Россию выезжали будущие и действовавшие сотрудники разведывательных органов, которые на месте знакомились с обстановкой и собирали интересующую верховное командование информацию. По далеко не полным подсчетам, всего в 1906–1914 гг. различные районы России посетили более 30 японских офицеров. Среди них были будущие руководители японских военных миссий в Чите, Хабаровске, Владивостоке, Омске и Харбине времен интервенции майоры Куросава Хитоси, Гоми Тамэкити, Араки Са-дао, Такаянаги Ясутаро и Хамаомотэ Матасукэ, проходившие стажировку в русской армии, а также будущие начальники советского отделения Разведуправления Генштаба, направленные в Россию на языковую практику, – лейтенант Кома-цубара Мититаро, капитаны Хасимото Тораносукэ, Микэ Кадзуо, майор Идзомэ Рокуро249.
Сохранились подробности ряда таких стажировок японцев, свидетельствовавшие о том, что основными способами получения нужной им информации были визуальное наблюдение и общение с местным населением.
Так, в июне 1911 г. МИД Японии уведомил русские власти о намерении майора Идзомэ Рокуро и капитана Кусаки Мисао побывать в Семипалатинске, Томске, Иркутске, Верхнеудинске (Улан-Удэ) и Чите для изучения языка.
В июле и августе японцы посетили китайские города Улясутай, Кобдо (Ховд), Шара-Сумэ (Алтай), Чугучак, интересуясь взаимоотношениями «китайско-подданных киргизов и урянхайцев» с приграничным русским населением, дислокацией войск Туркестанского и Омского ВО вблизи Китая и Монголии250.
Изучив китайское приграничье, 13 ноября японские офицеры прибыли в Семипалатинск. На следующий день они нанесли визит высшим городским чинам. В разговоре с губернатором японцы настойчиво возвращались к теме экономического положения Семипалатинской области. Местные власти были предупреждены Петербургом о просьбе МИД Японии оказать офицерам «помощь и содействие», поэтому отнеслись к ним терпимо.
Характеризуя пребывание японцев в Сибири, русская контрразведка отмечала: «В разговоре вообще интересовались всякой мелочью и тут же записывали в свои памятные книжки. Служащего гостиницы «Иртыш» Семена Полосова и заезжавшего к ним с визитом Сергея Мармыжевского расспрашивали о численности войск, населения и о командирах отдельных частей»251.
В исключительных случаях, не позволявших Генштабу посылать в интересующие его районы сотрудников под официальным прикрытием, туда выезжали нелегалы. Так, в июне – июле 1912 г. разведку Камчатского полуострова провел офицер РУ ГШ капитан Такэда Гакудзо, имевший фиктивные документы на имя инспектора рыболовных промыслов «Тиба Такэо»
