Следует также отметить, что в обоих сказаниях не делается никакого намека на воинственные наклонности женщин — если не считать первоначальной ссоры с мужьями — или на их принадлежность к военной организации. Как правило, все истории о них, делают упор на боевые качества женщин, что особенно заметно в сказаниях карибов, племени весьма воинственного. Сэр Роберт Шомбургк, превосходно знавший Гвиану и Венесуэлу, считал, что „карибы весьма склонны к волшебным сказкам“, и под этим предлогом не доверял подобным слухам. Конечно, он не мог полностью игнорировать положительные свидетельства очевидцев-испанцев. Чтобы объяснить их, сэр Роберт предположил, что здесь имеет место недоразумение и за женщин были приняты молодые люди с распущенными длинными волосами, украшенные ожерельями и серьгами; мнение это разделяли еще несколько авторов. Однако подобную точку зрения нельзя назвать убедительной, ибо мы должны помнить, что падре Карбахаль специально подчеркивает, что волосы сражавшихся женщин, которых он видел вместе со своими спутниками, были уложены вокруг головы. Мистер С.Р. Инох (C.R. Enoch), автор книги „Анды и Амазонка“, цитирует официальный перувианский отчет, касающийся туземных племен, населяющих лесные районы и восточные склоны Анд: „Нахумеды, почти вымершее племя, обитают на берегах реки, носящей такое же название. Это и есть тот самый народ, который атаковал отряд путешественника де Орельяны, принявшего этих дикарей, облаченных в похожие на женские сорочки рубашки и юбки, непременно длинноволосых, за женщин воительниц или амазонок, давших имя реке. Таким, должно быть, является ответ на вопрос о предполагаемом существовании женщин-воительниц в этих регионах, поскольку среди индейцев не сохранилось легенд или воспоминаний о существовании какого-либо государства женщин в этом регионе“. Таким может быть плод доведенных до крайнего предела сомнений. Если нахумеды действительно являются племенем, напавшим на отряд де Орельяны, значит, они существенным образом изменили место жительства, что, конечно, вполне возможно. Однако не стоит утверждать, что индейцы совершенно не имели преданий о племени воинственных женщин, если вспомнить о легендах и слухах, собранных не только такими людьми, как падре де Акуна и люди в той или иной степени являвшиеся его современниками, но и такими путешественниками, как де ла Кондамин и другие.
Мы не находим у ранних авторов каких-либо свидетельств того, что женщины-воительницы имели местное название, напоминающее слово амазонки, хотя эти авторы превосходно знакомы с азиатскими и африканскими историями. Тем не менее известный специалист доктор Д. Дж. Бринтон недавно обнаружил, что туземцы, живущие в устье великой реки, называют словом амазуну „поток бурлящей воды“, особенным образом относя это слово к водопаду на реке Мараньон. Поэтому он предполагает, что испанцы могли называть им нечто дикое, бурное и опасное и связывать с несуществующим племенем. Честно говоря, ничего подобного в отчетах Карбахаля или де Акуны мы не усматриваем. Тем не менее интересно проследить происхождение подобного составного слова. Безусловно, река и провинция получили свое название от испанцев по имени племени „амазонок, прославленных историками“, на потомков которых им, как они считали, посчастливилось натолкнуться. Но не от случайного произнесенного индейцами слова. Возможно, кстати, что оно появилось уже после испанской Конкисты и переименования реки. Филология способна учинить еще не такие фокусы.
Слухи об амазонках циркулировали еще в 1743 году, когда ла Кондамин совершал свое путешествие, однако этот достойный путешественник, подобно Акунье, де Рибере, Жили и многим другим, так и не увидел ни амазонок, ни загадочных маноа. Он лишь встречался с людьми, утверждавшими, что видели их в каком-то удаленном и не слишком четко определенном регионе, или знавшими тех, кто за много лет до того посещал женщин и их страну, с не установленным местоположением. Когда де ла Кондамин проводил свое расследование, ему приходилось иметь дело с убеждением, что амазонки перебрались вверх по течению Рио Негро и продолжают отступать от чрезмерно любопытных белых в неисследованные лесные районы Гвианы. Гумбольдт, подобно де ла Кондамину, также обнаруживал доверие ко всяким россказням, и выводы, к которым он пришел, трудно было назвать окончательными. В не меньшем количестве существовали и скептики, и голоса некоторых из них были слышны даже в эпоху конкистадоров. В частности, ими являлись те, кто усматривал во всей истории хитроумную выдумку Орельяны: стереть память о совершенном им предательстве по отношению к его же собственному предводителю Писарро. Орельяна полагал, что чудесным рассказом о собственных достижениях сумеет заслужить аплодисменты и награды у себя дома. Едва ли стоит приписывать подобное желание ввести в заблуждение падре Карбахалю и прочим исследователям. Женщины Америки брались за оружие не реже, чем их азиатские и европейские сестры. У нас нет причин сомневаться в этом. Сему можно привести множество примеров.
Хуан де ла Коса сообщал, что в ходе плавания, совершенного вместе с Родриго де Бастидесом в 1501 году, он высадился с отрядом на побережье к северу от реки Ориноко, в месте, где теперь находится Картахена. Испанцев отважно атаковали мужчины и женщины, не разделявшиеся в бою, причем оба пола чрезвычайно ловко орудовали длинным дротиком-ассегаем и луком с отравленными стрелами. Гульдерик Шнирдель (Schnirdel), путешествовавший вместе с испанцами вблизи рек Ла Платы и Амазонки в период между 1534 и 1554 годами, много слышал о воинственных амазонках. Как ему говорили, они жили на острове и не имели золота и серебра: его оставляли обитавшим на берегу мужьям, — предоставляя таким образом сюжет романистам. Шнирдель отправился на поиски этого острова, естественно оказавшиеся безрезультатными. В конце он усомнился в существовании племени воинственных женщин, хотя посчитал, что участие их в междуплеменных раздорах наряду с мужчинами является надежно установленным фактом. Чуть позже, в 1587 году, Лопес Ваз поведал нам о приключениях Лопеса де Агиры. Последний, бунтовщик и изменник, убил дона Фернандо де Гусмана, провозгласившего себя императором Перу. Совершив это убийство, де Агира в компании нескольких солдат и туземцев отправился вниз по Амазонке к берегам Атлантического океана. По пути они встречались с известным сопротивлением и обнаружили, что амазонки действительно существуют… „то есть, женщины эти воюют с помощью лука и стрел, однако сражаются они вместе с мужьями, а не самостоятельно, как говорит Орельяна. На самых разных участках реки женщины эти, заметив, что мужья их затеяли стычку с испанцами, приходили на помощь к ним, обнаруживая большую доблесть, чем их мужчины“. Относительно редкий факт, тем не менее, сумел расшевелить воображение испанцев, знавших о преданиях классического периода и приходивших с востока сообщениях.
Ранние испанские критики признавали слухи о существовании в Америке женщин-воительниц результатом работы фантазии первооткрывателей и в более или менее вежливой форме отказывали „племенам“ американских амазонок в праве на существование, подкрепляя свое мнение тем фактом, что женщины эти сражались бок о бок с мужьями, и тем, что подобное явление прекрасно известно как древней, так и современной истории. Необходимо также не забывать о том, что большинство первооткрывателей видели в Америке часть Индии и не находили ничего невероятного в том, что знаменитые обитательницы прежней Фемискиры могли забраться в такую даль. Подобное мнение требовало признать женщин-воительниц принадлежащими к белой расе, чего требовала общая схема событий, хотя объяснением их светлокожести вполне мог бы стать факт существования некоей полурелигиозной касты. Бытовала и другая школа, считавшая, что племя таких женщин являлось потомками тех, кто перебрался в Америку из Азии через Африку, а потом Геспериды или погибшую Атлантиду. Большинство путешественников, как, например, падре де Акунья, видели в них „амазонок, прославленных историками“; иначе говоря, они не могли расстаться с мыслями об азиатских воительницах, и россказни об их сказочных богатствах только подкрепляли их веру.
До совсем недавних времен по континенту ходили настойчивые слухи об удивительных городах, скрывающихся в почти непроходимых лесах, полных золота и прочих сокровищ, и зачастую — как утверждалось — охраняемых женщинами, хотя, как мы видим из отчета Шнирделя, обязанность охранять богатство может оказаться переданной другому полу. Типичными примерами являются фантомные города Добайя, в котором существовал золотой храм, посвященный богине Природы, и Маноа дель Дорадо, о котором так часто говорили, что положение его известно, но так и не найдено: в этом городе крыши были покрыты золотыми листами, а хрустально чистое озеро плескалось в берегах из золотого песка. В порядке оправдания подобных слухов мы можем напомнить, что когда во время своего второго похода в Перу испанцы захватили несчастного императора Атауальпу в его же собственной крепости Кайямарка, Инка предложил им в порядке выкупа за собственную персону наполнить золотом комнату размером примерно в 22 на 27 футов на высоту 6 футов (7x8x1,8 метра). По оценке, стоимость подобного выкупа достигает сотни миллионов стерлингов. Однако проявившие нетерпение испанцы убили своего пленника, совершив преступление совершенно не оправдываемое с моральной стороны, а с политической точки зрения не более разумное, чем умерщвление курицы, способной нести золотые яйца. Испанцы так и не дождались сокровища. Тем не менее в Куско, истинной столице империи, и в Пачакамаке они обнаружили дворцы, стены которых были покрыты золотыми листами. Приношения в виде цепей и сделанных из тонкого золота цветов также бросались в некоторые озера. При рождении последнего подлинного наследника инков, получившего символическое имя Хуаска, „цепь или трос“, как утверждают, была изготовлена памятная цепь длиной 233 ярда (212 м), состоявшая из тяжелых золотых звеньев, которую утопили в озере Оркос в качестве знака благодарности богам.
