Насколько честен был Фролов, вспоминая эти события, выяснить сложно. Определенная доля правды в его показаниях, несомненно, есть, хотя представляется сомнительным, чтобы он не знал, какие меры, кроме ударов артиллерии и авиации, применялись немецкими войсками против повстанцев и гражданских лиц. Встречается мнение, что после Варшавской операции совет офицеров дивизии осудил Фролова за действия его бойцов в городе[350]. Однако, по словам самого командира сводного полка, осудили его «не за зверские садистские действия по подавлению восстания, а за невыполнение приказа немецкого командования по проческе леса в 25–30 км северо–западнее Варшавы»[351].
В то же время показания Фролова свидетельствуют о том, что сводный полк применял в отношении поляков те же самые методы, что и полевые части вермахта, СС и полиции. А, стало быть, отчет Гейбеля, где виновниками безобразий в Варшаве изображены только «каминцы», является, мягко говоря, «субъективным». Тем не менее государственные инстанции рейха не собирались вникать в нюансы этого дела, и поэтому вполне удовлетворились тем, что в зверствах против гражданского населения были обвинены военнослужащие соединения, к тому моменту уже расформированного.
В последующем сводный полк Каминского — Фролова был вновь пред ставлен в качестве неуправляемой банды, сорвавшей переговоры, а бесчеловечные действия русских эсэсовцев якобы толкнули пассивное польское гражданское население в сторону восставших, из–за чего ожесточенные бои шли до начала сентября, пока вновь не появились благоприятные условия, чтобы вести переговоры с Коморовским. Такая точка зрения фигурирует в итоговом отчете губернатора Варшавского округа Людвига Фишера генерал–губернатору рейхсминистру Гансу Франку (декабрь 1944 г.):
«Временно позиция населения Варшавы в целом изменилась в период с 10 по 20 августа, когда оказавшиеся в Варшаве казаки Каминского предприняли действия против польских женщин и детей. Ссылаясь на это, АК развернула агитационную деятельность, говоря, что так будут относиться ко всем польским женщинам и детям. Тогда многие связались с АК или каким–то другим способом оказали поддержку АК.
После того, как войска под командованием Каминского были выведены из города в связи с тем, что они вели себя не в соответствии с предписаниями дисциплины для германских солдат, широкие массы населения снова повернулись спиной к АК, и с этого момента они заняли пассивную позицию по отношению к восстанию»[352].
«Казаки» Каминского, поведение, не соответствующее предписаниям «дисциплины для германских солдат», — формулировки подобного рода вряд ли давали до конца беспристрастную оценку действиям «каминцев», как и подлинному отношению польского населения к немцам. Эту мысль подтверждают и слова офицера дивизии A.C. Перхурова, сказанные им следователю контрразведки «Смерш» МГБ группы советских оккупационных войск в Германии старшему лейтенанту Власову: «Совершив позорный факт расправы с населением Варшавы, ставший достоянием всей мировой общественности, немцы, очевидно, захотели умыть руки и свалить вину за проявленную жестокость к мирному гражданскому населению на "добровольческие" части, в том числе на сводный полк бригады Каминского».
Боец РОНА. Варшава, август 1944 года
19 августа полк Фролова получил приказ выйти из Варшавы. Батальоны полка выводились постепенно, по мере того как их позиции занимали немецкие подразделения, поэтому «каминцы» продолжали вести боевые действия до 28 августа включительно. Из дневника русского эсэсовца И. Вашенки известно, что к 18 августа потери полка составили около 500 человек убитыми и ранеными. По свидетельству П.Р. Майорова, более надежному, на наш взгляд, потери составили более 200 человек. Но это были не последние жертвы в Варшаве, так как 22 августа практически полностью погибла сводная рота 16–го батальона. Гибель роты, если верить словам Вашенки, произошла из–за недисциплинированности личного состава.
Заняв один из домов, солдаты разбрелись по этажам в поисках драгоценностей, пищи и водки. Польские боевики, прятавшиеся в подвалах и на верхних этажах, внезапно открыли огонь из автоматов и закидали русских эсэсовцев гранатами и бутылками с зажигательной смесью. Неизвестно, как отреагировало на этот неприятный эпизод командование батальона и полка. В показаниях бывших «каминцев» упоминаний об этом случае не встречается[353].
Пока подразделения полка выходили из Варшавы, примерно 22 августа в штаб части прибыл офицер из ставки фон дем Баха. От него Каминский получил приказ прибыть в Краков, а полк должен был выдвинуться в район Августовской пущи, где к тому времени сконцентрировались значительные силы польских партизан — около 14 000 человек. Перед отъездом, как вспоминал Фролов, Каминский начертил ему на карте маршрут движения полка и место, где часть должна была сосредоточиться. Туда же, как утверждал Фролов, должен был приехать и Каминский, и только после его прибытия следовало начинать борьбу с партизанами. Но примерно через три дня, 25 августа, когда некоторые подразделения полка еще находились в Варшаве, в штаб приехал неизвестный генерал (по другой версии, офицер), сообщивший, что Каминский и Шавыкин убиты партизанами в районе Кракова. Сообщив эту печальную новость, генерал сказал Фролову: «Полком будете командовать вы самостоятельно и приступайте к выполнению боевой задачи по проческе леса». Фролов ответил следующее:
«1. Судьба Каминского мне неизвестна, он приказал мне ждать его.
2. Имеющееся оружие в полку вышло из строя и совершенно непригодно для ведения боя. С таким оружием нельзя вести бой.
3. Личный состав сильно утомлен и беспокоится о семьях.
На это генерал ответил, что на прочистку леса вам потребуется 5 дней. Я вновь ответил, что мне приказано Каминским ждать его. Оружие негодное и воевать с таким оружием не могу, прошу направить полк к месту расположения бригады. После этого в полк приезжала комиссия по проверке оружия, которая также установила, что оружие негодно для ведения боя. Однако и после работы комиссии генерал дважды предложил (правда, не в приказном тоне) выполнять задачу. На что я ответил, что наступательных операций с таким оружием вести нельзя, но если вы настаиваете, то замените оружие»[354].
Из дальнейших показаний Фролова следует, что он получил приказ сняться с полком и следовать на железнодорожную станцию для погрузки в эшелоны. Погрузки пришлось ждать б дней, после чего часть убыла в пункт дислокации бригады, в город Ратибор. Но, опираясь на другие документы, можно сказать, что все выглядело несколько иначе. К 28 августа полк был выведен из Варшавы (немецкая комиссия, обследовавшая состояние вооружения и личного состава, уже закончила свою работу, признав требования Фролова обоснованными). В тот же день, в 8 часов утра, часть была построена. Фролов выступил с короткой речью, призвав личный состав почтить память погибших солдат и командиров. После этого он довел задачу. Затем полк, несмотря на все недостатки, обнаруженные комиссией, все равно был брошен на борьбу с партизанами — в район населенного пункта Трускав (в 20 км от Варшавы), где и сосредоточился. Фролов бездействовал, активных действий не вел, чем воспользовались польские партизаны. В ночь со 2 на 3 сентября 1944 г. отряд поручика «Долина» атаковал Трускав, где застал врасплох два батальона сводного полка. В ходе боев полк потерял предположительно около 100 человек убитыми и около 100 ранеными. Бойцы АК захватили 1 орудие 75–мм, 2 станковых пулемета, 23 ручных пулемета, 16 автоматов, 2 миномета калибра 82 мм, 48 винтовок, 10 тысяч патронов, 11 лошадей, 4 телеги с продовольствием и обмундированием, а также полевую радиостанцию[355].
Думается, именно неудачные бои «каминцев» в Трускаве убедили, наконец, немецкое командование в том, чтобы снять и отправить полк в Ратибор. К концу первой декады сентября 1944 г. подчиненные Фролова прибыли в местечко Шамрау, в 10 км от Ратибора. Здесь они, скорее всего, узнали о недавнем нападении партизанских отрядов на бригаду, в результате чего погибло 150 солдат. Далее, как уже отмечалось, состоялся офицерский совет, на котором разбирались действия полка Фролова во время Варшавского восстания. Согласно показаниям офицера дивизии А.С. Перхурова, офицерский совет был собран по указанию немецкого командования. Вел совет ваффен–оберштурмбаннфюрер Р.К. Белай, уже назначенный к тому времени на должность командира соединения (начштаба стал ваффен–штурмбаннфюрер Романов). в первую очередь слушалось дело Фролова. По словам А.С. Перхурова, Фролов рассказывал, как «вместе со своими подчиненными он врывался в кварталы польских граждан с целью грабежа и расстреливал сам лично польских граждан, пытавшихся скрыться. О размерах грабежа польского населения в Варшаве можно было судить по тому, что у каждого бойца сводного полка после возвращения с Варшавской операции можно было найти до 15—20 золотых часов»[356].
