Таким образом, утверждать, что дворец целиком и полностью является творением Мариньи, нельзя, но так же неверно было бы отрицать то, что Мариньи принимал активное участие в его создании: отвергнув мнение Борелли де Серра, считавшего, что строительство дворца завершилось в 1304 г., М. Ж. Геру доказал, что значительная часть строительных работ была произведена после 1308 г.[722] Этот период как раз совпадает с тем временем, когда Мариньи взял в свои руки руководство отелем, скончался Пьер де Шамбли и молодой камергер ощутил первые признаки королевской благосклонности. Он не создал дворец Сите, но то, что он поспособствовал завершению его строительства, несомненно.
В 1313 г. работы, связанные с дворцом, были практически закончены, но король пока еще не переехал туда. Торжественное открытие нового здания состоялось во время празднования Троицына дня в 1313 г., причем в течение этого торжества Филипп Красивый посвятил в рыцари около двухсот юношей, в числе которых были его три сына, Филипп де Валуа, молодой Робер д'Артуа и, среди прочих, Пьер де Шамбли и Луи де Мариньи.[723] Эта церемония состоялась в соборе Пресвятой Богоматери.[724] В следующую среду, 6 июня 1313 г., Николя де Фревиль предложил принести обет крестоносцев всем присутствовавшим сеньорам и в том числе королям Франции, Англии и Наварры. Днем спустя праздник и шествие ремесленников, оказавшие, по всей видимости, сильное впечатление на современников, прошли перед «недавно» построенным дворцом, где «для того, чтобы лицезреть празднество», собрались три короля со своими придворными.[725]
Мы уже говорили о том, что Мариньи желал, чтобы при входе во дворец стояло его скульптурное изображение, следовательно, ему должно было нравиться, что его считают создателем этого архитектурного творения. Статуя Мариньи, описанная Сен-Фуа, находилась на самой верхней из широких ступеней, построенных, по его указанию, перед Торговой галереей Людовика Святого. Стояла она на одном из столбов портала, в простенке которого находилась скульптура Филиппа Красивого;[726] и должна была помещаться в левом проеме, поскольку Жоффруа Парижский уточнял, что она находилась справа от статуи короля. Тот же хронист упоминал о белом цвете головного убора Мариньи,[727] следовательно, можно предположить, что скульптура была многоцветной. Мариньи изображался как рыцарь с подвешенным к расшитой перевязи мечом, в то время как в Экуи, где находилась еще одна его статуя, он был представлен в светской, очень элегантной одежде.
Еще одно изображение камергера, на этот раз живописное, долгое время украшало стену, соединявшую кухню с восьмиугольной башенкой, над правой лестницей, которая вела в Большой зал.[728] Рядом с ним на стене можно было увидеть надпись: «Пусть каждый считает свои деньги, кто не имеет достатка, тот не имеет ничего».
Таким образом, было бы преувеличением утверждать, что новый дворец был построен по приказу Мариньи. Тем не менее именно он являлся вдохновителем очень давно задуманной постройки, благополучным итогом которой стало одно из главных творений эпохи правления Филиппа Красивого. Причем не возникает никаких сомнений в том, что Ангерран знал, где и как достать деньги на проведение работ. На этом произведении искусства, автором которого Ангерран являлся лишь частично, остался столь яркий отпечаток его личности и главным образом его амбиций, что очень легко ошибиться в определении его роли в создании дворца. Мариньи активнейшим образом занимался строительной деятельностью для себя, но также и для короля. Будучи меценатом, он, возможно, направлял также меценатские побуждения короля: он поместил во дворце собственное скульптурное изображение, заказал статую короля и третью статую из группы парадного входа, возможно, изображение Жанны Наваррской… Он даже занимался вопросами декорации интерьера и посылал своих людей на поиски мрамора за границу. Творения парижских скульпторов эпохи Филиппа Красивого, даже те, что находились на самом входе в королевское жилище, засвидетельствовали могущество камергера.
1. Акты, составленные по распоряжению «господина Ангеррана» («per dominum ingerranum»)
Число составленных под руководством Ангеррана де Мариньи[729]королевских приказов и грамот – довольно большое. Если обратиться к огромному количеству дошедших до нас оригиналов или копий документов без каких-либо пометок вне содержания, придется признать, что результаты исследования остальных будут не особенно важны, их достаточно будет просто принять к сведению; тем не менее они, бесспорно, представляют некоторый интерес. Со времени первого знакомства с подобными пометками мы обнаружили три письма, составленных под руководством короля,[730] и, письмо, составленное в сентябре 1307 г. под руководством Ангеррана де Мариньи.[731] Как мы уже сказали, на девяти предписаниях, относящихся к марту 1305 г., есть пометка «per dominum Ingerranum».[732] Не считая утерянные или поврежденные бумаги, оригинальные документы без всяких пометок и неполные копии, нужно также учитывать возможность существования пометок под сохранившимися печатями. Пометки, не относившиеся к содержанию посланий, в действительности ставились в нижней левой части документа, на одном краю пергамента, и повторялись на другом его краю, который вдавливался в воск. И так как эта последняя надпись часто оказывалась единственной, то важная для нас пометка порой оставалась спрятанной, если печать не была разломана… Конечно же, под такими печатями от нас скрываются и другие пометки.
Несмотря на существование таких пробелов, в нашем распоряжении оказался шестьдесят один документ, согласно которым мы можем очертить деятельность Мариньи. Ш. Дюрье написал, что Ангерран «заверял очень малое количество королевских бумаг, которые, практически без исключений, относились к делам государственной казны и делал он это лишь начиная с 1307 г.».[733] После проведения более тщательных исследований Борелли де Серр выявил тридцать три подобных документа в регистрах Сокровищницы хартий, но он исключил несколько документов из каждого регистра, кроме JJ 48 и необъяснимым образом оставил без внимания реестры JJ 42 В и 41 и JJ 50,[734] в которых мы нашли сорок восемь составленных Мариньи писем;[735] к ним необходимо добавить двадцать три документа, сохранившихся в других собраниях и в коллекциях Архива Национальной библиотеки, а также муниципальных и районных архивов.[736] Хронологически они распределяются следующим образом:
Наконец, необходимо отметить, что оригиналы документов, где сохранились следы вмешательства Мариньи, либо не зарегистрированы, либо на их копиях не содержится таких же пометок, как на оригинале; кроме того, на документах, с наибольшей, долей вероятности составленных самим Мариньи, может не быть никаких надписей, как, например, на хартии с позволением капитулу Экуи приобрести имущество.[737]
Изучение составленных под руководством Мариньи документов представляет огромный интерес со множества точек зрения: оно дает много информации о маршрутах передвижения Мариньи, позволяет узнать о его взаимоотношениях с королевскими нотариусами и другими людьми; наконец, оно дает возможность познакомиться с некоторыми сторонами деятельности Ангеррана и оценить ее масштабы. В. большинстве случаев окончательное решение принимал тот, под чьим руководством составлялся королевский акт.
В предыдущей главе мы уже сказали о том, что в большинстве своем эти акты относились к делам отеля. Бытовые вопросы очень редко становились темой королевских грамот, но когда в Лувре учреждали должность коменданта,[738] а также когда король оказывал милости и преподносил дары служащим своего отеля, Ангерран отдавал королевским нотариусам распоряжение составить акт. Мы даже обнаружили предписание, составленное по распоряжению Мариньи, которое обязывало Жана де Крепи, королевского писца, выплатить слуге короля Мишле Наваррскому жалованье, заслуженное им во время военных действий в Гаскони и во Фландрии.[739] Поскольку этот документ не был зарегистрирован наряду с другими девятью предписаниями, относящимися к марту 1305 г., не остается практически никаких сомнений в том, что Мариньи давал и другие указания о выплате жалованья, но оригиналы этих документов не сохранились; вероятно, какие-то указания он давал и в устной форме.
Значительное количество «составленных по распоряжению Мариньи» документов относится к сфере финансов. Среди них встречаются бумаги о взимании податей и налогов, доверенности, документы об ассигнованиях ренты и о различных операциях с казной и государственным имуществом, наконец, о разнообразных выплатах. Речь в них идет о десятине, которую король востребовал с Карла де Валуа,[740] о сборе приданого для Бланки Бургундской и об использовании денежных вложений, сделанных по этому случаю Маго д'Артуа,[741] об уменьшении штрафа городу Ажену,[742] налоговых льготах,[743] об отсрочке выплат экстраординарного налога (эд) в Пуату,[744] обо всем, что мы будем рассматривать на последующих страницах нашего повествования. Документы о делах казны и домена весьма многочисленны не только среди составленных по распоряжению Мариньи, но и среди актов Филиппа Красивого. Мариньи выпустил акты о даровании ренты из казны, а также и о других ассигнованиях, составил несколько актов дарения. Наиболее трудны для изучения платежные документы, поскольку их не регистрировали и, как правило, уничтожали после исполнения содержавшегося в них предписания.
