- Так если сами за себя русские не заступаются, - возразил Доброскок, пусть хоть Аксельрод с Мартовым станут...
- Не-ет, дудки-с! Надобно русских людей учить самих за себя стоять! Хватит на других уповать!
- Ну да! Только я решил заступаться, как сразу в охрану и угодил!
- А вы не тот путь избрали, Иван Васильевич! Россия - для русских, давайте поначалу об этом уговоримся. А коли уговоримся, тогда пойдем дальше: бюрократия наша, все эти столоначальники, директора департаментов, министры и прочая шушера, - да, да, именно так, я не оговорился, - мешают нам стать во весь исполинский рост! Думаете, мы здесь, в охране, не знаем, что вытворяют мерзавцы в сановном Петербурге?! Всё знаем! Очень хорошо знаем! И намерены с этим вести борьбу не на жизнь, а на смерть. Но только мы, русские! С открытым забралом! Иду на вы! Гордо и бесстрашно! Словом, Либерман по нашей просьбе вам в карман "Манифест" сунул, а Самуилов этот у меня получает оклад содержания, что скажу, все выполнит!
- Что?! - Доброскок вскочил со стула. - Быть того не может!
- А от кого ж тогда я про вас все выузнал? Кто сделал вашу семью некредитоспособной?!
И про Самуилова и про Либермана подполковник Крамской лгал; Либерман вскорости погиб на каторге; Самуилов же, прощелыга и жулик, обходил охранку за версту, по престольным праздникам пел "Боже, царя храни" и был обыкновенным, как и отец Ивана Васильевича, торгашом мелкого пошиба. Тем не менее тонкая антисемитская обработка, на которую Крамской был дока, дала свои плоды: Доброскок согласился "разоблачить провокатора царской охранки" Либермана, по молодости лет не понимая, что втянут в игру; когда понял, было поздно уже дал согласие работать, превратившись в осведомителя; провел семь л и к в и д а ц и й, был замечен Зубатовым, переведен из секретных сотрудников в чиновники охранки - то есть повторил путь самого Зубатова; во время революции пятого года, в благодарность за борьбу против социал-демократов, произвели в подполковники, стал доверенным лицом Герасимова, им и остался после того, как Александр Васильевич получил "повышение".
Раздевшись в тесной прихожей доброскоковской квартиры, Герасимов в з а л о не вошел (там музицировали жена с дочерью) и п р о с к в о з и л в узенький, словно пенал, кабинетик.
- Что слышно о хромом? - сразу же спросил Герасимов, снимая дымчатые очки; по дороге к Доброскоку трижды проверился, два раза поменял извозчика: д е л о вступило в завершающую стадию, теперь надо быть аккуратным до провизорской скрупулезности, один неверный шаг - и погибель.
- Вернулся, - ответил Доброскок. - Я встречался с ним. Он в ужасном состоянии. Что случилось - не открывает... Ждет встречи с вами.
- Ваши предположения?
- Боюсь, не попал ли он в бурцевский переплет.
- Почему Виссарионов не отправил к нему на связь Долгова?
- Что, непонятно?
- Против меня затеяли игру?
- Именно так.
- Где вы с ним увидались?
- Слух прошел, что он здесь... Ш-ш-ш-ш, полная секретность, но от меня разве утаишь... Словом, я нашел его в "Метрополе", перехватил утром, в толпе, утащил от филеров в подворотню, там у меня проходной ход отработан... А за ним, помимо наших, эсеровский Бартольд смотрит... Исхудал Петров еще больше, нервен, как дама в известные дни, пришлось даже прикрикнуть на него - не помогло. "Выдвигаю ультиматум: или Герасимов со мной увидится, или пусть пеняет на себя".
- Что ответили?
- Сказал, что на днях вернетесь... Свяжусь... Доложу...
- Хм... Вот что, Иван Васильевич... Войдите-ка с ним в контакт не сегодня, так завтра... И попросите его написать письмо на мое имя - чтоб я мог с документом обратиться к Курлову... Основание нужно для встречи, иначе рискованно...
- Они вам откажут, Александр Васильевич... И Курлов откажет, и Виссарионов...
- А Карпов? Все-таки я его своим преемником назвал, не кто... Неужели и этот лишен чувства благодарности?
- Нет, он человек совестливый, но сейчас крутые времена пошли... Курлов, словно конь, роет копытом... Виссарионов с ним во всем заодно...
- Мне нужно письмо, - упрямо повторил Герасимов. - Пусть Курлов откажет...
Достал из кармана портмоне, отсчитал пятьдесят рублей - помнил, что Доброскок из осведомителей, зазря не рискует.
- Найдите кого из наших стариков, прикройте спину, пусть они будут с вами постоянно. Посулите еще сотню - если дело будет закончено успешно. А это, - он достал тысячефранковую банкноту, - для подарка дражайшей половине, вам ее вкусы известны, вы и поднесите, у нее ж послезавтра день ангела, если не изменяет память?
Доброскок посмотрел на Герасимова восторженно:
- Ну и дьявол же вы, Александр Васильевич! Что за счастье с вами работать!
- Мы еще не работаем, - ответил Герасимов, посуровев. - Мы готовимся. Работа начнется, когда я получу письмо...
"Милостивый государь, поскольку я был брошен известными вам людьми на произвол судьбы в Париже, необходимость нашей встречи не нуждается в разъяснении. В случае, ежели вы от нея откажетесь, всю ответственность за последующие события вам придется нести перед Богом и вашей совестью, коли она в вас сохранилась.
Южный".
С этим письмом Петрова, позвонив предварительно своему преемнику, полковнику Сергею Георгиевичу Карпову, генерал и отправился в свой бывший кабинет, столь дорогой его сердцу.
Карпов принял его дружески, хотя, как и Виссарионов, старался не смотреть в глаза, был излишне экзальтирован, расспрашивал о здоровье так, будто был лечащим врачом Герасимова, о т д а в а л ничего не значившие сплетни - никаких имен, ни одного упоминания о новых делах; будто с каким бомбистом говорил перед началом вербовочной беседы.
Герасимов тем не менее ответил на вопрос о здоровье, однако, когда Карпов - сразу же после обязательно-протокольных п р о б р о с о в - начал извиняться, ссылаясь на то, что вызывает Виссарионов, генерал остановил его достаточно приказно:
- Погодите, полковник. Надо обсудить дело, которое известно Петру Аркадьевичу... Вы, полагаю, помните Петрова?
- Ну как же, слыхал...
- Нет, вы не только слыхали о нем, Сергей Георгиевич. Вы им занимаетесь. И я говорю сейчас не только от своего лица. Что вы намерены сообщить мне для передачи Столыпину?
- Александр Васильевич, - чуть не взмолился Карпов, - не ставьте меня в жуткое положение! Мне запрещено говорить с вами о Петрове!
Герасимов удовлетворенно кивнул, подумав, что на провинциала, только три месяца как переселившегося в столицу, у п о т р е б л е н и е фамилии премьера без обязательных титулов не могло не произвести нужного впечатления.
- Кем запрещено, Сергей Георгиевич?
- Генералом Курловым.
- А Виссарионов?
- Он также рекомендовал мне не вступать с вами в разговоры по поводу Петрова... Мне поручено вести "Южного" совершенно самостоятельно.
Герасимов снова кивнул и, достав письмо Петрова, привезенное Доброскоком, попросил:
- Приобщите к делу, Сергей Георгиевич, пригодится. Тот пробежал текст и обхватил голову руками:
- Бред какой-то! Ну отчего мы с вами не можем вести его вдвоем?! Кому это мешает?!
- А вы как думаете? - спросил Герасимов и, не дожидаясь ответа, поднялся, кивнул и вышел из кабинета.
В два часа ночи - после того, как Герасимов доложил Столыпину д е л о и получил от премьера устную санкцию на р а б о т у, - Доброскок вывел Петрова из "Метрополя" проходными дворами, посадил на пролетку и отвез на квартиру, снятую им на Пантелеймоновской улице.
Герасимов обнял Петрова, который как-то обмяк в его руках; спина, однако, оставалась напряженной; ощутил легкий запах алкоголя, хотя помнил, что раньше агент никогда ни водки, ни финьшампаню не пил, кивнул на Доброскока - "это друг, верьте ему, как мне, если со мною что-либо случится, он спасет вас", сказал подполковнику, чтоб тот вернулся через три часа, и повел позднего гостя к столу, накрытому наспех: ветчина, сыр, копченая рыба и две бутылки - водка и ликер (отчего-то вспомнил Азефа, попросил привезти шартрез).
- Ну, рассказывайте, - сказал он, усадив Петрова напротив себя.
- О чем? - спросил тот каменно.
- О том, как провалились, - ответил Герасимов, вздохнув. - По вине новых начальников имперской полиции... Хоть и я с себя ответственности не снимаю.
- Если знаете, чего ж спрашиваете?
- Чтобы найти единственно верный выход. Помните пословицу: "и волки сыты и овцы целы"? Вот и будем считать это отправным посылом в нашей задачке. Кого поручили убить? Давайте начнем с конца, а не с начала.
- Вас.
- Савинков? - сразу же просчитал Герасимов, поэтому и спрашивал-то утверждающе; Бурцев вне террора, - значит, Петровым занимались боевики; хоть там и смута, безвластие, но крепче фигуры, чем Борис Викторович, нет.
- Коли известно, зачем спрашивать? - устало повторил Петров.
- Спрашиваю для того лишь, Александр Иванович, чтобы спасти ваше честное имя - для социалистов-революционеров.
- Это как понять?
- Да так и понимайте. Вы динамитом должны меня поднять?
