Петров рюмочку свою перевернул, дав понять, что пить больше не будет, и сказал:
- Ваша взяла. Говорите, что делать. Наверное, я все же подломился, когда психа играл, у меня мысли скачут, без подсказки трудно думаю.
- Слушайте, - вздохнул Герасимов с нескрываемой жалостью, - уезжайте вы отсюда, а? Я дам вам денег, куплю билет на пароход в Америку, выступите там с лекциями, расскажете, как потеряли ногу во имя революции, откроете курсы или там лавочку какую, не знаю, но хоть жить будете по-человечески...
- В лавочке? - Петров посмотрел на Герасимова с неожиданной надменностью. - Что прикажете продавать? Бублики? Или фиксатор для усов? Уж не путаете ли вы меня с кем-то, Александр Васильевич?
А он и впрямь с в е р н у л, понял Герасимов с тоскливой безысходностью; поди доверься психу! Но ведь ты уже ему доверился, ответил он себе, назад дороги нет, начав - иди до конца.
- Смотрите, - Герасимов допил свою водку. - Я сделал вам предложение как друг. Принять его никогда не поздно. А за лавочку - простите, я не хотел вас обидеть, просто жаль, если такой человек, как вы, не дождется новых времен, когда в России восторжествует демократия и конституционализм... Что меня радует. Да, да! В республиканской Франции секретная полиция функционирует ничуть не менее круто, чем наша, - цивилизованные страны не хотят кровавого террора и анархии. Во Франции с этим покончили оттого, что народ добился п р а в; а здесь, в России, у нас, ужас будет продолжаться до тех пор, пока живем мнениями, а не законом... В нижнем ящике столыпинского стола лежит проект конституционных законоположений, которые не на словах, а на деле гарантируют стране демократию...
- Вешатель сделался демократом? - Петров снова напрягся. - Какая метаморфоза!
- Эк у нас все на язык скоры, - Герасимов тяжело посмотрел на Петрова. Вешатель, с вашего позволения, я. Да, да Александр Иванович... Мичман Никитенко и Наумов, которые намеревались убить царя, арестованы мною... Столыпин был приведен к власти, чтобы положить конец бомбистскому террору. Что он... Что м ы с ним и сделали. И только благодаря этому в Думе вместе с черносотенцами заседают революционные социал-демократы и трудовики, с которыми поддерживает постоянную связь ваш симпатизант Керенский, стараясь сделать их рупором эсеров. Только благодаря тому, что Столыпин до сей поры премьер, по всей империи не введено чрезвычайное положение, чего так хочет царь и его служка Курлов... Сунулись в политическую борьбу - научитесь избегать пропагандистских ш т у ч е к, называйте вещи своими именами, Александр Иванович.
Петров снова перевернул свою рюмку, показал глазами на бутылку, Герасимов налил ему не до краев, примерно три четверти; чокнулись; на этот раз Петров цедил не по-савинковски, а прямо-таки б р о с и л в себя тяжелую влагу; все, готов: если не повесят - сопьется, год ему жить, от силы.
- Когда я с вами, - заметил между тем Петров, по-прежнему не закусывая, все ясно, четко и логично. Но стоит мне остаться одному или, того хуже, попасть к тем, как голова начинает взрываться, рвань в глазах, отчаянье... Как мне поступать, Александр Васильевич? Давайте ставьте спектакль...
Герасимов покачал головой:
- Это уже не спектакль... Если бы не курловские мерзавцы, если б Долгов вовремя прибыл к вам в Париж, вот тогда бы мы получили спектакль... А сейчас надо строить к о м б и н а ц и ю... Это пострашнее, Александр Иванович... Если она пройдет так, как мы задумаем, вы станете прижизненной легендой русского демократического движения... Если погибнем - тоже войдем в историю... Когда остается память, помирать не страшно. А вот ежели ничего у нас не получится, тогда грош нам цена, насекомые, а не люди...
- Бартольду ничего говорить нельзя, - думая о чем-то своем, медленно произнес Петров. - И Василю тоже. Они без Савинкова, без его утверждения, ничего делать не станут, а тем более менять план. Сказано: привести в исполнение приговор против Герасимова. Точка. Если излагать им вашу задумку, ждать ответа из Парижа, я сорвусь, не выдержу.
- И я так думаю, - согласился Герасимов. - Все д е л о надо провести как можно скорее... Завтра к вам придет Карпов. Или пришлет кого, не знаю, в деле его не видел... Связь станем поддерживать через Доброскока. Фамилию его забудьте, не надо вам ее помнить, разве что в случае уж самой крайней нужды... "Коля" - вот и все его имя... Чтобы гарантировать вашу безопасность после того, как Курлов, Виссарионов и Карлов будут устранены, "Коля" познакомит вас с людьми, которые обеспечат ваш отход... Ну, а теперь к делу... Его конструкция видится мне следующим образом...
...Карпов отвез Петрова в ресторан "Кюба", один из самых дорогих, накрыл роскошный стол, перед агентом стелился, говорил, что слыхал о нем, еще когда служил в Ростове; "ну, вас и боялись, гроза бюрократии, человек совершеннейшего бесстрашия и пронзительного ума".
Петров молил бога, чтобы не поддаться чарам; обволакивает; Герасимов предупреждал, словно в воду глядел: "Когда один хвалит - это наплевать и забыть! До тех пор пока ваше имя не будет занесено на скрижали, не станет достоянием первых полос всех газет мира, - не верьте: комбинируют, м н у т, готовят для себя!"
- Ну, пора б и по рюмашке, - сказал Карпов. - Кто из русских начинает серьезный разговор без тоста?! Я хочу поднять свой бокал за вас, Александр Иванович. Помните, как писал великий Пушкин? "И за учителей своих заздравный кубок поднимает!" А кто поднимал свой кубок? Петр Первый! Хоть и виноват он перед Русью, что иностранщину к нам пустил, но без него шведов бы мы столь сокрушительно не разгромили, тут нельзя на него грешить... И за кого же он поднимал свой кубок? За поверженных врагов, которые на самом деле были его учителями. Вы тоже были одним из моих учителей, Александр Иванович... Суровым, надо сказать, учителем... Уроки преподавали грозные, на всю жизнь. И учили вы меня не только жестокости, но и благоразумию. И вы и я - русские люди, у нас одна боль: Русь-матушка, об ней думаем, ей служим... Раньше вы это делали так, как полагали нужным, ныне поняли, что оба в ответе за родину, а это залог успеха. Спасибо вам за мужество и честность, Александр Иванович...
Чокнулись, м а х н у л и; Карпов сразу же принялся за угрей; Петров засмалил папироску, то и дело разминая ее в тонких пальцах, словно бы щупал, нет ли в ней чего спрятанного, - тюремная привычка искать записку; только в тюрьме не затягивался, в Париже начал с м а л и т ь.
- Почему не кушаете? - спросил Карпов, наливая по второй. - Угри отменные, кишки сальцом обволочет, никакая водка не проймет.
Сытый физиологизм этой фразы показался Петрову отвратительным; лицо Карпова - в общем-то открытое, добродушное - сразу же сделалось для него отталкивающим, даже какое-то "хрю-хрю" услыхал; пьянеть нельзя, сказал он себе, ночью напьюсь, у Герасимова, с тем можно, в глаза не льстит.
- За наше дружество, - провозгласил Карпов, наливая по второй, - за то, чтоб работа у нас шла, как говорится, душа в душу. Я за с в о и х жизнь готов отдать, Александр Иванович... Если деньги нужны, документы, что иное - сразу ко мне, без всяких там цирлих-манирлих...
Выпив, недоуменно поглядел на нетронутую рюмку Петрова:
- У нас так не полагается...
- Сергей Георгиевич, - ответил Петров, закурив новую папироску, - сначала давайте обговорим дело. Вы ж меня не просто так в этот номер пригласили... Вы ведь намерены узнать, с чем я вернулся из Парижа... Так?
- Так-то оно так, - ответил Карпов, - но мне хочется вас от всего сердца принять, чтобы по-нашему, по-русски, все было широко...
- Не уйдет, - сказал Петров, поняв, что и г р а пошла, он в форме и этот спектакль с полковником ему угоден. - Свое возьмем, когда кончим дело... Так что давайте прервем трапезу, пока я вам не расскажу... Я ведь сегодня почти не спал, оттого что ночь провел у генерала Герасимова...
Карпов чуть не подавился угрем, отодвинул тарелку, нахмурился:
- Это когда же было?
- Когда ваш филер уснул в гостиной "Метрополя". Около часу ночи... Я тогда и выскользнул...
- И где же вы с ним встречались?
- Я город плохо знаю... Где-то на берегу реки, там его дом стоит...
- Значит, вы рассказали ему обо всем, что смогли вызнать в Париже о бомбистах?
- У нас об этом и разговора не было, Сергей Георгиевич... Меня Герасимов подбивал поставить а к т против генерала Курлова...
- Ну, уж это вы мне бросьте! - Карпов не уследил за собою, рявкнул; заметил, как в глазах у Петрова что-то метнулось и рот поволокло влево, но не придал этому должного значения - так ошеломило его сообщение агента.
- Бросают гниду, если ее из волос вытащить, - чуть не по слогам произнес Петров. - А я чистоплотен, мне бросать нечего, ванну принимаю каждый день.
- Ну, не гневайтесь, Александр Иванович! Что ж вы так на слово обидчивы? Поймите мое состояние! Вы говорите совершенно невероятную вещь: чтоб жандармский генерал подбивал бом... подбивал...
Петров перебил его:
- Да вы договаривайте, Сергей Георгиевич, договаривайте: "подбивал бомбиста"... Вы ведь так хотели обо мне выразиться? - повторив ледяную интонацию Савинкова, заключил Петров, усмехнувшись.
