"Письмо" оказалось на рабочем столе Ленина уже 27 июля 1921 г., и он прореагировал на него немедленно. "Т. Чичерин! — написал он. — Это — подлог. Кто прислал? Что предпринять? Верните с ответом"[8]. 29 июля Чичерин сообщил Ленину свое мнение по поводу "письма". "Не ручаюсь, что осведомитель (т. е. агент "Просперо" — В.К.) сам не выдумал, — заявил он. — Этот подложный документ никогда и нигде не был опубликован, так что нечего его опровергать. Мы несчетное число раз заявляли, что теперь находится в обращении масса приписываемых нашим деятелям подложных документов. Если этот подлог где-нибудь попадет в печать, тогда займемся опровержением, но не за Вашей подписью, а просто от "Роста" (Российское телеграфное агентство. — В.К.)"[9].
Уже 30 августа того же года в газете "Рижский курьер" письмо было опубликовано с несущественными разночтениями от полученного Лениным текста, без комментариев и с кратким примечанием: "Это письмо написано Лениным 10 июня 1921 г. одному из своих давних знакомых в Цюрихе"[10]. Характер разночтений говорит о том, что и текст "Просперо", и газетный текст восходили к одному и тому же источнику: разночтения носят исключительно стилистический характер и объясняются вкусовыми пристрастиями переводчиков. Более того, они убеждают в том, что текст "Рижского курьера" представлял собой не оригинальный русский текст "письма" Ленина, а восходил к иностранному, по всей видимости немецкому, тексту. Приведем в качестве примеров ряд таких стилистических разночтений.
Текст "Просперо"
Текст "Рижского курьера"
1.
"…о неизбежности социального переворота и о тех фазах изменения общественных форм, какие вызовет неизбежно революция".
1.
"…о неизбежности выполнения теоретических выводов и о тех фазах, при которых социалистические изменения обоюдных классовых отношений и общественных форм в современной Европе будет иметь место".
2.
"Вы признаете, что каждое дело должно рассматриваться с узкоэгоистической точки зрения Ваших интересов и выгод".
2.
"Вы понимаете, что каждое дело должно рассматриваться с узкоэгоистической точки зрения, только в смысле, что оно Вам дало ту или иную выгоду или пользу".
3.
"Теперь о себе".
3.
"Теперь обо мне".
4.
"Жизнь класса — это жизнь чудовищного моллюска, который защищается и борется с одинаковой энергией как против ничтожнейшего врага, так против и могущественнейшего врага, от которого зависит его дальнейшее существование".
4.
"Жизнь класса — это жизнь могучего моллюска, который защищается и борется с одинаковой энергией как против ничтожного врага, так и против врага, от которого зависит его дальнейшее существование".
5.
"Мы все были захвачены волною власти и успеха. Дав себя также увлечь, я имел возможность проверить мои выводы на практике, ибо я твердо верил в устойчивость и жизнь нашей партии".
5.
"Нас всех захватила волна власти, волна успеха. Я сам имел возможность проверить мои выводы на практике, дав себя увлечь, ибо я твердо верил в устойчивость и жизнь моей партии".
В "Рижском курьере" есть лишь одна фраза, отсутствующая в тексте "Просперо": "После борьбы на всех различных фронтах от нее (партии — В.К.) останутся лишь остатки".
Еще одна публикация в одной из белоэмигрантских газет письма Ленина повторила текст, помещенный в "Рижском курьере", слово в слово. Однако она сопровождалась обширными комментариями политического характера. "Какое ужасающее убожество ума и мыслей в этих его словах, — сказано здесь. — Вернее поставим вопрос так: убожество или сумасшествие? Он равнодушно проходит мимо ужасающих последствий своей деятельности, его мысль не останавливается на тех гекатомбах жертв и на разорении величайшего, богатейшего государства, которое явилось результатом его коммунистических опытов над Россией, и при виде надвигающейся катастрофы, которая должна поглотить миллионы русского народа, его интересует лишь мысль о том, как бы в спокойной обстановке заняться проверкой сделанных выводов…"[11]
Известно, что Ленин после получения объяснения от Чичерина распорядился передать "письмо" в архив. На секретном хранении в бывшем Центральном партийном архиве (ЦПА) оно пролежало вплоть до середины 1990 г. Это весьма красноречивый факт: если для Ленина "письмо", очевидно, представляло исторический интерес, как отражение представлений о нем в среде его политических противников, то для позднейших идеологов КПСС оно выглядело некоей попыткой реконструкции мало вероятной, но обывательски понятной возможной эволюции взглядов основателя Советского государства. Опасение того, что легализация "письма" может пусть даже всего-навсего зародить элементы сомнения в иконописный облик вождя, и было главной причиной его замалчивания. Однако существовали по меньшей мере две зарубежные публикации документа, которые в том или ином контексте упоминались в западноевропейской литературе о Ленине. Сокрытие "письма", как всегда это случается, неизбежно порождало слухи и домыслы о его реальном существовании как подлинного документа. В начале 1990 г., когда требование исторической правды стало одним из самых важных элементов общественной жизни страны, вопрос о подлинности "письма" Ленина был поставлен впервые журналисткой Э.М.Максимовой и в отечественной печати. Ответ на него прозвучал со страниц газеты "Правда" в специальной статье сотрудников тогдашнего Центрального партийного архива Ю.Н.Амиантова и В.Н.Степанова. Здесь впервые в советской печати был пересказан текст "письма", приведены резолюции Ленина и его переписка с Чичериным — по оригиналам, хранившимся недоступными до того в архиве Ленина. (Авторы, впрочем, не указали, что "письмо" поступило из Стокгольма через агента "Просперо", ограничившись фразой о его получении "дипломатической почтой"[12].)
Касаясь возможных мотивов изготовления подлога и его авторства, Амиантов и Степанов предположили, что письмо происходило из среды тех противников Ленина, которые "в целях политической и нравственной дискредитации Ленина не брезговали и фальсификацией документов, приписывая Ленину письма, статьи, никогда не существовавшие в природе"[13]. Столь типичное для того времени официальное объяснение подлога в наши дни, конечно же, не может удовлетворить.
Прежде всего обратим внимание на время изготовления фальсификации. Середина 1921 г., можно сказать, была пиком перехода к новой экономической политике, которая в глазах различных политических сил символизировала отход от ортодоксальных постулатов марксизма в его советском обличье переустройства российского общества. Известно, что позиция Ленина в отношении провозглашенной им новой экономической политики у многих ассоциировалась с отступничеством и кардинальным пересмотром прежних взглядов. "Письмо", по всей видимости, представляло собой не столько попытку "борьбы" с Лениным, сколько попытку реконструкции его умонастроений того времени. Это была попытка весьма наивная, но объективные основания для такой интерпретации взглядов Ленина в реалиях 1921 г. несомненно были. В этом смысле "письмо" хорошо "вписывалось" в эти реалии и играло в пользу тех политических сил, которые проповедовали неортодоксальные марксистские взгляды. Не случайно "письмо" заканчивалось предложением о более тесных контактах с социалистами.
Но возможно и иное объяснение мотива подлога: оппоненты Ленина в самом ВКП(б) таким способом пытались скомпрометировать вождя, призвавшего партию отказаться от уже ставшей привычной для многих политики "военного коммунизма".
Разумеется, трудно определить конкретного автора или авторов "письма". Сам "Просперо", указав на один из признаков подлога — подпись "Ульянов", а не "Ленин", сослался на "германские секретные источники", в которых циркулировал "текст частного письма Ленина". Чичерин, комментируя "письмо", неожиданно заметил: "Не ручаюсь, что осведомитель сам не выдумал". Какие основания были у Чичерина для столь ответственного заявления, сказать трудно.
Глава 2. "Директивы" Коминтерна о подготовке мировой революции
Несомненно, что в середине 20-х годов наиболее скандальным и заметным комплексом подлогов стали фальсификации, связанные в той или иной степени с деятельностью набиравшего силу Коммунистического Интернационала[14]. Центральное место в этом комплексе заняло так называемое "письмо Зиновьева", тогдашнего председателя Исполкома Коминтерна, от 15 сентября 1924 г., адресованное ЦК Коммунистической партии Великобритании. Письмо содержало ряд важных рекомендаций Исполкома Коминтерна британской компартии. Во-первых, в нем предлагалось "расшевелить массы британского пролетариата и привести в движение армию безработных пролетариев" с целью давления на парламент страны накануне намечавшегося в нем обсуждения вопроса о ратификации договора между СССР и Великобританией. Во-вторых, письмо в качестве важнейшей программной установки провозглашало курс на вооруженную борьбу с британской буржуазией, "против идеи эволюции и мирного уничтожения капитализма". С этой целью британским коммунистам предлагалось создавать ячейки "во всех войсковых частях, в особенности среди тех, которые расположены в крупных центрах страны, а также на фабриках, изготовляющих вооружение, и на военных вещевых складах", организовать военный центр партии из военных специалистов, сочувствующих коммунистическим идеям или придерживающихся социалистических взглядов[15].
