Последнее письмо, адресованное из Глазго в Лондон Артуру Гендерсону, от 20 октября 1923 г., должно было и вовсе заставить трепетать обывателей и капиталистов (как и предшествующие, оно было написано на бланке газеты "Социалист" и имело неразборчивую подпись). В нем сообщалось, что через Амстердам из Москвы получено секретное письмо (о его содержании ничего не говорится). Здесь вновь упоминается "специальный транспорт литературы" из Москвы, которая успешно распространяется в Великобритании, и далее говорится о свыше 600 тысячах рабочих, разделяющих идею контроля над промышленностью, 75 тысячах человек стоящих "наготове", и о возможности объявить в любой момент забастовку от "Глазго до Гринока" и т. д. "Доклад, полученный от тов. Лости из Ковентри, — оптимистично-угрожающе продолжал автор письма, — сообщает, что все как один готовы выступить в последний бой за свободу — как только будет дан сигнал"[21].
Все четыре фальсифицированных документа были изготовлены в сходной манере: с использованием бланков действительно существовавшей газеты "Социалист", подложных штемпелей несуществующих рабочих организаций, неразборчивых подписей авторов (исключая "Договор"), плакатно-агитационного стиля, с упоминанием и указанием действительных и вымышленных лиц и адресов. В комплексе они должны были показать западной общественности, насколько широко и глубоко Коминтерн через рабочие организации осуществляет пропаганду коммунистических идей и организационно укрепляется в рабочей среде. В характере и отчасти масштабах и результатах деятельности Коминтерна фальсификаторы были не так уж и не правы: эта организация мощно воздействовала на международное рабочее движение, используя легальные и нелегальные средства. Однако фальсификаторам в силу строжайшей конспирации, существовавшей в Коминтерне, не были и не могли быть известны конкретные факты, и они решили их домыслить или просто выдумать.
Предъявленные Синклтоном документы с соответствующим объяснением раскрывали предысторию появления "письма Зиновьева" и становились серьезным аргументом в пользу его разоблачения как фальшивки. Однако дальнейшие события развернулись несколько неожиданно. Во время второй встречи с представителем советского полпредства Синклтон оставил "конфиденциальное" заявление. В нем он сообщал, что готов собрать данные под присягой свидетельства в "Англии, Париже, Амстердаме" о деятельности "Британского имперского общества" (так! — В.К.) и других организаций, занимающихся дискредитацией Советского Союза, в том числе с помощью публикации фальшивых документов. Синклтон заявил, что готов представить все уже имеющиеся в его распоряжении материалы на этот счет при условии последующего денежного вознаграждения, часть которого должна быть выплачена предварительно для финансирования его разведывательных миссий в Глазго, Париж и Амстердам.
Уже 3 ноября Раковский проинформировал премьер-министра Англии о контактах представителя советского полпредства с Синклтоном (он не был назван по имени в письме Раковского) и приложил к своему письму копии полученных от него документов, включая и заявление, подтверждающее, по словам Раковского, что "лица, ставящие себе целью создать конфликт между СССР и Великобританией, занимаются публикованием подложных документов"[22]. Ответа не последовало, Синклтон же с тех пор бесследно исчез.
Между тем дискуссия вокруг "письма Зиновьева" продолжалась как на официальном, так и на неофициальном уровнях. В ответной ноте советского правительства на ноту Дж. Грегори решительно заявлялось "о неответственности" СССР за деятельность Коминтерна, но в то же время подчеркивался фальсифицированный характер "письма Зиновьева", приложенного к официальному документу правительства Великобритании. "Для устранения всяких сомнений в подложном характере упомянутого документа и имея также в виду серьезные последствия, которые подделка могла бы иметь для обоих стран, советское правительство настойчиво и категорически предлагает передать установление того факта, что так называемое письмо Коминтерна от 15 сентября является подделкой, беспристрастному третейскому суду", — говорилось в ноте[23].
Одновременно с этой акцией советского правительства ряд шагов предпринял и Коминтерн. Прежде всего сам "автор" письма — Зиновьев — дал пространное интервью представителям средств массовой информации. Отметив в нем несуразности, приведенные нами выше, а также указав на то, что 15 сентября 1924 г. он находился на лечении в Кисловодске и, следовательно, никак официальных писем подписывать не мог, Зиновьев далее подробно останавливается на содержании документа (интервью подписано 27 октября)[24].
Касаясь рекомендации "письма" о создании военной секции в британской компартии, Зиновьев назвал это "сплошным вздором" и далее в высшей степени откровенно заявил: "Никакой военной секции в британской компартии пока не существует. Привлечение "талантливых военных специалистов" британская компартия, конечно, вполне еще может отложить". Далее, останавливаясь на рекомендации "письма" готовить "будущих руководителей британской красной армии", Зиновьев продолжал в том же духе: "Всякий понимает, что британским коммунистам приходится теперь заботиться о делах, гораздо более неотложных, чем создание "британской красной армии". Британская компартия, опираясь на "движение меньшинства" в профсоюзах, работает над тем, чтобы взгляды Коммунистического Интернационала путем пропаганды довести до массы рядовых английских рабочих. Нет никакого сомнения в том, что британская компартия делает это великое дело со все большим успехом"[25].
В своем интервью Зиновьев публикацию "письма" рассматривал как провокацию накануне выборов вождей либерально-консервативного блока Великобритании с целью вызвать замешательство среди избирателей, сочувствующих англо-советскому договору. "Заметьте, — говорил он, — как выбраны были сроки. "Разоблачение" мнимого письма ИККИ сделано было с таким расчетом, чтобы наш ответ не мог уже успеть вовремя, так как до выборов в Англии остается всего пара дней"[26]. Любопытно, что за день до появления Синклтона в советском полпредстве в Лондоне Зиновьев выдвигает иную версию происхождения подлога. "Сегодня, — говорил он, — нами получены сведения из довольно надежных источников относительно того, что подделка письма произошла в польских кругах. По-видимому, в Польше орудует постоянная группа предприимчивых дельцов (стоящих, вероятно, довольно близко к польской контрразведке), которая снабжает подобными "документами" те иностранные правительства, которые почему-либо в таких документах нуждаются"[27].
Зиновьев обещал в интервью обратиться от лица Коминтерна в Генеральный совет английских профсоюзов с просьбой назначить комиссию для проверки подлинности "письма". 17 ноября 1924 г. Политбюро ВКП(б) приняло решение "предложить т. Раковскому настаивать на нашем требовании третейского суда", а 18 декабря того же года поручило подготовить ноту английскому правительству о том, что "лицу, доставившему письмо Зиновьева, гарантируется безопасность и безнаказанность" в случае, если оно легализует себя[28]. Параллельно от имени Исполкома Коминтерна английским профсоюзам было направлено предложение "расследовать вопрос о подлинности мнимого документа".
Самое любопытное в интервью Зиновьева — то, что, отрицая подлинность "письма" и отмечая, что грубость подлога обнаруживается прежде всего из его содержания, он в отношении этого содержания фактически подтвердил программные установки Коминтерна, содержащиеся в "письме", а о некоторых говорил как о еще несвоевременных. В этом смысле весьма многозначительно и даже зловеще звучали его слова о привлечении в компартию ученых, специалистов, которое "вполне еще" может быть отложено, или "о гораздо более неотложных" в настоящее время, чем создание британской красной армии, делах по пропаганде идей коммунизма.
Видимо, это последнее обстоятельство заставило министра иностранных дел Великобритании Остина Чемберлена в своей ноте Раковскому настаивать на подлинности "письма Зиновьева". Констатировав аргументы Раковского в пользу фальсифицированного характера документа, Чемберлен далее писал: "Правительство Его Величества не может принять этих утверждений, которые опровергаются ссылкой на официальные издания и ежедневную прессу Союза". По его мнению, об этом же свидетельствует и интервью самого Зиновьева, а также иные "сведения", находящиеся в распоряжении правительства Великобритании[29].
"Письмо Зиновьева", или, как его стали называть, "красное письмо", почти тотчас после опубликования стало предметом общественного внимания. В течение октября-декабря его подлинность, обстоятельства опубликования, политические последствия во внутриполитической борьбе Великобритании и международный резонанс не раз дебатировались в парламенте Великобритании. Р.Макдональд, лидер лейбористской партии, проигравшей на выборах, в своей речи в парламенте 9 октября прямо обвинил консерваторов в использовании "письма" для достижения своих политических целей — "для создания паники в сознании старых дев", потребовав продолжения расследования обстоятельств его появления. В ответ на это представитель консервативной партии генерал Г.Крофт заявил, что нет никакого смысла продолжать такое расследование, поскольку "красное письмо" выглядит очень безобидным на фоне официального заявления Зиновьева о планах и действиях Коминтерна, Тратить время и средства на такое расследование, продолжал Крофт, имеет смысл только в том случае, если "письмо сможет доказать, что в Зиновьеве произошла перемена и что он действительно стал более скромным революционером по сравнению с тем, каким он был"[30]. С ним решительно не согласился член парламента от лейбористской партии М.Джонс, поддерживавший идею продолжения расследования. В дискуссию был вынужден вмешаться новый премьер-министр С.Болдуин, который заявил, что созданный правительством специальный подкомитет уже рассмотрел всю совокупность имеющихся фактов и пришел к выводу, что не может быть сомнений "в аутентичности" письма[31]. Однако привести в подтверждение этого заявления какие-либо доказательства он отказался, ссылаясь на их агентурный характер.
