- Хитрые эти Кузнецовы, гольдячку обхаживают, - как-то поутру сказала она мужу, заходя в землянку. Она чистила курятник, стоявший в землянке, и только что вынесла помет. - Сейчас идет Наталья и несет от нее новенькие обутки, расписные, гольдяцкие. Так я и знала, что она чем-то у них поживиться хочет.
Надевши подарок Анги - новые унты, Наталья пошла по воду. Любо теперь было и поглядеть на свои ноги. Белоснежная сохатина была мелко и искусно расшита яркими нитками и бисером. Ремешки туго перехватывали голяшки, и мех прилегал плотно и красиво. Обутки были мягки, легки как перышко и теплы. Сильные Натальины ноги, привыкшие к грубой и тяжелой обуви, шли теперь легко, как в скороходах.
Возвратившись с полными ведрами от проруби, Кузнецова повстречала у барабановской землянки Агафью.
- Твой-то опять седни робит? - вздохнула Барабаниха, как бы желая сказать: мол, Егор, бедняга, из кожи лезет вон, старается дорваться до богатства.
- Чего же ему не робить? - возразила Наталья, ставя ведра на тропинку. - Погода позволяет. А твой-то опять, поди, в тайгу собирается? не без насмешки сверкнула она бойкими светло-серыми глазами.
- Да ты, никак, в обновке? - деланно удивилась Агафья. - Ну, вот и ладно, а то уж больно ты мерзла в рваных-то, жаль глядеть было. Не зря, значит, ты к Анге бегала. Видишь, и потрафила она тебе. А я не стала бы расписные надевать, - выставила она ногу в загнувшемся, подшитом кожей катанке, - этак-то теплее и красивей, чем в расписных ходить. Да и ноги в них подкатываются, - заключила она презрительно.
- Как-нибудь и в этих проходим! - Наталья подняла ведра и пошла своей дорогой. - Где уж нам стары пимы таскать! - кинула она через плечо.
После этого разговора Наталья, чувствуя зависть Барабанихи, назло ей стала еще чаще бывать у Анги, стараясь всячески ей услужить. Иван неделями пропадал в тайге, и женщины часто подолгу бывали вместе. Наталья помогала Анге сшить платье крестьянского покроя, с оборками и лифом, и сарафан, научила ее повязываться платком на разные лады, как делают это русские бабы. За беременность гольдка располнела, лицом стала бела и румяна, щеки округлились, и скулы сгладились.
- Ты теперь на русскую походить стала, - говорила ей Наталья.
Как-то раз вечером Наталья, подойдя к бердышовской избе, увидела Ангу за странным занятием. Над Пиваном ярко светила луна, и торосы на реке горели, как костры, разложенные по льду, а лес и сопки были видны ясно, как днем. Стоя под лиственницами, гольдка держала тарелку с вареной рыбой и с чашечкой водки. Что-то приговаривая по-своему, она разбрасывала кусочки рыбы кругом себя на искрящийся свежий снег, брызгала пальцами водку и так была увлечена этим занятием, что даже не взглянула на подошедшую к ней подругу.
- Ты чего это делаешь? - внезапно обняла ее Наталья.
- Не знаю, - виновато улыбнулась Анга и поежилась, вбирая голову в красивые плечи. Потом она широким и решительным движением выплеснула остатки водки на снег, сбросила рыбу с тарелки и, нахмурившись, сказала Наталье:
- Это старый обычай. Ты не срами меня за это. Рожать-то мне скоро. Пойдем-ка богу помолимся, чтобы бог добро нам давал, - и тихо, таинственно добавила: - Чтобы нам всем ладно было. Я еще старое не могу забыть, когда одна.
- За что же тебя срамить, бог с тобой...
Бабы вошли в избу, засветили сальную свечу и встали на колени перед маленькими медными складнями.
- Молитва говори, - велела Анга, подымая взволнованные глаза к божничке.
Анга крестилась, низко кланялась и, коверкая славянские слова, старательно повторяла молитву. Когда же Наталья смолкла, она поднялась проворно и спросила:
- А другой-то молитва знаешь?
- Знаю.
- Ну, другой молитва другой раз молиться станем, сегодня, однако, хватит.
- Тебя кто молиться-то учил? - спросила ее Наталья.
- Батька учил, а Иван плохо молится...
- Известно, мужик: гром не грянет, лба не перекрестит.
- Ваша бабка учила. Она много молитва знает, а Иван-то мой плохо знает, он ничего не знает.
Иногда женщины привозили в нартах кадушку воды, переливали ее в печной котел, жарко топили печь и мылись. До переезда на Додьгу Анга мылась редко. В детстве и в юности, до встречи с Иваном, она вовсе не знала мыла. Когда-то, первые разы, купалась она неохотно, но со временем вошла во вкус и теперь с упоением плескалась и обливалась водой. Когда Наталья растирала ей длинную смуглую спину, она приходила в восторг и хохотала.
Потом бабы одевались, приводили в порядок избу, ставили сушить корыто и садились ужинать ухой из свежей рыбы, которую Иван выловил подо льдом снастями и наморозил в амбарушке.
Возвратившись с охоты, Бердышов был приятно удивлен переменой во внешности жены.
- С обновой тебя, что ль? - вымолвил он, высунув поутру лохматую голову из-под мехового одеяла и глядя, как жена обряжается в сарафан. Поди-ка, щипну тебя. - И он начал щипать жену, баловаться с ней, тянул ее к себе, а она хохотала.
- А Наталья - боец, - говорил он, натягивая на ноги усохшие за ночь ичиги. - Надо нам с тобою уважить Кузнецовых, гостинца, что ль, ей послать.
- Сохатины-то нету... - Анга расчесывала деревянным гребнем густые сбившиеся волосы. - Однако бы, ангалкой* рыбы наловить им.
_______________
* А н г а л к а - сетка.
- Одолжить им, что ль, снасти? - в нерешительности спросил Иван. Пусть ловят. И сетку дам, ведь они мне сказывали, что на родине ловили подо льдом рыбу.
- А может, Ванча, к китайцу бы нам поехать? Наталье-то товару взять?
Анге давно хотелось побывать дома, но причины не было, чтобы поехать в Бельго.
- Ну нет, к китайцу не поеду, - отмахнулся Иван. - Товар-то им дарить не жирно ли станет?
Анга с сожалением покачала головой. Усевшись на корточки перед очагом, она сложила туда дрова, занесенные в избу с вечера, и стала щипать из сухого полена лучины.
- Ваня, а пошто ты меха нынче у себя держишь, в лавку не везешь? спросила Анга, склонив голову и лукаво смеясь из-за плеча.
- Маленько обожду. Считай сама: до рождества я Ваньке Галдафу соболей давал, за ним еще оставалось, а чего набрал к празднику, так это пустяки. Куда мне теперь торопиться? Не к спеху, а у них и без меня мехов хватает. Соболь пошел хлестко, гольды им полные амбары натаскают. Дал я им задаток пару соболей, теперь они шишей от меня дождутся. Беда! - вдруг ухмыльнулся Бердышов.
- Ты задумал чего? - мягко и счастливо засмеялась Анга. - Однако, чтобы Гао тебя только не обманули...
- С них станется, - вздохнул Иван. А голос был насмешливо самоуверенный, и Анге казалось, что вышло у него: мол, так я и дался!
Анга догадывалась о намерениях мужа. Иван задумал накопить побольше мехов и продать их весной на сторону, а не бельговскому торгашу. Удога и Савоська были с ним в сговоре и обещали к тому времени тоже подкопить мехов.
Чтобы китаец ничего не подозревал, Иван дал ему из ранней добычи пару соболиных шкурок, из которых одна случайно была попорчена при снятии. Уже тогда у Ивана в запасе был десяток соболей. И потому, что он отнес в барабановскую землянку лишь пару, не пожалев к испорченному приложить пушистого и черного, Анга почуяла, что муж ее что-то затевает... В амбаре у Ивана стояли ящики с водкой. Иван ни жене, ни тестю толком не рассказывал, что он задумал. Он всегда все свои предприятия начинал втайне и только при таком условии верил в их успех.
После обеда Бердышов зашел к Кузнецовым.
- Тебе свежей рыбы надо? - обратился он к Егору.
- Мало ли чего мне надо, - возразил тот.
- Эх ты, рыбак! Как же ты на Амур без снастей пришел? А говоришь, на Каме тоже всякий лов ведется. Нет, кабы там было так же, как тут, что эта рыба-матушка нам и хлеб и мануфактура, ты без снастей никуда бы не тронулся.
- Два-то года мы, чай, не по реке шли. В степи или в лесу ловить-то было неводом?..
- А разве в степи нет реки?
- Нету.
- А я всю жизнь при реке, так мне кажется, что и мест без реки не бывает. Калужатины сейчас бы нам с тобой, амуров ли этих. Самая жирная рыба амуры-то. Бери-ка, Кондратьич, пешню и айда на реку. Жалко, Федор куда-то пропал, а то бы и его взяли. Ты собирайся, а я за снастью да за ангой схожу - не за женой, а за сеткой. Вот она у меня каким именем названа. Чудилы эти гольды, девку "сеткой" назвали... Я спросил как-то Григория: "Ты пошто ее так назвал?" - "Как же, - говорит, - пусть сеткой зовется, чтобы счастье ей ловилось".
Накануне из тайги подул ветер. Ночью он переменился, и с верховьев опять нагнало холода. День был сумрачный, и даже в полдень стоял трескучий мороз.
- Ненадолго же отпустило. А мы-то полагали, что весна началась, говорил Кузнецов, шагая с пешней следом за Иваном и за Федюшкой, нагруженный разными рыболовными снастями.
- Не-ет, до весны еще далеко. Тут до шуги-то еще одна зима пройдет.
Неподалеку от острова Иван и Егор проломали старые проруби, выгребая льдинки берестяной чумазкой*.
_______________
* Ч у м а з к а, или чумашка, - берестяная коробка или
