Кюмметц вновь выпил, налил себе еще, затем опрокинул и четвертый стаканчик. Тощий затылок и дряблые щеки директора порозовели, в глазах зажглись огоньки. Длинными тонкими пальцами он то и дело отправлял в рот большие куски холодной свинины, громко чавкая и щуря свои и без того небольшие глаза.
Ел Кюмметц долго и жадно. Наконец с завтраком было покончено. Директор завинтил флягу, поднес к уху, взболтнул и с сожалением покрутил головой. Затем встал, походил по траве, разминая затекшие ноги. Аскер собрал остатки еды и отнес в машину.
- Продолжаем путешествие, - сказал Кюмметц, закурив и усевшись в автомобиль.
Спирт скоро подействовал. Директор сидел, привалившись к борту машины, улыбался и что-то негромко напевал.
- Но вы не спрашиваете, Губе, за каким чертом понесло меня в этот Аушвиц? - вдруг проговорил он, хитро взглянув на Аскера.
Аскер пожал плечами.
- Я полагал, это меня не касается, господин директор.
- Вы верно полагали. - Кюмметц качнулся. - Но вы хороший шофер, и я посвящу вас. Мы едем за людьми. За новыми рабочими для завода.
- Но у вас и так трудится много пленных.
- А теперь... их будет гораздо больше!
Речь Кюмметца стала отрывочной, бессвязной. Он вдруг смолкал на полуслове, потом торопливо выкрикивал фразу. Временами голос его спускался до шепота, и тогда Аскер вообще не мог ничего разобрать. Все же он понял, почему директор так спешил с отъездом. Оказывается, военные власти Остбурга предупредили, что скоро с завода будет взята в вермахт новая большая группа рабочих-немцев, и Кюмметц должен успеть заменить их пленными.
- А почему мы едем так далеко?
- Э, мне предложили людей из окрестных лагерей: "Берите, герр Кюмметц, что вам нравится!" - Директор гневно качнул головой. Берите!.. А что я там найду, если уже давно перерыл весь контингент? Ведь не дремлют и директора других заводов.
- Конечно, - подтвердил Аскер.
- И тут вмешалось провидение, Губе. Оно явилось в образе моего старинного друга, который неожиданно приехал в Остбург по делам службы. О, мой друг занимает высокий пост. Конечно, он нашел, как мне помочь. Два пятиминутных разговора по телефону с Берлином - и я получил право как следует порыться в Аушвице!
- И все же вы могли бы не ехать так далеко, господин директор. Я слышал, большой лагерь есть возле Веймара - это куда ближе.
- Бухенвальд?
- Да.
Кюмметц затряс головой, визгливо рассмеялся.
- Браво, Губе! - воскликнул он. - Вы мне все больше нравитесь. Но я уже был в том лагере. Был, понимаете? Я забрался в Бухенвальд еще весной, мой мальчик! О, у меня отличные связи, и для Бухенвальда я не искал бы протекции. Заместитель коменданта лагеря - мой племянник. Понимаете, племянник? И все же мне нечего делать в Бухенвальде. Там действуют люди Крупна и Хейнкеля. А после них мало что остается...
2
Часам к пяти прибыли в Бреслау. Утром путешествие продолжалось. Вскоре замелькали городки Верхней Силезии - Опельн, Беутен, Катовице. В этих местах год назад Аскер действовал под именем оберштурмфюрера Краузе, выслеживая руководителя агентурной школы, здесь, в лесном убежище, он и повстречал впервые Оскара Шуберта...
Проехав Катовице, машина свернула на юг. Спидометр "бьюика" отсчитал еще километров тридцать. Впереди замаячили какие-то строения. Местность была всхолмлена. Машина взлетела на возвышенность, и строения стали видны лучше.
- Аушвиц, - сказал директор.
Аскер с удивлением вглядывался в раскрывшуюся перед его глазами картину. Ему не раз приходилось видеть гитлеровские концентрационные лагеря на Востоке. Это были участки, наспех огороженные колючей проволокой, где вкривь и вкось торчали грубо сколоченные бараки, темные и смрадные. А иной раз не было и бараков - только огороженная ржавой проволокой и рвами земля, на которой вповалку лежали, умирая голодной смертью, люди. Теперь же он видел огромную территорию, тщательно распланированную и, казалось, благоустроенную. Большие бараки стояли ровными рядами, полускрытые зеленью деревьев. Лагерь во всех направлениях пересекали прямые, широкие дороги. В стороне высилось квадратное сооружение - по виду фабрика или завод, из труб которого шел густой дым и вырывались языки пламени.
Повсюду виднелись группы людей, выполнявших какие-то работы. Общее впечатление было такое, что здесь царят мир и спокойствие.
В стороне послышался свисток локомотива. К Освенциму приближался длинный товарный состав. "Наверное, за продукцией завода", - подумал Аскер.
Подъем кончился. Машина скользнула по широкому пологому спуску. У подножия холма ей преградил путь шлагбаум.
- Куда и зачем следуете? - спросил вышедший из будки лейтенант.
Кюмметц протянул ему бумагу. Офицер прочитал и сделал знак стоявшему поодаль солдату. Тот поднял шлагбаум.
- Торопитесь, - сказал лейтенант. - Как раз поспеете на представление.
При этом он ухмыльнулся.
Аскер был озадачен. Он скосил глаза на спутника. Тот, видимо, тоже не знал, что означают слова офицера.
Их проверили еще на двух постах и в конце концов направили к пассажирской платформе, где должен был находиться помощник коменданта.
На платформе было людно. Сюда группами и в одиночку спешили офицеры и солдаты из расположенного неподалеку участка лагеря. Один из эсэсовцев, уже немолодой гауптштурмфюрер, увидел машину и поспешно направился к ней.
- Как вы сюда попали? - спросил он.
Кюмметц вновь извлек из кармана бумагу.
- От группенфюрера Упица, - пробормотал эсэсовец. - Прошу документы.
Кюмметц и Аскер предъявили удостоверения, паспорта. Гауптман просмотрел их и вернул.
- Я Вернер Кранц, помощник коменданта Аушвица, - сказал он. Будете иметь дело со мной. Но, простите, пока я занят.
- И долго нам ждать? - спросил Кюмметц.
Гауптштурмфюрер поглядел на железнодорожный состав. Паровоз сбавлял ход. Скрипели тормоза. Красные грузовые вагоны вздрагивали, постукивая тарелками буферов.
- Нет, - сказал Кранц, - недолго. Эшелон обычный. Это продлится не больше часа.
И он вернулся на перрон.
Поезд остановился. У каждого вагона встало по нескольку солдат с автоматами и дубинками.
В поезде был пассажирский вагон. Из его двери на платформу выпрыгнул молодой офицер с погонами штурмфюрера. Он и Кранц пожали друг другу руки.
- Ну, - сказал Кранц, - кого привезли на этот раз?
- Все тех же, господин гауптштурмфюрер. Евреи из Венгрии.
- Сколько?
- Две с половиной тысячи голов.
И штурмфюрер вручил помощнику коменданта лагеря толстый запечатанный пакет. Кранц, не вскрывая, передал пакет стоявшему рядом унтер-офицеру, махнул рукой.
- Не мешкайте, - вполголоса проговорил он, - на подходе еще два эшелона.
Унтер-офицер пустился по перрону бегом. Он вбежал в будку со стеклянной дверью, включил микрофон, щелкнул по нему пальцем.
- Внимание! - сказал он, и голос его, усиленный громкоговорителями, загремел по перрону. - Внимание! Эта информация предназначена для заключенных, которые только что прибыли и еще находятся в вагонах. Евреи, вас доставили в лагерь Аушвиц, где отныне вы будете жить и работать. Мы не хотим вам зла, мы обеспечим вас жильем, одеждой, едой. Но мы требуем беспрекословного повиновения. За малейшее неподчинение - расстрел на месте. Сейчас вас выпустят из вагонов. Вы разделитесь - мужчины отдельно, женщины и дети - отдельно. Вы снимете с себя все свое платье, а также нижнее белье и обувь, аккуратно сложите там, где будет указано. Затем вы пройдете в душ, на дезинфекцию, после чего вам выдадут новое платье и белье. Повторяю: за неповиновение - смерть, за слишком медленное раздевание - смерть, за попытку уклониться от дезинфекции - смерть. Внимание, охране открыть двери вагонов!
Эсэсовцы сбили с дверей теплушек толстую проволоку. Двери со скрежетом раздвинулись. Из вагонов посыпались люди с чемоданами, корзинами, дорожными мешками. Те, что помоложе, спрыгивали и спешили помочь женщинам с детьми. Старики, на которых напирали сзади, тяжело падали на платформу и торопливо отползали в сторону, чтобы не быть раздавленными. Матери, надрываясь в крике, звали детей, которых потеряли в сутолоке. Малыши плакали и продирались сквозь толпу, пытаясь отыскать родителей. Громче всех рыдала девочка лет трех. Маленькая, смуглая, с большими голубыми глазами, в которых застыл ужас, она металась по платформе, прижимая к груди башмачок с красным пушистым помпоном.
Заработали дубинки эсэсовцев. Не давая узникам опомниться, их стали сгонять в большой оцепленный солдатами круг.
- Мужчины - направо, женщины и дети - налево, - командовал громкоговоритель. - Скорее, евреи, не мешкайте. Помните: за промедление - смерть!
Как бы в подтверждение этого где-то негромко хлопнул выстрел, и в воздухе повис протяжный вопль. Толпа застонала, шарахнулась от вагонов, заторопилась. Группа дюжих эсэсовцев прикладами карабинов отделяла молодых и сильных мужчин. Таких набралось человек триста. Их построили и увели.
