Проекты еврейских депутатов фигурировали в качестве обоснования изменения политики переселений в рескрипте губернаторам черты оседлости 19 октября 1807 г.[547] Изложение «мнений» депутатов в данном документе несколько отличается от предыдущего. Депутаты, согласно рескрипту, выразили готовность содействовать всем намеченным «Положением» 1804 г. мерам «исправления» евреев (приобщению евреев к земледелию, учреждению еврейских фабрик, переселению из сельской местности в города и местечки) и объясняли все трудности, связанные с проведением этих мер в жизнь, внешними обстоятельствами: войной, повышением цен и взимавшейся с евреев двойной податью, которую следовало отменить. Депутаты просили отсрочки переселения и отмены некоторых – каких именно, в рескрипте не сообщается – статей «Положения» 1804 г. Вероятнее всего, депутаты действительно декларировали свою лояльность проводимой политике «исправления» евреев, добиваясь ослабления наиболее стеснительных ограничений. В ответ на предложения депутатов тем же рескриптом выдвигался новый, детально разработанный план переселений: евреев следовало разделить на три группы и выселять последовательно: в 1808, 1809 и 1810 гг.
Определенные сведения о депутатах 1807 г. содержит записка «просвещенного еврея» Гиллеля Маркевича, поданная в 1820 г. министру духовных дел и народного просвещения А.Н. Голицыну и министру финансов Д.А. Гурьеву. Именно к 1805–1806 гг. относится начало конфликта Маркевича с виленским кагалом, когда за скандальные разоблачения ему «грозили побоями, и даже жизнь его могла подвергнуться опасности, если бы он не скрылся»[548]. Этим была обусловлена негативная оценка представительской инициативы виленского кагала, якобы стремившегося к полной отмене «Положения» 1804 г. Для покрытия внушительных расходов еврейских депутатов кагалы, согласно Маркевичу, ввели дополнительные сборы с еврейского населения, «у неимущих отбирали самую посуду», тогда как богатые евреи добровольно жертвовали на нужды депутатов значительные суммы. При этом основная часть собранных денег осталась в распоряжении кагалов, выделивших депутатам «потребные», по расчетам кагалов, суммы «на издержки». Согласно Маркевичу, большинство избранных депутатов были раввинами, боровшимися за расширение своих полномочий[549]. Главное отличие изложения этого эпизода в записке Маркевича от других источников по данному сюжету состоит в том, что депутаты якобы отправились не в губернские города, а в Санкт-Петербург. Это может означать как то, что, вопреки предписанному указом порядку, некоторые депутаты предпочли обратиться напрямую к центральной власти, так и контаминацию в этой части записки Маркевича нескольких эпизодов еврейского представительства.
Сходная оценка еврейских депутаций 1807 г. содержалась в мемориях Четвертого еврейского комитета. Согласно краткой справке о деятельности еврейских депутаций с 1802 по 1825 г., созванные в 1807 г. «депутаты, как и прежние, заботились также единственно о их частной выгоде и просили об отмене некоторых для них будто бы невыгодных и стеснительных правил Положения 1804 г. или об их отсрочке»[550]. Обвинение депутатов в корыстолюбии и фанатичном отрицании любых мер, направленных на «исправление» евреев, соответствовало общей тенденции справки, призванной доказать бесполезность и даже «вредоносность» еврейских депутатов на протяжении всей истории их взаимодействия с центральной властью. В мемориях сохранились также отрывочные (и не столь тенденциозно окрашенные, как приведенные выше) сведения о предложениях еврейских депутатов 1807 г. Так, еврейские депутаты из Вильно высказывались по поводу общих вопросов управления западными губерниями и протестовали против привилегий, сохранявшихся за некоторыми городами (в том числе Вильно) со времен Речи Посполитой[551]. Привилегии, ограничивавшие участие евреев в городском самоуправлении, и их вступление в ремесленные цехи были подтверждены «Положением» 1804 г.[552] Отстаивая интересы еврейских ремесленников и заинтересованной в участии в городском самоуправлении еврейской элиты, депутаты одновременно позиционировали себя как сторонники унификации административного управления.
Возобновление опыта сотрудничества еврейских депутатов с властью в 1807 г. было связано как с назревшими проблемами, связанными с реализацией «Положения» 1804 г., так и с влиянием внешних факторов. Созыв Ассамблеи еврейских нотаблей и Синедриона в Париже, без сомнения, сыграл роль катализатора при попытках решения еврейского вопроса в Российской империи. Тенденциозное освещение прессой деятельности еврейских депутатов в Париже и публичное их осуждение в прокламации Синода нисколько не мешали заимствованию французского опыта на уровне административной практики.
Проекты еврейских депутатов 1807 г. были переданы на рассмотрение учрежденного в 1809 г. Третьего еврейского комитета[553]. Поскольку в единственном сохранившемся документе, отражающем реакцию комитета на прошения депутатов, – всеподданнейшем докладе комитета – «мнения» депутатов объединены в суммарном изложении с поданными Третьему еврейскому комитету в 1809–1812 гг. прошениями «поверенных от евреев» разных общин, так что не представляется возможным отделить одно от другого, этот источник сведений о депутатах 1807 г. будет рассмотрен в следующем параграфе данной главы.
Третий еврейский комитет. 1809–1812 гг.
Третий еврейский комитет был учрежден именным императорским указом 5 января 1809 г.[554] Одним из главных направлений деятельности комитета должно было стать «исследование» обширного корпуса проектов «депутатов еврейских обществ» 1807 г. «о поправлении участи их». В комитет во главе с сенатором В.С. Поповым, некогда в качестве главы комиссии по принятию прошений общавшимся с различными еврейскими представителями[555], вошли упоминавшийся выше сенатор Алексеев, товарищ министра внутренних дел (с апреля 1810 г. – министр внутренних дел) О.П. Козодавлев, бывший член Первого еврейского комитета С.О. Потоцкий, Я.А. Дружинин и бывший минский губернатор З.Я. Карнеев, упоминавшийся выше в связи с казусом со слухами, распространившимися среди евреев в связи с учреждением Первого еврейского комитета. Примечательно, что «общая» точка зрения, отразившаяся во всеподданнейшем докладе комитета, сильно отличалась от мнений, ранее высказывавшихся его участниками по еврейскому вопросу. Так, не получил развития рассматривавшийся комитетом (возможно, в продолжение упоминавшихся выше предложений сенатора Алексеева) проект привлечения евреев к военной службе[556]. Отказ от введения рекрутской повинности для евреев, а также «либерализация» взглядов членов комитета были, возможно, связаны с определенным влиянием со стороны «поверенных всех еврейских обществ», принимавших участие в его деятельности.
При этом имела место легитимация «поверенных» только со стороны «еврейских обществ». Как уже неоднократно отмечалось в данной работе, «еврейские общества» – выражение исключительно неопределенное и допускающее самое широкое толкование. Неопределенностью этой формулировки, например, в указе 19 февраля 1807 г. могли воспользоваться различные группы еврейского населения при выдвижении своих собственных представителей в качестве официальных выразителей интересов еврейского населения. Поскольку кагал к тому времени имел сильную оппозицию в лице хеврот, последние тоже могли выдвигать своих представителей в качестве «депутатов» и «поверенных»[557]. При этом соотношение сил в каждой отдельно взятой общине могло быть разным и со временем изменяться[558], что не могло не влиять на состав ее представителей, отправлявшихся в столицу. Формулировка «еврейские общества» не имела также четких региональных границ и могла подразумевать как искусственно созданные властью губернские и уездные кагалы, так и традиционное еврейское деление на автономные общины. Противоречия между кагалами и стремившимися отделиться от них прикагалками, как это имело место в описываемый период в Гродно[559], где стороны вынуждены были прибегнуть к вмешательству губернской администрации, и конфликты между хасидами и сторонниками традиционного иудаизма также не могли не влиять на выборы депутатов и поверенных.
Итак, в 1809 г. «поверенные от еврейских обществ почти всех губерний» отправились в Санкт-Петербург, где представили свои прошения «о поспешнейшем разрешении их участи и избавлении от угрожающего им совершенного разорения» председателю Третьего еврейского комитета и министру внутренних дел[560]. Согласно относящимся к первым дням работы комитета служебным записям В.С. Попова «По высочайше учрежденному комитету для рассмотрения дел еврейских»[561], уже 14 января «евреи чрез поверенных своих подали краткую записку»[562], содержание которой не раскрывается. Возможно, с прошением евреев связана и следующая запись о необходимости провести «прежде всего новую перепись самих жидов, во всех губерниях находящихся»[563]. Отметим, что слова «еврей» и «жид» употребляются в записях попеременно, без каких-либо смысловых различий между ними. Быстрота реакции евреев на учреждение комитета, вероятно, связана с тем, что поверенные уже находились к этому моменту в столице.
