Внешняя политика Василия была продолжением политики предшествующего княжения. Москва по‑прежнему притягивала к себе выходцев из Литвы (князья Глинские), а Литва, как и ранее, не могла примириться с уходом князей и земель из литовского подданства. Дважды вспыхивала война между Москвою и Литвою. Василий III овладел в 1514 году Смоленском, имевшим важное военное значение. Как ни старались литовцы вернуть себе Смоленск, эта крепость осталась в московских руках, и Литва была вынуждена заключить (в 1522 году) перемирие с уступкою Смоленска Москве до «вечного мира», или «докончания». Но этого «докончания» так и не было достигнуто в течение более чем столетия, ибо Литва и Москва никак не могли размежевать между собою спорные промежуточные между ними русские волости.
Татарские отношения после падения Золотой орды не стали легче для Москвы. Со стороны Крыма и Казани на русские области совершались постоянные набеги. На южных границах Московского государства грабили крымцы; в местах нижегородских, костромских и галицких – казанские татары и подчиненная им мордва и черемиса. От татарской и черемисской «войны» русские люди не могли жить спокойно у себя дома и не имели возможности колонизовать ни плодородной черноземной полосы на юге от Оки (так называемого «дикого поля»), ни лесных пространств за Волгою по рекам Унже и Ветлуге. Вся восточная и южная окраина государства была в постоянном страхе татарских набегов. Мало того: если татарам удавалось не встретить на границах Руси московской сторожевой рати, они устремлялись в центральные русские волости и добирались даже до самой Москвы. Василию III оставалось только сторожить свои границы и при случае вмешиваться во внутренние дела татар и укреплять среди них свое влияние. В Казани это и удавалось. Крым же, к сожалению, был так далек от Москвы, что нельзя было хорошо следить за крымцами и влиять на них. Московское правительство ограничивалось тем, что посылало в Крым посольства с «поминками», то есть подарками, которыми думало задобрить и замирить врага; а в то же время ежегодно летом на южной границе государства (шедшей по берегу средней Оки и потому называвшейся тогда «берегом») ставились войска, чтобы стеречь «берег» от внезапных набегов. Сверх того, в наиболее опасных местах строили на Оке и за Окою недоступные для татар каменные крепости (Калуга, Тула, Зарайск) и помещали в них войска.
Василий III был женат на Соломонии, из боярского рода Сабуровых, и не имел детей. Он, однако, никак не хотел оставить великого княжения своим братьям (Юрию и Андрею), так как, по его мнению, они и своих уделов не умели устроить. Поэтому, с разрешения митрополита (Даниила), он заставил свою жену постричься в монахини (с именем Софии) и отправил ее на житье в Суздальский женский Покровский монастырь. Сам же он женился вторично, взяв за себя княжну Елену Васильевну Глинскую, из рода литовских выходцев. В этом браке у него было два сына, Иван и Юрий. Старшему из них было всего 3 года, когда Василий III заболел случайным нарывом и умер, не дожив до 60 лет. Личный характер Василия и его поступок с первою женою вызывали неодобрительные отзывы окружавших его старых бояр. Властный и строгий, Василий не обладал достоинствами Ивана III, зато еще более него любил власть и привык окружать себя простыми, раболепными чиновниками, «дьяками». Таков был последний «собиратель» Руси.
Переход удельного быта в государственный
§ 53. Самодержавие московских государей и мысль о Москве как о третьем Риме. Московское государство, как мы видели, образовалось из Московского удельного княжества через присоединение к нему других уделов северной Руси, а затем Новгородских земель и волостей великого княжества Литовского. Московские князья, делая свои «примыслы», долго смотрели на себя как на удельных собственников своих «вотчинных» земель. Приобретя прочно великое Владимирское княжение, они и его стали называть своею «вотчиною». Позднее, когда они требовали от Литвы уступки старых русских городов, они приказывали своим послам говорить, что и вся Русская земля «от их предков из старины их вотчина». Таким образом московские князья распространяли свои удельные понятия от своего удела на всю страну и, по удельному порядку, считали себя собственниками и хозяевами всего своего огромного государства. Такой взгляд был усвоен и всем населением: московские люди всегда выражались так, что они живут на «земле великого государя» и только владеют ею. Таким образом, власть московских князей имела характер вотчинной власти и уже потому была очень полною и самодержавною: князья не только управляли страною, но и владели ею. С течением времени, когда московские князья стали во главе народного объединения и собрали вокруг себя всю северную Русь, они получили значение вождей целого народа и власть их приобрела новый характер национальной власти, общенародной и демократической. Пользуясь сочувствием и поддержкою народных масс, московские государи сознавали себя представителями народного единства и национальной независимости и потому держались гордо и властно[47]. Так создалась в Москве сильная самодержавная власть, вотчинная по происхождению и национальная по значению.
Случилось это в то самое время, когда другие православные государства склонились к упадку и гибели. На православный Восток надвинулась гроза турецкого завоевания. Из Азии турки перешли в Европу; в исходе XIV и начале XV века покорили они балканских славян и кольцом окружили Царьград. В ожидании своей гибели греки искали помощи даже у папы (§ 45). Ничто, однако, не помогло, и в 1453 году Царьград был взят турками. На Востоке не осталось ни одного православного государства, ни одной независимой епархии. Одно только Московское государство имело православного государя и независимого митрополита; одно только оно росло и крепло, объединило могучее великорусское племя и сбросило с себя последнюю тень татарского ига. С давних пор, с самого принятия Русью христианства, на Руси усвоили мысль о том, что все «православие» (то есть совокупность православных христиан) испокон века объединено под единою верховною властью греческого государя («цесаря», «царя») и греческой церкви. Поэтому‑то и Константинополь, столица царя и патриарха греческих, Русью был назван «Царьградом» и почитался за столицу всего «православия». Теперь, когда Царьград был пленен турками и все восточные государства и церкви подчинены ими, в православии не осталось иной столицы, кроме свободной Москвы. Московские люди поняли это вскоре после падения Константинополя. Московские князья Иван III и Василий III начали смотреть на себя как на наследников и преемников греческих царей. Иван III женился на греческой царевне, усвоил себе греческий герб; как он, так и Василий III иногда стали звать себя «царями». Такой взгляд разделялся и выезжими на Русь греками, и балканскими славянами, которые московских князей называли прямо наследниками императоров. В тогдашней русской письменности сами русские люди охотно писали о преемстве между Византиею и Москвою. Между прочим, псковский инок Филофей посвятил великому князю Василию III послание, в котором доказывал, что сперва мировою столицею был Рим старый, затем Рим новый (Rоmа nоvа – Константинополь), а в последнее время стал третий Рим – Москва. «Два Рима падоша (говорил Филофей), а третий стоит, а четвертому не быти». Такое выражение получила мысль о всемирной роли «Москвы – третьего Рима». Вслед за Филофеем другие писатели раскрывали ту же идею: мысль о передаче всемирного главенства от Царьграда Москве они старались доказать и пояснить всеми способами. Указывали на то, что во многих случаях святыня сама чудесным образом переходила из Греции (например, Тихвинская икона Богоматери). Передавали предание, будто апостол Андрей Первозванный был в Русской земле, благословил горы Киевские и предсказал, что на Руси будет цвести истинная вера; на этом основании заключали, что русская церковь ведет свое начало от апостолов и потому является достойною преемницею греческой церкви. Рассказывали далее, что знаки царского сана давно были переданы самими греческими царями (именно Константином Мономахом) на Русь великому князю Владимиру Мономаху, а от него перешли к московским великим князьям. В Москве действительно существовала (и существует) шапка Мономаха, а также его оплечья (бармы)[48], которые возлагали на себя великие князья при венчании на престол. Сложилась, наконец, легенда даже о том, что русская династия происходила от первых римских царей, так как Рюрик был будто бы потомком Пруса, брата императора Августа. Целым рядом подобных преданий была укреплена в Москве мысль о том, что Московское государство есть первенствующее во всем «православии», что московский князь есть «царь православия» и что московская церковь, сохранив, одна изо всех православных церквей, свою независимость и чистоту, тем самым стала выше старых восточных патриархатов.
