барону и жесткостью его политики в национальном вопросе [456]. Тем не менее впечатленный успешным наступлением Красной армии, Пилсудский разрешил формировать на территории Польши белые части.
Меньшая часть Белого движения в период советско-польской войны заняла прогерманские позиции: например, генерал В.В. Бискупский в июле предлагал организовать восстание в Красной армии, когда она достигнет границ 1914 г., и с помощью войск Врангеля, сформированных в Германии русских отрядов, а также сил украинских и белорусских националистов установить в России военную диктатуру, образовав затем союз «Великой России, Великой Германии и Великой Украины» [457]. Не случайно еще 21 апреля 1920 г. Польское бюро агитации и пропаганды при ЦК РКП(б) предостерегало: «…белогвардейщина сейчас делает ставку на “национальную войну” России против Польши» [458].
Советская Россия тоже искала союзников. В июньской директиве «О поведении в занятых селениях и городах бойцов Конноармии» Сталин призвал «бережно» относиться к военнопленным из Галиции: «если угнетаемые Польшей галицийские украинцы поддержат нас, мы пойдем на Львов <…> помочь [им] создать свое независимое государство, пусть даже несоветское, но <…> дружественное к РСФСР» [459]. 22 июня Политбюро ЦК РКП(б) утвердило предложение Чичерина «об осторожной политике, охраняющей независимость Восточной Галиции» [460]. О настроениях в Восточной Галиции свидетельствовал Тютюник: «.крестьяне <…> саботировали наши действия, а более активные элементы бежали в Красную Армию, чтобы помогать ей бить поляков» [461]. Большевики надеялись использовать против поляков и население Подкарпатской Руси, где создавались «повстанческие отряды» из коммунистов, им сочувствующих и бежавших из польского плена. К середине августа были накоплены силы для довольно крупной операции, но инициативу перехватили галицийские националисты. Когда советская кавалерия подходила к границе Чехословакии и «поляки оставили пограничные местности», несколько сел Восточной Галиции заняли галицийские повстанцы. После отступления Красной армии они снова перешли границу ЧСР и были интернированы ее властями, объявившими Подкарпатскую Русь на военном положении [462].
Возвращаясь к июню, напомним, что в результате советского контрнаступления военно-политическое положение Польши резко ухудшилось. От имени Совета обороны государства (СОГ) польский МИД обратился с просьбой о посредничестве для заключения мирного договора с Советской Россией к участникам конференции в Спа (заседание Верховного совета Антанты 5-16 июля 1920 г.). На совещаниях, помимо делегаций от Франции, Англии, Италии, Японии, Португалии и Бельгии, присутствовали – при обсуждении непосредственно их касавшихся вопросов – представители Германии и Польши. В ходе конференции английские и некоторые французские дипломаты выступили за Польшу в ее этнических границах. Ллойд Джордж заявил, что «ничего нельзя будет сделать, если Польша не покончит <…> со своей империалистической и аннексионистской политикой» и высказался против включения в ее состав Восточной Галиции. Правительство Польши 10 июля обещало Англии и Франции подписать перемирие с Советской Россией на условиях признания своей восточной границей рекомендованную Верховным советом Антанты в декабре 1919 г. этническую линию, восточнее которой остановилась бы Красная армия; демаркационная линия в Восточной Галиции совпала бы с положением фронтов на момент договоренности в Спа.
Соглашение предусматривало созыв конференции в Лондоне с участием заинтересованных стран, обязывало Польшу принять решения Верховного совета о Литве, Восточной Галиции, Тешинской Силезии, Вольном городе Данциге; указывало, что если Польша примет все условия держав, то Великобритания предложит Советской России прекратить наступление, а в случае отказа последней от перемирия Запад окажет Польше военную помощь [463]. Решение держав Антанты отчасти отражало интересы правительства ЗУНР, которое незадолго до конференции в Спа просило союзников предоставить независимость Восточной Галиции, обеспечивая странам ЦВЕ свободный транзит с «большой» Украиной и Россией [464]. Президент данцигского сената Г. Зам позже писал: «Решение Совета в Спа <…> создавало для Данцига <…> новое положение вещей», он указал также на важную роль Данцига в случае новой войны [465].
Отказ Советской России от реальной политики в угоду революционной геополитике произошел не без влияния решений в Спа. В направленной в Кремль 11 июля от имени Антанты ноте за подписью Керзона Москве предложили заключить перемирие с Варшавой и прекратить наступление Красной армии на этнической линии, с тех пор именуемой линией Керзона. Помимо согласованных с поляками уступок с их стороны, Керзон предлагал Совнаркому подписать перемирие с Врангелем, а сражающимся в Восточной Галиции армиям остановиться на линии фронта в момент подписания перемирия, что фактически поощряло советское наступление на Львов. Долгое время это считалось ошибкой «клерка Foreign Office (МИД Англии. – В.З.), не знакомого с географией Восточной Европы», но изучение закрытого меморандума Ллойд Джорджа показало, что «ошибка» совпала с «этнографической прямой между Западной и Восточной Галицией»: премьер-министр высказал свое неодобрение выходящими за этнические границы требованиями Польши [466]. Современные польские историки оценивают изменение в ноте Керзона относительно Галиции как результат одностороннего вмешательства Ллойд Джорджа, желавшего склонить Кремль к подписанию перемирия [467].
Собиралась ли Польша выполнять условия ноты Керзона в случае их принятия Советской Россией? Ответ дал «Kurier Poranny», опубликовавший признание Пилсудского после принятия СОГ ноты Керзона: если «.должен <…> быть заключен мир, который уменьшил бы территорию Польши и умалил бы ее честь, тогда я объявил бы себя взбунтовавшимся генералом <…>, защищал бы честь и целость государства» [468]. Вероятно, Пилсудский согласился с предложениями Антанты, не думая их выполнять. Главным виновником трагической ситуации для Польши являлся начальник государства и главнокомандующий, что подтверждает его письмо с просьбой об отставке с названных постов, переданное 12 августа премьер-министру В. Витосу [469]. Но случилось «чудо на Висле», и Витос вернул письмо Пилсудскому, который «отблагодарил» экс-премьера в 1930 г. тюрьмой.
Лидеры большевиков начали дискуссию по поводу ноты Керзона. Ленин оценил условия Антанты как «сплошное жульничество ради аннексии Крыма» и просил Сталина распорядиться «о бешеном усилении наступления». Сталин отвечал Ленину: «.поляки переживают развал», Керзон старается их спасти «предложением о перемирии <…> чем тверже будем вести себя, тем лучше будет и для России, и для международной революции» [470]. Член Политбюро ЦК РКП(б) Л.Б. Каменев обратил внимание на то, что Восточную Галицию «Керзон авансом объявил русской территорией <…> отсюда крестьянское движение скорее может проникнуть в Польшу, чем по прямой линии от Минска на Варшаву, а, во-вторых, это ворота в Венгрию». Мнение политиков разделял командующий ЗФ М.Н. Тухачевский [471], но главком Каменев сомневался в успехе дальнейшего наступления [472]. Принять условия ноты Керзона соглашались Чичерин, Троцкий и его заместитель в РВСР Э.М. Склянский. Руководители РВСР полагали, что с пересечением этнической границы война для Польши станет национальной, поэтому, приняв условия ноты, надо использовать разногласия в правящих кругах держав Антанты и Германии в интересах советских республик. Троцкий надеялся также на немецкую помощь
