конструкции, быстро завоевавших популярность по всей Восточной Сибири. Как вспоминал один из учеников, бурят Вапжёглов, учитель «сам не работал ничего, а только показывал, что надо делать, и чертил планы». При этом был настойчив в своих требованиях, «что скажет, так уж сделай».
К 9 часам утра с ближних и дальних улусов к дому Бестужевых собиралось до 40 ребятишек, иным приходилось преодолевать путь до пяти верст и более по зимней стуже (занятия, как правило, проводились лишь в зимнее время). Завтракали и обедали все вместе. И это тоже входило в урок. В очерке «Гусиное озеро» Н. А. Бестужев писал: «Бурят сметлив и на все способен потому, что наблюдательность развита в нем в высшей степени. Мне случалось сажать с собой за обед бурят, приезжавших из отдаленных улусов, и эти люди, которые никогда не видели ни ложки, ни вилки, не принимались за кушанье до тех пор, пока не замечали, как это делают другие, и делали не хуже никого». Затем начинались занятия в классах, которые продолжались до двух часов дня, до обеда, после чего одни шли домой, но иные по собственному желанию оставались выполнять домашнее задание или работать в мастерских. Под школу в доме декабристов была отведена особая классная комната с библиотекой, фортепиано и наглядными пособиями.
Николай Александрович очень радовался, когда дети хорошо учились. Он (и брат Михаил) одаривал их инструментами, письменными принадлежностями, книгами, сладостями и неизменно говорил: «Учитесь, ученье откроет вам широкую дорогу всюду».
Бесспорно, не будь школы и многочисленных учеников, Бестужевым вряд ли бы удалось справиться со своим обширным хозяйством. При этом Николай Александрович возлагал большие надежды именно на бурятских детей, как более добросовестных и стара» тельных, чем русские. В статье «Бурятское (хозяйство-он так отзывается о своих учениках-помощниках: «Бурят — и плотник, и кузнец, и столяр, и работник у нас, и пахарь, и косец. Без них было бы здесь плохо. Вся мебель на европейский манер в нашем доме сделана бурятами, дом построен ими, у брата моего они делают экипажи, у сестры фактотум всех ее хозяйственных желаний и поделок пастух наш — бурят по имени Ирдыней. Все заказы по части лесной: бревна, доски, дрова они выполняют…»
Николай Александрович строго следил и за нравственной чистотой посадских детей, обучая культуре общения, разговора, поведения за столом, добивался, чтобы они всегда ходили опрятными. «Никогда, ни при каких случаях нельзя опускаться, — часто говорил он. — Пусть будет бедное платье, но чистое и аккуратное».
Бестужев всеми способами пытался отучить детей и их родителей от азартной игры в бараньи кости и особенно от употребления алкоголя. Братья-декабристы много раз посещали каждую семью своих учеников и для удобства общения изучали бурятский разговорный язык. Судя по правильным объяснениям отдельных терминов в их письмах и статьях, они достигли в этом определенного успеха. О щедрости «государственных преступников» ходили легенды. По праздникам, зимой и летом, запрягут, бывало, лошадей и в телеге или санях развозят по семьям бедняков в Нижней деревне хлеб, мясо, сметану, одежду, раздают деньги. «Это были бог, а не люди», — вспоминали современники Бестужевых.
Учебно-воспитательная деятельность Торсонов и Бестужевых нашла благодатную почву в Селенгинске. А. М. Лушников, лучший из учеников Н. А. Бестужева, поступил в Академию художеств; А. Д. Старцев (сын декабриста, усыновленный Д. Д. Старцевым) стал уважаемым на Дальнем Востоке человеком, купцом, кавалером иностранных орденов, по сути дела, одним из основателей города Владивостока; сыновья Д. Д. Старцева успешно сдали экзамены в Иркутскую и Казанскую гимназии; А. В. Янчуковский окончил Горный институт; две дочери Д. Д. Старцева были приняты в Иркутский «Девичий институт»; дети М. А. Бестужева продолжили учебу в Кяхтинской и Московской гимназиях; врач П. А. Кельберг стал известным краеведом Забайкалья, членом-корреспондентом ряда научных обществ, автором научных трудов, не потерявших значение и по сом день; бурят Ванжёглов освоил профессию столяра и токаря; пастух Ирдыней был как бы членом семьи декабристов, его любили за умелость и трудолюбие, за то, что имел поистине «золотые руки»; посадский житель Масленников, обучившись гончарному долу, позднее открыл собственную мастерскую; бурят Анай Унганов стал известным мастером-скульптором, участвовал в лонных работах при строительстве здания Иркутского губернского театра; Сандын Бадмаев — чеканщиком… Многие из питомцев дворянских революционеров стали первыми жителями Селенгинска и одними из немногих по всему Забайкалью, кто получил полное и высшее образование, сами учили других учеников, развивавших традиционные бурятские ремесла края вплоть до наших дней.
Когда-то Н. А. Бестужев воскликнул, отзываясь о своих учениках: «Ура нашему молодому поколению! Право, возраждаешься духом, следя за их успехами!»
В кругу друзей и знакомых
Отмечали день рождения Дмитрия Дмитриевича Старцева. Просторная зала его дома была наполнена гостями. Тут были селенгинские и иные купцы, офицеры, местное духовенство, мещане из Верхнеудинска и Кяхты. Сюда же, по обыкновению, был приглашен и Михаил Александрович Бестужев — последний из оставшихся декабристов. Одетый в черный сюртук, несколько сутуловатый, с расставленными ногами, с трубкой в руках на длинном черешневом чубуке, он сразу же оказался в центре внимания приезжих, да и местных, гостей.
В тот вечер мужчины обсуждали успешные походы Гарибальди на Апеннинском полуострове в борьбе за объединение Италии. Они тесной кучкой группировались вокруг М. А. Бестужева, прислушиваясь к его решающему голосу. Затем перешли к Герцену и издаваемым им журналам «Колокол» и «Полярная звезда», регулярно поступавшим в Забайкалье через Кяхтинский международный торг. Кто из гостей, как не декабрист, пострадавший за дело свержения царизма, мог быть самым компетентным человеком в поднимаемой Герценом теме освобождения крестьян. И наконец, вечер завершился рассказом Михаила Александровича о декабрьском вооруженном восстании на Сенатской площади.
Когда братья Бестужевы прочно обосновались на тихом берегу Селенги, их гостеприимный дом стал желанным местом, где собирались многочисленные селенгинские друзья, куда наезжали соратники по борьбе и каторге, знакомые и незнакомые гости из отдаленных городов, губерний и даже иноземных государств. Служанка декабристов Жигмыт Аиаева вспоминала: «Бестужевы были очень гостеприимны. Гости бывали очень часто. Ни час без гостей, ни днем, ни ночью. Гости живали дня по три-четыре, а то и недели. Обеды, ужины, чаи все время».
Можно представить, каково было братьям, когда, проводив одних гостей, они слышали в степи звенящий колокольчик новой приближающейся тройки почтовых лошадей. И неудивительно в этой связи читать такие строки из воспоминаний Михаила Александровича: «Нам редко случалось проспать целую ночь в постели, чтобы ночью не разбудил нас почтовый колокольчик для приема знакомых и незнакомых». Хотя Бестужевых тяготили бесконечные визиты, тем не менее каждый прибывший, кем бы он ни был, тут же встречал неподдельное радушие со стороны хозяев, а посему «все чувствовали себя как дома».
