Почему «контр-революцiонер» разстрeливался в то или иное время? Это также непонятно. Царскiе министры разстрeливались осенью 1918 г. Был когда-то царским министром внутренних дeл Булыгин. Он остался жив в 1918 г., но его почему то Чека судила 5-го сентября 1919 г. Судили за реакцiонную политику в 1905 г. Постановлено: «гр. Булыгина разстрeлять, имущество, принадлежащее гр. Булыгину, конфисковать и передать в распоряженiе исполкома для передачи рабочим государственнаго завода».[241] Не такiе ли протоколы Дзержинскiй считал обоснованными в своем интервью?
Истязанiя и пытки.
Если вспомнить все уже сказанное, едва ли явится сомнeнiе в том, что в застeнках чрезвычайных комиссiй не только могли, но и должны были существовать пытки в полном смыслe этого слова. Едва ли было хоть какое нибудь преувеличенiе в обращенiи к общественному мнeнiю Европы Исполнительнаго Комитета членов бывшаго Учредительнаго Собранiя в Парижe (27-го октября 1921 г.), протестовавшаго против вакханалiи политических убiйств в Россiи и примeненiя насилiя и пыток. Трудно бывает иногда даже разграничить пытку моральную от пытки физической, ибо то и другое подчас сплетается. В сущности длительной своего рода пыткой являются сами по себe условiя содержанiя в большевицкой тюрьмe.
Все, что мы знаем о старых русских тюрьмах, о «русской Бастилiи», как звалась обычно, напр., Шлиссельбургская крeпость — мeсто заключенiя важных политических преступников — все это блeднeет перед тюрьмами и режимом, установленным коммунистической властью в нeкоторых мeстах заключенiя. Развe не пыткой почти физической является содержанiе в таких тюрьмах, иногда мeсяцами без допроса, без предъявленiя обвиненiя, под постоянной угрозой разстрeла, которая в концe концов и осуществляется. Возрожденiем пыток назвал П. А. Кропоткин в таких условiях институт заложников. Но этими заложниками фактически являлись и являются всe вообще заключенные в тюрьмах.
Когда я был в заключенiи в Бутырской тюрьмe, я встрeтился здeсь с московским доктором Мудровым. Я не знаю, в чем он обвинялся. Но, очевидно, никаких значительных реальных обвиненiй ему не было предъявлено. Он был переведен из тюрьмы Чека в общую тюрьму и здeсь находился уже нeсколько мeсяцев. Он обжился как бы в тюрьмe, и тюремная администрацiя с разрeшенiя слeдователя при отсутствiи необходимаго в тюрьмe медицинскаго персонала привлекла Мудрова к выполненiю обязанностей тюремнаго врача. В тюрьмe была тифозная эпидемiя, и доктор Мудров самоотверженно работал, как врач. Его больше не вызывали на допросы. Можно было думать, что дeло его будет ликвидировано, во всяком случаe, ясно было, что прошла уже его острота. Однажды, во время исполненiя Мудровым своих врачебных обязанностей, его вызвали на допрос в Чека. Он оттуда не вернулся, и мы узнали через нeсколько дней, что он разстрeлен. Казалось, не было повода для такой безсмысленной жестокости. За что разстрeлен был доктор Мудров — этого так никто и не узнал. В оффицiальной публикацiи о нем 17-го октября в «Извeстiях» было сказано лишь то, что он «бывшiй член кадетской партiи».
Я помню другую встрeчу, быть может, произведшую на меня еще большее впечатлeнiе. Это было уже лeтом 1922 г. Я был арестован в качествe свидeтеля по дeлу соцiалистов-революцiонеров. Однажды меня вызвали из камеры на суд. Вели меня с каким-то пожилым изнуренным человeком. По дорогe мнe удалось перекинуться с ним двумя-тремя словами. Оказалось, что это был полковник Перхуров, участник возстанiя против большевиков, организованнаго Савинковым в Ярославлe в 1918 г. Перхуров сидeл в тюрьмe Особаго Отдeла В. Ч. К., -полуголодный, без книг, без свиданiй, без прогулок, которыя запрещены в этой яко-бы слeдственной тюрьмe. Забыли ли его, или только придерживали на всякiй случай — не знаю. Вели его на суд также, как свидeтеля, но… на судe он превратился вновь в обвиняемаго. Его перевели в Ярославль и там через мeсяц, как прочел я в оффицiальных газетных извeщенiях, он был разстрeлен. Один офицер просидeл полтора года в этой ужасной по обстановкe тюрьмe Особаго Отдeла и, быть может, еженощно ждал своего разстрeла.
Я взял лишь два примeра, которые прошли перед моими глазами. А таких сотни! И, если это совершалось в центрe и в дни, когда анархiя начала большевицкаго властвованiя смeнилась уже опредeленно установленным порядком, то что же дралось гдe нибудь в отдаленной провинцiи? Тут произвол царил в ужасающих формах. Жить годами в ожиданiи разстрeла — это уже физическая пытка. Такой же пыткой является и фиктивный разстрeл, столь часто и повсемeстно примeняемый слeдователями Ч. К. в цeлях воздeйствiя и полученiя показанiй. Много таких разсказов зарегистрировал я в теченiе своего пребыванiя в Бутырской тюрьмe. У меня не было основанiя не вeрить этим повeствованiям о вынесенных переживанiях — так непосредственны были эти впечатлeнiя. Такой пыткe подверглись, напр., нeкоторые подсудимые в дeлe петербургских кооператоров, разсматривавшемся осенью 1920 г. в Москвe в Верховно-Революцiонном Трибуналe. Слeдствiе шло в Петербургe. Одного из подсудимых нeсколько раз водили ночью на разстрeл, заставляли раздeваться до гола на морозe, присутствовать при реальном разстрeлe других — и в послeднiй момент его вновь уводили в камеру для того, чтобы через нeсколько дней вновь прорепетировать с ним эту кошмарную сцену. Люди теряли самообладанiе и готовы были все подтвердить, даже несуществовавшее, лишь бы не подвергаться пережитому. Присужденный к разстрeлу по дeлу Локкарта американец Калматьяно в Бутырской тюрьмe разсказывал мнe и В. А. Мякотину, как его, и его сопроцессника Фриде, дважды водили на разстрeл, объявляя при этом, что ведут на разстрeл. Калматьяно осужден был в 1918 г., и только 10-го мая 1920 г. ему сообщали, что приговор отмeнен. Все это время он оставался под угрозой разстрeла.
Находившаяся одновременно со мной в тюрьмe русская писательница О. Е. Колбасина в своих воспоминанiях передает о таких же переживанiях, разсказанных ей одной из заключенных.[242] Это было в Москвe, во Всероссiйской Чрезвычайной Комиссiи, т. е. в самом центрe. Обвиняли одну женщину в том, что она какого то офицера спасла, дав взятку в 100 тыс. рублей. Передаем ея разсказ так, как он занесен в воспоминанiя Колбасиной. На разстрeл водили в подвал. Здeсь нeсколько трупов лежало в нижнем бeльe. Сколько, не помню. Женщину одну хорошо видeла и мужчину в носках. Оба лежали ничком. Стрeляют в затылок… Ноги скользят по крови… Я не хотeла раздeваться — пусть сами берут, что хотят.[243] «Раздeвайся!» — гипноз какой то. Руки сами собой машинально поднимаются, как автомат растегиваешься… сняла шубу. Платье начала растегивать… И слышу голос, как будто бы издалека — как сквозь вату: «на колeни». Меня толкнули на трупы. Кучкой они лежали. И один шевелится еще и хрипит. И вдруг опять кто-то кричит слабо-слабо, издалека откуда-то: «вставай живeе» — и кто-то рванул меня за руку. Передо мной стоял Романовскiй (извeстный слeдователь) и улыбался. Вы знаете его лицо — гнусное и хитрую злорадную улыбку.
— Что, Екатерина Петровна (он всегда по отчеству называет) испугались немного? Маленькая встряска нервов? Это ничего. Теперь будете сговорчивeе. Правда? Пытка то или нeт, когда мужа разстрeливают в присутствiи жены? Такой факт разсказывает в своих одесских воспоминанiях H. Давыдова.[244] «Узнали сегодня, что… баронесса Т-ген не была разстрeлена. Убит только муж, и нeсколько человeк с ним. Ей велeно было стоять и смотрeть, ждать очереди. Когда всe были разстрeлены, ей объявили помилованiе. Велeли убрать помeщенiе, отмыть кровь. Говорят, у нея волосы побeлeли».
В сборникe Че-Ка зарегистрировано не мало аналогичных эпизодов. Все это свидeтельства как бы из первоисточника. Вот все тот же Саратовскiй овраг куда сбрасываются трупы жертв мeстной Чека. Здeсь на протяженiи 40–50 сажень сотнями навалены трупы. На этот овраг в октябрe 1919 г. ведут двух молодых женщин и «у раздeтых под угрозой револьверов над зiяющей пропастью» требуют сказать, гдe один из их родственников. Тот, кто разсказывает это, видeл двух совершенно сeдых молодых женщин.
«Хоть и рeдко, но все-таки, часть несчастных, подвергавшихся физическим и нравственным мукам оставалась жива и своими изуродованными членами и сeдыми, совершенно сeдыми не от старости, а от страха и мученiй волосами лучше всяких слов свидeтельствовала о перенесенном. Еще рeже, но и это бывало — узнавали о послeдних муках перед разстрeлом и сообщали тe, кому удалось избeжать смерти.
Так узнали об ужасной пыткe над членом Учредительнаго Собранiя Иваном Ивановичем Котовым, котораго вытащили на разстрeл из трюма барки с переломанной рукой и ногой, с выбитым глазом (разстрeлен в 1918 г.)».[245]
А вот Екатеринодарская Чека, гдe в 1920 г. в ходу тe же методы воздeйствiя. Доктора Шестякова везут в автомобилe за город на рeку Кубань. Заставляют рыть могилу, идут приготовленiя к разстрeлу и… дается залп холостых выстрeлов. То же продeлывается нeсколько раз с нeким Корвин-Пiотровским послe жестокаго избiенiя. Хуже — ему объявляют, что арестована его жена и десятилeтняя дочь. И ночью продeлывают перед глазами отца фальшивую инсценировку их разстрeла.
