примера историю театра и революции во Франции.
Со второй половины XVII века Париж превращается в культурную столицу Европы — и в первую очередь благодаря знаменитому Комеди Франсез, театру Французской Комедии.
Классический французский театр появился в начале XVII столетия. Кардинал Ришелье одарил Францию первой трагедией, а кардинал Мазарини — первой оперой: «каждый согласно своему характеру», по замечанию А. Дюма-отца. Расцвет театра пришёлся на эпоху Людовика XIV. Пьесы Корнеля, Мольера, Расина становились событием в Париже. Король и сам участвовал в балетных постановках в роли Солнца, проливающего благодатные лучи на своих подданных.
Но богов низвергают их дети. Подобно тому, как Кронос был свергнут Зевсом с Олимпа, французская монархия была отправлена на эшафот своим любимым детищем — театром.
Первый звонок прозвучал в 1759 году, когда знаменитый актёр Лекэн, один из видных театральных реформаторов, удалил со сцены скамьи, где по обычаю сидело дворянство. Таким образом, аристократия была удалена им с театральной сцены за 30 лет до того, как революция убрала её со сцены политической.
В 1782 году Людовику XVI предложили поставить «Фигаро» в придворном театре. Король, прочитав пьесу, воскликнул:
— Сначала нужно будет разрушить Бастилию — иначе было бы опасной непоследовательностью допустить представление этой пьесы. Этот человек (Бомарше. — С. Ц.) издевается над всем, что должно уважать в государстве!
Но спустя два года опасная непоследовательность всё-таки была допущена — придворные от души хохотали и хлопали обаятельному проходимцу, показывавшему со сцены их полную ничтожность и ненужность. Вслед за ними хохотать и хлопать начала вся Франция.
Через пять лет пала Бастилия.
Спустя ещё четыре месяца, 4 ноября 1789 года, во Французской Комедии состоялась премьера трагедии «Карл IX», посвящённой событиям Варфоломеевской ночи. Заглавную роль исполнял великий актёр Тальма. Созданный им потрясающий образ полубезумного тирана, в припадке исступления расстреливающего с балкона Лувра беззащитных гугенотов, поверг зал в немой ужас. Мирабо из ложи первым сдвинул ладони, и театр буквально взорвался от аплодисментов. Из уст в уста передавали слова Дантона: «Если „Фигаро“ убил знать, „Карл IX“ убьёт монархию!»
Эти слова оказались пророческими.
21 января 1793 года на подмостках эшафота, установленного на площади Революции, возле Елисейских полей, для всего света была разыграна всемирно-историческая трагедия под названием «Казнь гражданина Капета». В этот день «Театр Нации» (бывший «Комеди Франсез») пустовал — был продан всего один билет.
Герцог Веллингтон, или Ужас победы
Военная карьера Артура Уэлсли, герцога Веллингтона — это история нарастающего отвращения к войне.
Он не хотел быть солдатом. Ричард Олдингтон пишет о нём: «Веллингтон был выдающимся полководцем, который ненавидел войну и не мог согласиться с презрением к человеческой жизни, что было свойственно Наполеону. Он был ревностный сторонник мира… и никогда не использовал ситуацию для собственного возвеличивания».
В детстве, будучи болезненным и робким мальчиком, он мог подолгу предаваться мечтаниям, но картины военной славы никогда не волновали его воображение. В Итоне Артур не выучился ничему, заполняя все свободное время игрой на скрипке. Когда отец спросил его, чем он хочет заниматься, он только пожал плечами… Семье оставалось одно: купить ему место в армии в надежде, что со временем он займёт там определенное положение.
Его отдали в военную академию в Анже (Франция), по окончании которой молодой человек служил в Ирландии и во Фландрии. Служил с одной мыслью: побыстрее покинуть армию, для чего хлопотал о доходном месте в гражданской администрации, впрочем, безуспешно.
Однако, когда империи действительно потребовалась его шпага, Артур без колебания предоставил себя в распоряжение военного министерства. Его полководческий талант раскрылся не только на полях сражений. Веллингтон был из тех военачальников, которые понимали значение высоких технологий и технических новшеств. Одним из первых британских генералов он использовал картечные гранаты Шрэпнела и ракеты Конгрива, хотя и был разочарован неточностью последних. Специально нанятый дешифровщик помогал ему читать перехваченные французские сообщения. Подобно Наполеону, он уделял самое пристальное внимание вопросам обеспечения армии.
Его целью всегда была победа, но не любой ценой. Веллингтон отказывался от сражения, если считал, что победа потребует слишком многих жертв. Однажды, в Испании, он дал французам отступить, сказав: «Я мог бы побить этих парней в любой момент, но это стоило бы мне 10 тысяч жизней». Ни в одном из своих сражений он не потерял больше людей, чем противник.
Он не разыгрывал из себя великого полководца, а просто делал своё дело, искренне имея в виду не только интересы британской короны, но и установление прочного мира на континенте. Его называли, «завоеватель без амбиций». Сам он в конце жизни писал: «Я служил своему народу и короне… Никто никогда не подозревал меня в планах стать королём Испании или Португалии, как Жозеф — брат Наполеона или его маршалы».
При Ватерлоо Веллингтон провёл весь день в седле своего коне по кличке Копенгаген, в самом центре сражения, отдавая приказы и подбадривая солдат своим присутствием.
К вечеру поле в три квадратные мили устлали тела свыше 40 тысяч убитых и раненых. Когда вечером Веллингтону зачитали список погибших, его глаза наполнились слезами: «Я уповаю на то, что Господь сделает эту мою битву последней. Это плохо — всегда воевать».
После Ватерлоо он не оставил военную стезю, но навсегда вложил шпагу в ножны.
В последние годы жизни, когда ему перевалило за 80, он был уже не у дел, или наоборот — занялся настоящим делом: сконструировал удобные сапоги, которые в ходу по сей день под названием веллингтоны, а также придумал особого покроя плащи, головные уборы и даже какой-то необычный напёрсток, которым он гордился больше, чем своими военными победами.
На склоне лет Веллингтон признавался, что исторические писатели, обращавшиеся к нему за помощью в деле написания книги о битве при Ватерлоо, раздражали его. Передают, что одному из них он резко посоветовал бросить это дело: «Вы должны понимать, что никогда не сможете написать достойный труд». Другого историка Веллингтон обескуражил, заявив, что историю битвы можно пытаться описать не с большим успехом, чем историю танца.
