В последние годы наречение новорождённых девочек Светланами практически сошло на нет. Вероятно, должно пройти время, прежде чем оно вновь вернётся к нам — светлым и очищенным от неприятных ассоциаций.
Легко ли украсть «Мону Лизу»?
…Вы — Джоконда,
которую надо украсть!
И украли.
В. В. Маяковский. Облако в штанах
22 августа 1911 года, примерно в час пополудни, в двери Лувра, как это обычно бывало в последние дни, вошёл художник Луи Беру, работавший над картиной «„Мона Лиза“ в Лувре» (в то время шедевр Леонардо располагался на стене между двумя другими полотнами).
Нужный Беру зал Карре был закрыт на ремонт, благодаря чему художник мог работать без спешки и в полном спокойствии. Но на сей раз его ждал неприятный сюрприз: стена, на которой висела знаменитая картина, ударила ему по глазам ошеломительной, зияющей пустотой.
Самое интересное, что музейные работники не забили тревогу даже тогда, когда Беру поинтересовался у охраны судьбой картины. Чтобы отвязаться от докучливого посетителя, ему неохотно ответили, что «Мону Лизу» забрали фотографы, работавшие над альбомом, посвящённым художественным сокровищам Франции. Только после обращения настойчивого художника к более высокопоставленному сотруднику музея, выяснилось, что фотографы здесь ни при чём. Картина просто исчезла — таинственно и бесследно.
Лувр немедленно закрыли под предлогом аварии водопровода. Целых пять суток полиция обыскивала каждый закуток музея и допрашивала сотни людей. Но ей удалось обнаружить лишь раму украденной картины, заброшенную под лестницу.
Первым за пропажу «Джоконды» поплатился директор Лувра, безмятежно отдыхавший в горах. Его немедленно отозвали из отпуска и сняли с должности.
Второй человек, отчасти пострадавший при расследовании этого дерзкого преступления, был поэт Гийом Аполлинер, которого угораздило держать в секретарях некоего Жери-Пьере. Этот «любитель древностей» оказался музейным воришкой, давно повадившимся таскать из Лувра «всякую мелочь». Аполлинера допросили, но выяснили, что он не имел никакого отношения к делишкам своего секретаря.
Третьим подозреваемым оказался Пабло Пикассо, о котором ходили слухи, что он приторговывает украденными из Лувра статуэтками. К счастью, у художника нашлось несокрушимое алиби.
Впрочем, полиция явно искала не там, где надо. Следствие быстро зашло в тупик, в котором и пребывало целых два года и четыре месяца. Между тем газеты выражали опасения, что ввиду очевидной невозможности для преступника извлечь выгоду из кражи, он может уничтожить хрупкий шедевр.
Но вот в конце 1913 года флорентийской антиквар Альфред Джери получил по почте письмо с предложением походатайствовать перед государством о покупке «Джоконды» за каких-нибудь 500 тысяч лир. Автор этого необычного послания, подписавшийся Леонардо Винченцо, выдвигал единственное условие, а именно, чтобы шедевр остался в Италии. Джери поначалу счёл письмо мистификацией, но потом любопытство взяло верх. В ответной записке он назначил встречу в гостинице Albergo Tripoli-Italian, куда и направился в урочный час, на всякий случай прихватив с собой директора галереи Уффици Джованни Поджи.
Главный герой этой невероятной истории прибыл в гостиницу несколько раньше, записав себя в книгу постояльцев так: Леонардо, художник из Парижа.
Дальнейшее напоминало фантасмагорический сон. В гостиничном номере новоявленного Леонардо на глазах у двух изумленных искусствоведов из чемодана с двойным дном была извлечена небольшая доска из тополя размером 77 на 53 сантиметра с узнаваемой женской фигурой. Сеть мельчайших трещинок, покрывавшая красочный слой, не оставляла никаких сомнений: перед ними была настоящая «Мона Лиза». Джери немедленно вызвал полицию…
На суде выяснилось, что похитителя шедевра на самом деле звали Винченцо Перуджиа. Это был 32-летний уроженец города Комо (на севере Италии). К живописи «художник Леонардо» имел отношение довольно отдалённое, хотя к краскам и кистям самое непосредственное — был маляром. Любопытно, что в своё время он попал в участок за попытку ограбления проститутки и с него сняли отпечатки пальцев. Его же отпечаток был обнаружен 22 августа 1911 года на раме украденной картины. Если бы в те годы во Франции существовала система оперативной идентификации, то поиски похитителя «Моны Лизы» заняли бы всего несколько дней. Но Сюртэ всё ещё работала по старинке.
В августе 1911 года Перуджиа вместе с бригадой маляров участвовал в покраске нескольких залов Лувра. Злоумышленник тщательно обдумал свои действия. В воскресенье, 20 августа, Перуджиа, закончив работу, не ушёл домой, а спрятался в музее на ночь. Понедельник в музее был нерабочим днём. Ближе к восьми часам утра, Перуджиа вышел из своего укрытия, надел белый халат, такой же, какие носили музейные работники, спокойно снял картину со стены, вынул доску из рамы и обернул её заранее припасённой тряпкой. Спустившись на первый этаж, он обнаружил, что дверь, ведущая в так называемый «дворик Сфинкса», закрыта. В отчаянии он присел на ступеньки. В этот момент к нему подошёл слесарь, который как раз и должен был починить испорченный замок.
— Извините, — сказал слесарь. — Сейчас всё будет в порядке.
Через минуту дверь была открыта, а ещё через минуту преступник вышел на улицу и затерялся в толпе. Как мы знаем, в Лувре хватились пропажи только спустя сутки.
Больше двух лет, то есть почти все время, пока длились розыски картины, «Мона Лиза» не покидала Парижа. Сначала Перуджиа держал её в своей квартире, в шкафу, затем под плитой на кухне, довольствуясь тем, что тщеславно выставлял её открытку на каминной полке. Наконец, он понял, что жить наедине с таким шедевром невозможно и решил продать его. Перед судом он оправдывался тем, что им двигало не столько желание обогащения, сколько намерение свершить возмездие за хищный грабёж Наполеоном произведений искусства в Италии, вернув шедевр Леонардо на родину. Необразованный грабитель не знал, что «Мона Лиза» вовсе не была украдена у итальянцев. После смерти Леонардо да Винчи в 1519 году картина прошла через несколько рук, пока французскому королю Франциску I не удалось купить её за 4000 экю — сумму, эквивалентную девяти миллионам фунтов стерлингов конца ХХ века. Людовик XIV поместил её в Версале. Во времена Французской революции она стала частью публичной коллекции
