Вокруг Гданьска, сразу за его стенами и защитными валами, в кое-как сколоченных шалашах. сараях и халупах, крытых соломой, гнездилась городская беднота. По большей части это были мелкие ремесленники, не входившие в цеха, портовые рабочие и перекупщики, которые собрались с разных концов Польши и не получили права на проживание в городе. Там царили грязь и нищета. Но чуть дальше начинались обработанные поля, а в сторону Вржеща и Оливы тянулся чудный лес, на севере достигавший самых берегов моря. Через этот лес, похожий на огромный парк, просветленный прелестными полянками, вел широкий битый шлях, обсаженная по краям тополями и липами. К северо-западу от города он приближался к Висле, потом сворачивал налево, пересекал Вржещ, миновал Оливу и через рыбацкую деревушку Соботу вел к Пуцку.
Направо и налево от него ответвлялись проселочные дороги, ведущие к жбурским деревням и поселкам, а также к фольваркам, дворам и усадьбам, составлявшим тайную или явную собственность богатых гданьских горожан.
Одна из таких усадеб, на так называемых Холендрах, принадлежала Генриху Шульцу.
Название "Холендры" осталось от колонии нидерландских огородников-эмигрантов, которые поселились поблизости на небольших наделах или приобрели в собственность соседние участки. Шульц тоже сдал им в аренду свои поля, которые вскоре превратились в сады и плодоносящие огороды. Себе он оставил только дом и небольшой прекрасно ухоженный парк, окруженный высокой кирпичной стеной.
Заправляла там хозяйством пани Анна фон Хетбарк, особа когда-то весьма светская, с буйным прошлым и не слишком приличной репутацией. В молодости она набиралась опыта при дворе королевы Боны, а позднее стала приятельницей и спутницей знаменитой развратницы Дороты Дзерговской, сестры недоброй памяти архиепископа гнезненского Петра Гамрата. Полжизни провела она в разъездах по Италии, Австрии и Германии. Красавица имела множество любовников и недотепу-мужа, который растратил целое состояние на поиски "философского камня".
Теперь, уже под шестьдесят, она отнюдь не производила впечатления солидной матроны. Напротив: её веселые манеры, склонность к забавам, деловая хватка, врожденная любовь к интригам, и прежде всего неисчерпаемая жизнерадостность делали её куда моложе, чем в действительности. Одевалась она очень ярко, по итальянской моде, носила в основном фальшивые, но хорошо подделанные драгоценности, умело красила волосы, брови и ресницы, румянила гладкие щеки, а кармин губ, белизна зубов и блеск угольно-черных глаз придавали её лицу почти натуральную красоту.
Шульц немного её побаивался и не совсем доверял, но обойтись без неё не мог. Ему приходилось время от времени принимать разных людей, не всегда таких, которых можно было привести во Двор Артуса. Случались и мимолетные приключения, и встречи с женщинами самого разного уровня, что он скрывал от жены, а также перед чопорными гданьскими нотаблями, среди которых пользовался с этой точки зрения безупречной репутацией. Правда, и среди них, и особенно среди младшего их поколения, были у него доверенные компаньоны, которые тайком бывали на Холендрах, где при таких оказиях играли в карты и в кости, пили и резвились в обществе девиц. Анна фон Хетбарк умела все устроить и с молчаливого согласия Генриха извлечь из этой процедуры довольно неплохой навар для себя. На её деликатность и умеренность вполне можно было положиться.
С Генрихом они были на "ты" на основе какого-то далекого родства или свойства. Только во время визитов некоторых чужеземцев фрау Анна сходила за его тетку, а для Гданьского сената и солидных обывателей - и за хозяйку поместья на Холендрах.
В Гданьске не поминали её скандального поведения в молодости при великосветских дворах. Она снова была состоятельна, как все полагали, значит ей многое можно было простить, тем более что жила она не в городе и не подлежала формально тамошним законам, предписаниям и обычаям.
Приезжала она в коляске, запряженной парой рослых коней, с кучером в домотканом капоте и гайдуком в кафтане того же материала, часто в обществе экономки или прислуги. Заходила в соборы, делала закупки, проводила немало времени на примерках новых нарядов, любовалась хрусталем и фарфором, золотошвейными и ювелирными изделиями, примеряла дорогие меха, тонкое фламандское и кельнское полотно, венецианские кружева, заморский бархат и шелк, приценялась к винам и ликерам, специям и южным фруктам для украшения стола. Потом заезжала в некоторые мещанские дома, чтобы взыскать ростовщические долги с легкомысленных гданьщанок, либо в тайне от мужей и отцов дать им новые займы под высокий процент. Была деликатна, осторожна, изобретательна и тактична. Ей можно было доверить даже самые интимные и деликатные дела. В её тайных услугах не разочаровалась ни одна из влюбленных парочек и ни одна из красивых женщин или девушек, которые, согрешив в отсутствие мужа или родителей, желали любой ценой скрыть фатальные результаты такого шага, а потом потихоньку от них избавиться.
В некоторых домах, особенно чужеземных, её принимали с почетом, поскольку она знала свет, придворные манеры, прекрасно держалась и бегло владела иностранными языками. Это импонировало и высшим королевским чиновникам, и вельможной шляхте, съезжавшейся в Гданьск с провизией на сезонные ярмарки.
Когда Генрих Шульц вернулся из последнего путешествия, привезя сеньориту де Визелла, как раз начинался августовский съезд, ещё более пышный виду присутствия короля, который со дня на день должен был отплыть со своей "армадой" в Швецию. В замешательстве и при небывалом наплыве народу прибытие гданьского судна из Франции не привлекло особого внимания. Генрих сошел на берег почти незамеченным и отвез Марию Франческу к Анне фон Хетбарк, на Холендры.
Две женщины - старая и молодая - быстро подружились. Несмотря на очень большую разницу в возрасте, у них были общие интересы, а прелестная сеньорита своим темпераментом и склонностью к романам напоминала Анне её молодые годы. Фрау Хетбарк искренне её полюбила и рвалась передать весь свой жизненный опыт по части отношений с мужчинами, причем нужно признать, что попала на весьма благодарную почву.
Мария Франческа в свою очередь была очарована бодрым нравом, остроумием и развеселым образом жизни своей необычной компаньонки и наставницы. Никогда ещё у неё не было приятельницы, с которой постоянно можно было поделиться впечатлениями и которая не старалась бы с ней соперничать. Тем охотнее она раскрыла перед Анной душу, поверяя все сомнения, заботы и печали.
Гданьск сеньорите понравился. Она и не думала, что город так богат, красив и многолюден. Говор, шум. Толкотня на улицах и площадях, разноязыкая пестрая толпа приезжих, склады и лавки, полные заморских товаров, роскошные свиты вельможных панов, сверкающие золотом их одежды с брильянтовыми пряжками, соболиные шапки с пучками черных перьев, сколотых драгоценными аграфами, порт, полный судов, харчевни и трактиры, кипящие веселыми возгласами пирующих под звон бокалов, разодетые горожанки в окнах и на порогах - все это её необычайно развлекало и даже несколько ошеломляло.
При оказии на одном из банкетов в ратуше ей представили нескольких молодых дворян и рыцарей из окружения короля. Среди них был Лукаш Опалинский, наследник княжеского титула, и Станислав Опацкий, родственник Гамратов и Дзерговских, и свояк Анны фон Хетбарк. Оба потеряли головы из-за прелестной сеньориты, и наперегонки старались услужить ей, она же позволяла обожать себя, не уступая впрочем горячей страсти первого, и слегка приободряя второго, который оказался не столь смелым. Она была в своей стихии: морочила голову обоим, пользуясь и прочими, чтобы вызвать ещё большую ревность и неуверенность в сердцах поклонников.
Генрих Шульц со своей любовью особо ей не навязывался. Редко мог найти он время на посещение своей загородной резиденции, а если это и случалось, приезжал в обществе какого-нибудь гостя, обычно чужеземца, которого угощал роскошным обедом, желая привлечь на свою сторону или похвалиться перед ним красотой и обаянием Марии Франчески и жизнерадостностью и остроумием Анны.
Он по-прежнему не жалел денег на удовлетворение капризов сеньориты, что в известной мере смягчало недовольство или холод, с которым принимала та его порывистые ласки.
В глубине души она уже тосковала по Мартену. Когда королевский военный флот вышел в море, а через несколько недельна Святого Гжегожа - кончилась ярмарка и шляхта толпами покинула Гданьск, возвращаясь по своим усадьбам, в сердце Марии надолго воцарилась тоска. И не могли разогнать её ни поездки в город с Анной, ни восхищение множеством знакомств и связей приятельницы, ни развлечения, которые придумывала фрау Хетбарк.
Вот только за азартной игрой в карты Мария Франческа настолько оживлялась, что забывала о Мартене. Эта страсть захватывала её все больше, вот только счастье ей не улыбалось. Пару раз она довольно крупно проиграла Готарду Ведеке, который был хафенмейстером, или старшим над морской стражей порта и Лятарни, и Вильгельму Шульцу, двоюродному брату Генриха. Проигрыши её бесили. Она не хотела соглашаться с таким поворотом судьбы и считала его издевательством, поскольку привыкла, что во всех делах ей уступали первенство. Ведь она была молода и хороша собой; к тому же оба гданьских богача - Готард и Вильгельм - за ней приударяли. Им следовало проиграть, чтобы доставить ей удовольствие. А на самом деле те бесстыдно загребли её денежки, даже глазом не моргнув.
