Количество и качество разведданных, добываемых Одзаки в течение последующих семи лет, будет освещено в ходе нашего повествования. Однако Зорге имел доступ и к другому источнику равноценной или даже более важной информации, а именно, к германскому посольству.
Общение Зорге с полковником Эйгеном Оттом было в высшей степени полезным для них обоих. Для Зорге это была возможность обеспечить себе ценную связь с немецкой колонией в Токио, и, по мере развития их личных отношений, доброе отношение к нему Отта и других сотрудников посольства стало решающим элементом в создании его сети источников информации.
Полковник Отт, служивший артиллеристом в Первую мировую войну, занимал важный пост в секции политического управления министерства обороны во времена Веймарской республики. Он входил в личный штат генерала Курта Шлейхера и был на его стороне во время эфемерного и недолгого пребывания последнего у власти в декабре 1932 года в качестве последнего германского канцлера перед пришествием Гитлера. В июне 1934 года Шлейхер был убит во время чисток по делу Ромма — и это был акт личной мести со стороны нацистского руководства. Протеже Шлейхера, Отт год назад получил назначение подальше от опасного политического климата, установившегося при новом германском режиме и был отправлен военным наблюдателем в Японию.
Ныне Отт пребывал в Нагое в качестве специального офицера связи в 3-м артиллерийском полку. В мае 1934 года, как раз когда Зорге встречался в Наре с Одзаки, Отт был уже военным атташе, получив назначение на этот пост в феврале этого же года, хотя по-прежнему оставался в Нагое. Напомним, что в Берлине д-р Зеллер из «Tagliche Rundschau» дал Зорге рекомендательное письмо к Отту. В этом письме, как мы упоминали в предыдущей главе, он описывает Зорге как «совершенно заслуживающего доверия — как политического, так и личного».
Жизнь иностранца в провинциальном японском городке была очень одинокой. Как бы ему ни было интересно в необычной обстановке, как бы ни были послушны и исполнительны японцы, но бывают у европейца моменты, когда он стремится оказаться в обществе близких по духу европейцев. И- чем прилежнее он изучает японскую жизнь и японский язык, тем острее, должно быть, чувствует ПОтребность время от времени вернуться в привычное окружение, за пищей для ума, которую могут обеспечить ему лишь его соотечественники. В этом отношении полковнику Отту повезло, поскольку с ним в Японии была его семья. И все же иностранная колония в Нагое была мала и при этом разбросана по всему огромному городу (четвертому по величине в Японии), а космополитичные центры Токио и Йокохама на востоке и Кобе на западе находились в нескольких часах езды на поезде.
И потому приезд Зорге, похоже, обрадовал супругов Отт. Ведь он был образованным человеком и к тому же бывшим солдатом, подобно Опу, воевавшим на фронтах первой мировой. Все это привело к тому, что между ними установились близкие дружеские отношения. Как написал сам Зорге, «одну из причин нашей дружбы можно найти в моей солдатской службе, когда я сражался и был ранен в Первую мировую войну. Отт участвовал в войне, будучи молодым офицером». Отт и Зорге и по возрасту принадлежали к одному поколению — Отту в то время только что исполнилось сорок, Зорге — тридцать девять. Другая причина дружеского расположения состояла в том, что оба они служили в одной и той же дивизии. Но важно отметить, что, как правило, Зорге всегда удавалось установить особо хорошие отношения с немецкими офицерами, будь это в Китае или в Японии. Ведь в конечном итоге война была единственным временем в его взрослой жизни, о котором он мог говорить открыто, не боясь чем-то выдать себя или свою секретную миссию.
Все, знавшие Зорге, согласны в том, что он был очень компанейским — заводным, веселым, щедрым и рафинированно утонченным, когда это было необходимо. Он мог себе позволять язвительные высказывания в адрес убежденных нацистов, что, однако, совсем не вредило ему в глазах Отта.
Как говорил Зорге следователю, «Отт считал меня человеком ярко выраженных прогрессивных взглядов, не нацистом, не коммунистом, а просто несколько эксцентричной личностью без каких-либо фанатичных пристрастий или слепой веры».
Высказывали предположение, что, пока Отт был в Нагое, Зорге мог снабжать его полезной информацией, касающейся японских военных дел, или по крайней мере предлагать ему новый взгляд на события в Японии, что придавало дополнительную ценность докладам Отта военному атташе в Токио и способствовало упрочению профессионального положения самого Отта. Возможно, что так оно и было. Однако между прибытием Зорге в Японию и переводом Отта в порядке повышения в Токио, в начале весны 1934 года эти двое вряд ли встречались. Более того, сомнительно, чтобы Зорге имел доступ к большим объемам ценной информации во время первых шести месяцев своего пребывания в Японии.
Зорге стал по-настоящему близким другом Отта после переезда последнего в Токио, где Отг поселился в районе Сибуя. Фрау Отг была доброй артистичной и понимающей женщиной. Они с мужем предоставили Зорге «место у очага», и он, в свою очередь, отвечал им дружеской привязанностью. Все знали, что только ради фрау Отг Зорге мог снизойти до того, чтобы «вести себя прилично». Он был по-богемному нетерпим к хорошим манерам и не выносил общепринятые светские условности, и хозяйки в Токио вскоре перестали приглашать его на ленчи и обеды. Он ненавидел официальную одежду, и на него нельзя было положиться, когда дело касалось соблюдения светских приличий. Так, например, жена одного из немцев вспоминает, как она пригласила Зорге на обед, на котором он так и не появился, причем даже не дав себе труда найти убедительные оправдания. Хозяева обиделись и больше никогда не приглашали его в гости. Но в компании Оттов Зорге никогда не демонстрировал грубой стороны своей натуры — а если такое и случалось, то фрау Огг по-матерински устраивала ему нагоняй, и Зорге немедленно раскаивался. Замечали, что только ради фрау Отт Зорге соглашался надевать по вечерам смокинг.
Можно было подумать, что Зорге «обрабатывал» супругов Отг лишь ради своих секретных целей. Однако в обстоятельствах, когда у Зорге не было никакой необходимости лгать в этом специфическом вопросе — во время следствия, проводимого следователем Йосикавой, — Зорге продолжал утверждать, что «Отг был приятный, хороший человек». Допуская, что вся карьера Зорге требовала постоянного двуличия, это замечание подразумевает, что у него, по крайней мере, было некое человеческое и сугубо «непрофессиональное» отношение к друзьям, доверием которых он так бесчестно злоупотребил.
В конце 1933 года новый германский посол в Японии Герберт фон Дирксен прибыл в Токио. До этого он был послом в Советском Союзе. С точки зрения Зорге первоочередной задачей посла было «вести германо-японские отношения в русле враждебности к СССР». Тот факт, что в 1933 году Германия и Япония почти одновременно покинули Лигу Наций, способствовал созданию дополнительных уз между двумя странами, которые могла бы еще больше укрепить разделяемая ими враждебность по отношению к Советскому Союзу.
К тому времени Зорге был уже в хороших отношениях о персоналом посольства, а его статья для «Tagliche Rundschau», написанная в конце 1933 года, вызвала в Германии значительный интерес, чем еще больше упрочила позиции Зорге в посольстве.
Положение Зорге в посольстве еще более упрочилось после того, как в 1934 году в Токио прибыл новый военно-морской атташе, капитан Поль Веннекер.
«Это был человек военный благородный, с характером. Однако вопросы политики были совершенно выше его понимания, и потому я мог быть ему кое в чем полезным. Веннекер, подобно мне, был холостяком, и мы вместе посещали такие места, как Атами, и «стали добрыми компаньонами».
Сердечное и по-настоящему веселое общение с «Польхеном» (так Зорге звал своего друга) продолжалось на протяжении всего времени пребывания Веннекера в Японии с 1934 по 1937 год и возобновилось после того, как Веннекер вернулся в Токио в 1940 году в чине контр-адмирала, сопровождаемый следующим под его началом боевым кораблем «Германия». Эта дружба, в высшей степени полезная для подпольной работы Зорге, может служить еще одной иллюстрацией личной привлекательности Зорге для многих, если не для большинства немецких офицеров.
Князь Альбрехт фон Урах также числился среди тех друзей, которых завел Зорге в первый же год пребывания в Японии. Урах, прибывший в Токио в 1934 году в качестве корреспондента газеты «Volkischer Beobachter», еще в Германии прочел некоторые статьи Зорге и горел желанием познакомиться с ним. После встречи он обнаружил, что Зорге — типичный берлинец, проницательный, резкий, буйный, шумный, любитель выпивки и женщин. На первый взгляд эти двое, князь и Зорге, имели мало общего. Урах, принадлежавший к вюртембергской знати, был куда более элегантным и куда менее необузданным, чем Зорге, но он был беспечным и добродушным, а также намного моложе Зорге и менее опытным как журналист. Личность Зорге весьма интересовала его. Урах считал его человеком слегка забавных, эксцентричных взглядов, но безусловно чистым душой и сердцем. И к тому же Зорге очень нравился Отту, который служил в дивизии под командованием отца Ураха, выдающегося генерала времен войны 1914–1918 годов. Более того, Зорге долго пробыл на передовой, служа в пехотном полку (берлинском «Мэйфлайес»), в котором начинал свою карьеру профессионального военного отец Ураха. Как бы то ни было, Урах и Зорге быстро нашли общий язык. И хотя первый представлял главную нацистскую партийную газету, Зорге никогда не старался скрыть в его присутствии многие из своих неортодоксальных взглядов — например, открыто восхищался Красной Армией. Но хотя Зорге часто, казалось, был откровенным со своими немецкими друзьями, он никому из них, включая Ураха, ни малейшим намеком или оговоркой не выдал, что он не понаслышке знаком с Советским Союзом.
