Все засмеялись.
- Буханки, положим, горячими вынимают. Горячими, а не теплыми.
- Нехай горячими, - сказал тот же парень. - Абы больше было тех буханок и... новостей.
Кузьмич встал, оправил гимнастерку, выжидая, чтобы в комнате поутих шум.
- Вопрос у тебя есть? - сказал он парню в тельняшке. - Хочешь спросить?
- Хочу... Я вот чего знать желаю: это как же у нас получилось, что кругом по стране на целый месяц отменили пассажирские поезда? Мамка моя нет-нет, а ездила в село, привозила шпику, курку или еще чего... Голодуха же. Понимать надо, что подспорье требуется. А вы на целый месяц все поезда начисто остановили. Не могу уразуметь, как допустила такое Советская власть?
- Отвечу, - сказал Кузьмич. - Отвечу самым подробным образом. Но сперва - новость. Горячая. С пылу, с жару. Будете слушать?.. Только что стало известно: Красная Армия атаковала штаб и войска атамана Григорьева. Занято несколько населенных пунктов, в том числе Каменка гнездо григорьевских головорезов. Наш бронепоезд ворвался на станцию Александрия, рассеял огнем более десяти эшелонов врага. Тают силы предателя-атамана. Было у него одиннадцать бронепоездов, сейчас только два осталось. Да еще сорок пять орудий перешло в наши руки, Сам Григорьев бежал. Его преследуют красные бойцы. Можно считать, что покончено с атаманом Григорьевым, товарищи!
Кузьмич говорил подчеркнуто негромко, спокойно, лишь изредка поглядывая на собравшихся. Вот он закончил, взял со стола графин, стал наливать воду в кружку. В комнате было так тихо, что все услышали, как звякнула пробка, когда Кузьмич поставил графин на место.
Потом закричали все разом. Закричали, стали стучать ногами, свистеть, хлопать в ладоши. Кое-кто кинулся обниматься с соседями. Оно и понятно. Здесь не было ни одного, кто не хлебнул бы горя от наводнявших уезд бандитских шаек. У парня в тельняшке лишь месяц назад в селе вырезали половину семьи.
Вместе со всеми аплодировал и Константин Лелека - он знал, что Кузьмич сразу же его заметил, как только вошел.
Постепенно шум стих.
- Ну вот, - проговорил Кузьмич, - вижу, понравилось, как красные воины шарахнули по бандитам. Теперь еще одна приятная весть... Это кто спрашивал про пассажирские поезда?
- Ну, я, - сказал парень в тельняшке. - Я спрашивал. И считаю, что так не положено.
- Не положено, это верно, - ответил Кузьмич, - только как быть, если на Восточном фронте Колчак захватил город Уфу?
- Мы тебе про Фому, а ты про Уфу, - сказал горбатый старик, сидевший на полу прямо перед столом, и захохотал, довольный тем, что сострил.
- Нет, и я про Фому. Вот послушайте. За короткое время заготовила Советская власть много хлеба в Уфимской губернии, но успела вывезти лишь самую малость. И вот почти четыре с половиной миллиона пудов зерна попало в адмиральские лапы!
- Как же так? Кто виноват? - закричали в комнате.
- Тихо!.. Попало зерно Колчаку в лапы, а в Москве и Питере людям есть нечего, дети от голода пухнут, руки и ноги у них желтеют, наливаются влагой. Те, у кого ребята через такое прошли, знают: сперва водянка, потом смерть... Что тут делать? Выход один - заготовлять хлеб в других губерниях, ближе к промышленным центрам...
- Делайте, кто вам мешает? - воскликнул горбач. - Может, и нам перепадет чуток!
- Делаем, товарищ! По всей России ездят по деревням и селам рабочие и красноармейские отряды. И от вас, от вашей ячейки, помнится, тоже ушли за продовольствием несколько человек. Так, секретарь?
- Было, - сказал секретарь партячейки. - Четверых отдали в тот отряд.
- Два месяца, как ушли, - вставил парень в тельняшке. - Я два месяца за двоих ишачу. Без рук, без ног остался. А какой результат?
- Результат такой, что отряды поработали хорошо, хлеба собрали много. Но опять загвоздка: нечем вывозить зерно.
- Как так нечем? - крикнули сразу несколько человек.
- Нет паровозов. Вот правительство и решило на месяц отменить пассажирские поезда: освободившиеся паровозы пусть тянут эшелоны с зерном. Эта, конечно, крайняя мера. Но в создавшемся положении Советская власть иного выхода не нашла, как ни искала.
- Эва, придумали, умники! - выкрикнул кто-то из глубины комнаты.
Горбатый старик всем корпусом повернулся на голос.
- А ну, цыц! - сказал он. - Хочешь спросить - спрашивай, но не язви. Где ты там? Вылазь!
У входной двери встал с пола парень. Стал пробираться вперед, перешагивая через сидящих.
- Мой подручный, - сказал старик секретарю партячейки. - Глуп еще, молод, но на строгательном работает подходяще. Дома у него не ахти - отец с войны не пришел, мать выпивает... Ты говори, говори, обратился он к парню.
- Я что? - смутился юноша. - Я же хотел... Ловко, говорю, придумали с паровозами!
Все засмеялись. Председательствующий замахал рукой, восстанавливая тишину.
- Что из всего этого получилось, судить вам, - сказал Кузьмич. Вот несколько цифр, которые я запомнил. После прекращения пассажирского движения в Москву и Петроград ежедневно стало прибывать по 209-210 вагонов с продовольствием, а за месяц до этого прибывало 117-118 вагонов... Ну-ка прикиньте, стоило огород городить?
В комнате одобрительно зашумели.
- Вижу, прикинули, - усмехнулся Кузьмич. - Можете считать партия коммунистов добилась, что от крупнейших пролетарских центров отведена угроза голода.
Горбатый старик встал, повернулся к собранию. Но он не успел ничего сказать. В коридоре послышались шаги, от сильного толчка дверь распахнулась, в комнату ввалилась группа людей. Четверо мужчин держали за руки пятого - лицо этого последнего трудно было разглядеть, мешали волосы, упавшие на глаза; кроме того, он был ранен, из ссадины на лбу текла кровь.
Секретарь стал отчитывать конвоиров: ежели изловили ворюгу или дебошира, следовало отправить его в милицию, а не тащить на разъезд, где идет важное собрание.
Один из конвоиров, пожилой человек в спецовке, молча положил на стол никелированный браунинг.
Кузьмич взял пистолет, подержал на ладони, будто взвешивая.
- Налетчик?
Конвоир покачал головой.
- Мы с блокпоста шли, я и Светелкин Иван, - он показал на товарища. - Слышим, поезд нагоняет. Ну, чуток отошли от путей, ждем. Эшелон все ближе. И вдруг видим: человек на подножке тормозной площадки вагона.
- Сигать собрался? - спросил секретарь.
- Точно... Ну, пусть, думаем, сигает, нам-то что! Прыгнул! Да неловко у него получилось, или зацепился за что, только стал он кувыркаться по насыпи - да как врежет лбом в камень! Мы бегом к нему. Вот и эти парни, - конвоир показал на двух молодых рабочих, которые тоже держали раненого незнакомца, - я их знаю, они из резерва кондукторов, эти ребята тоже все видели и примчались.
- А прыгун? - спросил секретарь.
- Лежит. И пистолет рядом с ним - вывалился из-за пазухи. Я прибрал пушку: отдам, как очухается, ежели он чекист или, скажем, из милиции... Кто-то побег за водой. А я тем временем руку за пазуху потерпевшему. Интересно же, кто он такой, бедолага... Гляжу документы. Два документа, секретарь. Фамилии разные, а карточки одинаковые.
- И на обоих он? - сказал секретарь.
- Точно.
- Тогда понятно.
- Вот и мы сообразили, что возвращать ему пушку вроде не стоит. Разобраться треба.
- Верно сообразили. Ты все рассказал, ничего не забыл?
- Все. - Рабочий извлек из кармана несколько книжечек, положил на стол. - Вот они, бумаги-то. Что делать дальше?
Секретарь взглянул на Кузьмича.
- Заберешь субчика?
- Заберу.
Кузьмич подозвал Лелеку, передал ему пистолет и отобранные документы.
- Побудьте с задержанным, пока подгонят дрезину. Потом с двумя коммунистами доставите его к нам.
Лелека молча кивнул. Говорить он не мог. Человек, которого задержали рабочие, был Борис Тулин.
Секретарь партячейки распорядился, чтобы освободили соседнюю комнату. Лелека отвел туда Тулина, усадил на полу, в дальнем от двери углу, сам устроился на стуле у входа.
Тулин поднял голову, хотел что-то сказать. Лелека многозначительно показал на дверь. Несколько мгновений он размышлял, потом быстро скрутил папиросу и распахнул дверь. Окажись за ней человек, он бы увидел, что чекисту потребовался огонь для цигарки, только и всего.
Но коридор был пуст. Из другого конца здания доносились голоса. Это продолжалось собрание.
Лелека прикрыл дверь, обернулся к Тулину:
- Будешь бежать. Придется снова прыгать. На этот раз с дрезины... Прыгнешь?
- Да.
- Я дам знать когда. Следи за мной. Переложу наган из правой руки в левую, так сразу и прыгай. Я стрелять буду, не бойся...
- Куда мне потом?
- Домой не ходи. Иди на Николаевскую, в синематограф. Сядешь в одном из задних рядов, с левого края. Жди, пока не появлюсь. Теперь говори!
- Сделал чисто.
- Слава Богу!..
- Только возникло обстоятельство...
Тулин рассказал о Сизовой, о том, что на вокзале она интересовалась адресом госпиталя.
Лелека побледнел. Теперь он не сомневался, что находится под подозрением. Его проверяют, причем действуют энергично... Пока удалось отвести непосредственную опасность. Но что будет дальше? И... как поступить с Тулиным?
