Как всегда бывает в подобных случаях, любое действие проигрывающей стороны, даже самое разумное, ведет только к ухудшению ситуации. Отступающий корпус Брейта оказался на пути дивизии «Дас Райх», и в результате все планы Манштейна полетели кувырком. Более того, к вечеру 12 июля ситуация на фронте немецкой 4-й танковой армии осложнилась настолько, что генерал Гот потребовал срочного разрешения на отвод всех войск, потому что теперь корпуса XLVIII танковый и II танковый СС оказались внутри узкого клина, который можно было перерезать в любой момент. И вдобавок, как и следовало ожидать, в дивизиях «Лейбштандарт» и «Тотенкопф» начала ощущаться нехватка топлива. Боеприпасы еще имелись в тыловых службах, но топливо предполагалось доставлять из Харькова, который сейчас прочно удерживал генерал Хетагуров.
В результате Манштейну пришлось забыть обо всех своих планах и заняться распутыванием петли, которая грозила затянуться на шее 4-й армии. Фельдмаршал в очередной раз доказал, что он обладает ледяным хладнокровием и способностью мгновенно оценивать ситуацию. Поскольку все это происходило недалеко от его полевого штаба, он сам примчался на место происшествия. Вмешательство Манштейна помогло восстановить порядок, вдобавок он приказал
6-й и 7-й танковым дивизиям Брейта присоединиться к «Дас Райх», чтобы вместе штурмовать Харьков. После недолгих колебаний он также принял решение о немедленном отводе застрявших под Прохоровкой эсэсовских дивизий. Прикрывать отступление было приказано XLVIII корпусу Кнобельсдорфа, у которого Манштейн отобрал 11-ю танковую дивизию. То есть теперь армии Хетагурова, занимавшей Харьков, предстояло выдержать два последовательных сильных удара: сначала боевой группы «Брейт» (6-я, 7-я танковые дивизии и «Дас Райх»), а затем II танкового корпуса СС, усиленного 11-й танковой дивизией. Но у Манштейна не было выбора, любой ценой ему нужно было получить в свое распоряжение железнодорожную магистраль. Этой же ночью фельдмаршал имел резкий разговор с генералом Зайдеманом, командовавшим VIII авиакорпусом. Он потребовал, чтобы летчики любой ценой обеспечили поддержку удара на Харьков. Зайдеман, которого буквально трясло после пережитого ужаса — его штаб располагался в Харькове, и генерал едва успел удрать до появления советских танков, — сразу согласился. И хотя здесь возникли определенные трудности, так как с полевого аэродрома в Грайвороне командовать было не слишком удобно, все-таки немецкие летчики со своей задачей справились.
Зайдеман не стал размениваться на мелочи, и на рассвете 13 июля по Харькову нанесли удар одновременно StG 2, StG 77 и SG 1. После этого на штурм пошли танки генерала Брейта, к которым присоединили торчавшую в тылу 168-ю пехотную дивизию. Она имела только половинную численность, но сейчас это была столь необходимая для штурма города пехота. Немцами двигало отчаяние, и в результате после ожесточенных боев, понеся тяжелые потери, к вечеру они ворвались в Харьков, заняв северную часть города. Но этого было мало, требовалось освободить весь город.
Штаб Малиновского не сразу отреагировал на отчаянные просьбы Хетагурова, но это не его вина. Прежде всего ошиблась Ставка, не придав особого значения боям на юге. Советское Верховное командование было твердо уверено, что главные бои разыграются на севере под Прохоровкой, а события на юге не имеют особого значения. Поэтому все резервы направлялись генералу Ватутину.
14 июля немцы возобновили штурм Харькова, 207-я истребительная авиадивизия, которую советское командование выделило для прикрытия войск Хетагурова, не сумела сдержать немецкую авиацию. С северного фаса Курской дуги ночью была переброшена StG 1, и теперь три эскадры пикировщиков под прикрытием JG 52 начали прокладывать дорогу танкам. На этот раз 34-й гвардейский корпус не выдержал, и Харьков уже в четвертый раз за три месяца перешел из рук в руки. Опять главную роль в занятии города сыграли эсэсовские дивизии. Манштейн немедленно приказал начать восстановление железнодорожного узла, задействовав для этого все имеющиеся средства, саперные подразделения не только армейского подчинения, но и собрать все корпусные и дивизионные.
А на севере командующий Воронежским фронтом генерал Ватутин напрасно ждал нового наступления немцев в направлении Прохоровки. Когда ему сообщили об отводе немецких войск, он решил, что это не более чем обманный маневр и на самом деле Манштейн только перегруппировывает силы перед новым решающим ударом. Позиции эсэсовцев заняла дивизия «Гроссдойчланд», но при этом ее командир начал, согласно приказу Манштейна, медленный отход на юг.
В конце концов советские генералы не выдержали соблазна, и 14 июля 5-я гвардейская танковая армия все-таки нанесла удар по немцам. Это странным образом совпадало с желаниями Манштейна, однако теперь удар советских танков встречали совсем не те силы, на которые он рассчитывал. Бой произошел на пол пути между Прохоровкой и Лучками. Танковый полк «Гроссдойчланда» с помощью 52-го танкового батальона, пусть и потерявшего от поломок половину своих «Пантер», все-таки сумел сдержать наступление. Дело в том, что генерал Ротмистров практически в первые же часы наступления потерял управление войсками, его корпуса вступали в бой поодиночке. В результате 29-й и 18-й танковые корпуса понесли потери, лишившись 200 танков из 360 имевшихся утром. Немцы потеряли уничтоженными и поврежденными около 40 машин. Положение спас 2-й гвардейский танковый корпус из армии Жадова, который был спешно переброшен к месту боя. Немцы не выдержали натиска и отступили, оставив поле боя.
Это позволило на следующий день отремонтировать значительное количество поврежденных танков, что, однако, не спало генерала Ротмистрова. Он был отстранен от командования армией. Как позднее писали историки: «Основной причиной высокой убыли танков и невыполнения задач 5-й гвардейской танковой армией явилось неправильное использование танковой армии однородного состава, игнорирование приказа Наркома обороны СССР № 325 от 16 октября 1942 г., в котором был аккумулирован накопленный за предыдущие годы войны опыт применения бронетанковых войск. Распыление стратегических резервов в неудачном контрударе оказало существенное негативное влияние на итоги завершающего этапа Курской оборонительной операции». От более серьезных неприятностей Ротмистрова спасли действия 5-й гвардейской армии Жадова, которой удалось оттеснить XLVIII танковый корпус Кнобельсдорфа, что позволило объявить этот бой безусловной победой. Но главную роль сыграли, разумеется, действия Юго-Западного фронта под Харьковом. Хотя генералу Малиновскому и не удалось изолировать войска Манштейна, его контрудар полностью сорвал все планы немецкого фельдмаршала. Сначала он отказался от наступления на Курск, которое было навязано ему Гитлером, а потом провалился и его собственный план обескровить советские войска. Если бы вместо одной дивизии «Гроссдойчланд» танки Ротмистрова встретил II танковый корпус СС, результат мог бы оказаться просто ужасным.
В результате поспешного отступления немцы были вынуждены бросить большое количество поврежденной техники. Даже временная потеря единственной железнодорожной ветки привела к серьезным последствиям, хотя, если бы 3-я гвардейская армия сумела удержать Харьков, три немецких танковых корпуса лишились бы всех своих танков просто по причине отсутствия топлива. Но даже достигнутый половинчатый успех позволил советскому командованию практически без задержки перейти в наступление и на южном фасе Курской дуги. На севере операция «Кутузов» началась 12 июля, а на юге советские войска перешли в наступление уже 20 июля.
ГЕРМАНИЯ С ГИТЛЕРОМ И БЕЗ НЕГО
Весьма любопытной развилкой в истории Германии могло бы стать любое из успешных покушений на Гитлера. Но, увы, все они с треском провалились. Говорить о довоенных попытках правых, левых и полусредних не имеет смысла, в этом случае война почти наверняка не началась бы, и сказать что-то определенное о путях развития истории Европы просто невозможно. Единственное, что могло быть реализовано — так это любимая тема ополоумевших от переизбытка патриотизма фантастов: война Единой Европы, а то и Объединенных Наций против СССР, хотя такое было возможно только после неспровоцированного нападения Советского Союза на Польшу и Германию. Негитлеровская Германия войну не развяжет, при всем желании взять реванш за Версаль, а вот про Сталина такого не скажешь. Вспомним, что даже вторжение в Финляндию вызвало крайне резкую реакцию мирового сообщества, если бы к этому времени основные игроки на мировой шахматной доске не увязли по уши в войне, результат мог оказаться более чем неожиданным. Однако даже здесь следует сделать одну оговорку. Это был явно не тот повод, который президент Рузвельт мог бы использовать для
