В те времена, когда Изабо Баварская проживала в Труа, Пьер Кошон был там ее секретарем и дипломатическим агентом, в частности при заключении Труаского трактата 1420 г. Ожесточенное нежелание, проявленное им в ответ на требование парижских инквизиторов выдать им Жанну, чтобы без промедления отправить ее на костер, его предупредительное внимание к героине (о чем всегда забывают) легко объяснимы в том случае, если Жанна — дочь Изабо Баварской, которая, покинув этот мир лишь в 1435 г., несомненно, обратилась к Пьеру Кошону с просьбой спасти в 1431 г. от казни через сожжение ту, которая была плодом ее любовной связи с «красавцем герцогом» Луи Орлеанским. Мы вскоре об этом узнаем.
Как мы видим, в этом деле мы сталкиваемся только с французами и француженками. И если Жанна — действительно дочь королевы Изабо и Луи Орлеанского, а стало быть, и сестра (единоутробная или сводная) Карла VII, то она также — сводная сестра Екатерины Валуа, королевы Англии и сестры все того же Карла VII, а также тетка малолетнего короля Генриха VI. Тогда возникает вопрос: обрекают ли на сожжение живьем свою собственную сводную сестру и тетку? Такие действия сомнительны[60].
Но, изучая все эти факты, поражаешься прежде всего крайней молодости многих действующих лиц. Эта эпоха — действительно «время молодости». Действительно, не забудем, что юные дворяне становились солдатами в 14 лет, причем возрастных пределов у этой службы с оружием в руках на благо сюзерена не существовало. А ведь как бы там ни было, но 14 лет — это еще слишком юный возраст для того, чтобы страдать от бессонных ночей, от жестоких холодов, от мокрого плаща, отяжелевшего под дождем и превращенного морозом в ледяной панцирь, от ужасных ран; мальчик в 14 лет — это далеко еще не взрослый мужчина, а ведь боевые топоры и мечи не отличают взрослого от подростка. Какая тоска — медленно умирать в таком юном возрасте, вдали от материнских рук, вдали от всех близких!
Вот отчего не следует удивляться, что за плечами у такого человека, как Жан Дюнуа, в его 26 лет 11 лет участия в походах, ряд одержанных побед и звание губернатора Орлеана. К тому же посмотрим на список всех этих людей, и тогда все станет ясно. В 1429 г., в пору встречи в Шиноне между Карлом VII и Жанной Девственницей,
— Генриху VII, несовершеннолетнему королю Англии, 8 лет;
— его матери Екатерине Валуа, вдове Генриха VI, 28 лет;
— Карлу VII, тогда еще престолонаследнику, 26 лет;
— Изабо Баварской, его матери, 58 лет;
— герцогу Бедфордскому, регенту Франции, 40 лет;
— Анне Бургундской, его супруге, 27 лет;
— Филиппу Доброму, герцогу Бургундскому, 33 года;
— Ричарду графу Уорику 47 лет;
— Луи Орлеанский, отец Девственницы, погиб в 35 лет;
— Карлу Орлеанскому, его сыну, поэту, 38 лет;
— Иоанну (Жану) Бесстрашному, герцогу Бургундскому, было 58 лет, когда он умер.
А вот теперь те, кого история назовет «соратниками» Девственницы, те, кто составил ее военный «дом» (штат. — Прим. перев.):
— Жан Дюнуа, Бастард Орлеанский, — 26 лет;
— Жан Потон де Ксентрай — 27 лет;
— Этьен Виньоль, называемый Ла Ир — 38 лет;
— Жиль де Рэ, маршал Франции, — 25 лет;
— Жан герцог Алансонский — 22 года;
— Жак де Шабанн Ла Паллис — 27 лет;
— Антуан де Шабанн-Даммартен, его младший брат, — 20 лет;
— Артур де Ришмон, герцог Бретонский, — 36 лет;
— Жанна Девственница — 22 года.
Средний возраст — 25 лет.
Этим людям суждено прославить целый период французской истории. И три с половиной века пройдут, прежде чем в революционных армиях вновь появятся 25-летние полковники и 30-летние генералы, победы которых оправдают вверенное им командование.
Отъезду Жанны в Шинон предшествовало прибытие человека, о присутствии которого сторонники официальной легенды говорят крайне неохотно, поскольку с ним связаны весьма деликатные обстоятельства.
В самом деле, за несколько дней до того из Шинона в Домреми прибыл Жан Колле де Вьенн, королевский гонец, в сопровождении подчиненного ему шотландского лучника Ричарда. Тотчас же был создан эскорт Жанны. В него входили:
— один из офицеров Бодрикура, рыцарь Жан де Новелонпон по прозвищу Жан из Метца;
— Бертран де Пуланжи, тоже офицер Бодрикура;
— Жан де Дьёлуар, оруженосец Рене Анжуйского, герцога Барского;
— Жюльен, оруженосец Жана де Дьёлуара;
— Пьер д’Арк, мнимый брат Жанны;
— Колле де Вьенн, королевский гонец;
— Ричард, шотландский лучник.
Когда маленький отряд уже готов был тронуться в путь, г-жа де Бодрикур обратилась к Жану де Новелонпону, назначенному в качестве офицера Робера де Бодрикура его командиром, и сказала:
— Поклянитесь, что вы довезете ее до указанного места в целости и сохранности!
И Жан де Новелонпон поклялся сделать это.
Г-жа де Бодрикур — урожденная Аларда де Шамбле, вдова Жана де Манувилля, а также свояченица и кузина Робера дез Армуаза, будущего супруга Девственницы, после того как та появилась вновь (о чем мы вскоре узнаем).
Тревога супруги Бодрикура о «жалкой пастушке» все-таки весьма удивительна. Но если и в самом деле согласиться с тем, что Жанна — дочь Луи Орлеанского, рожденная от внебрачной связи королевы Изабо Баварской, то можно понять, что если Бодрикур, губернатор Вокулёра, и противился вначале отъезду Жанны, то лишь потому, что втайне он нес за нее ответственность, прикрываясь Жаном де Новелонпоном и Бертраном де Пуланжи, офицерами своего Дома. Именно он стал причиной появления Жана Колле де Вьенна, ибо он написал своему ближайшему другу Рене Анжуйскому, младшему сыну королевы Иоланды, тещи Карла VII, письмо о Жанне. Это произошло 24 января 1428/1429 г.
Но Жанна была очень близка с Бодрикуром. Говоря с ним, она употребляет обращение «добрый Робер». Приезжая в свое жилище, она говорила своим сопровождающим: «Мне нужно поговорить с Робером…» Признаем, что простая крестьянка не такими словами обращается к тому, кто управляет городом от имени короля.
С другой стороны, еще до отъезда в Шинон она в сопровождении своего маленького отряда поехала в Нанси, чтобы побеседовать с герцогом Лотарингским, Карлом, с герцогом Барским — Рене Анжуйским, другом Бодрикура, и с Жаном де Дьёлуаром, оруженосцем герцога. И она позволила себе пожурить Карла Лотарингского за то, что он жил со своей любовницей, красавицей Анизон дю Мэй, побочной дочерью священника. Во имя чего собирался этот военный совет? Возможно, что Рене Анжуйский, герцог Барский и, значит, сюзерен д’Арков, вручил Жанне письмо для своей матери Иоланды Анжуйской, тещи Карла VII, — а может быть, и для него самого, приходившегося ему свояком. Заметим попутно, что если Жанна — дочь Луи Орлеанского и Изабо Баварской и сестра (или сводная сестра) Карла VII, то в какой-то степени она — свояченица Рене Анжуйского, герцога Барского.
Между 15 и 20 февраля 1429 г. (точная дата отъезда в Шинон неизвестна) произошло отправление ко двору «короля Буржского».
Тогда мы можем предположить дату свидания Жанны с герцогом Лотарингским в Нанси. И здесь нас поджидает неожиданность. Оно состоялось в январе 1428/1429 г., поскольку следующий важнейший факт становится известным благодаря «Бюллетеню Общества археологии и Лотарингского исторического музея» (Нанси, 1929):
«В январе 1429 г. на площади замка в Нанси Жанна д’Арк верхом на лошади приняла участие в турнире с копьем в присутствии знати и народа Лотарингии» (указ. соч.).
Если учесть, что турниры и боевые игры были исключительно уделом этой самой знати, что вокруг ристалища выставлялись щиты с гербами, осведомлявшие о составе участников, то трудно допустить, будто герцог Карл Лотарингский и знатные господа герцогства примирились бы с тем, что на боевого скакуна взгромоздили крестьянку, что она участвовала в состязании между знатными господами и что она была вооружена копьем, пользоваться которым могли одни только рыцари. С другой стороны, для участия в этом состязании кто-то должен был одолжить ей боевые доспехи. А под каким гербом она в нем участвовала? Под гербом д’Арков? Но ведь это семейство утратило привилегии своего дворянского звания, оно попало в разряд разночинцев (во всяком случае, временно), герб его разделил эту участь, а значит, не мог фигурировать в состязании между «знатными господами».
Мы должны заключить, что в январе 1429 г. в присутствии герцога Лотарингского и знати герцогства Жанна Девственница воспользовалась феодальной привилегией, в то время совершенно недоступной для дочери крестьянина, и случилось это потому, что при лотарингском дворе было известно, что она — принцесса королевской крови. Иначе какой бы рыцарь или простой оруженосец благородного происхождения потерпел необходимость меряться силами с простой пастушкой?
