Донесения летчиков еще 29 августа предупреждали Франсуа о грозившей ему опасности, но он стойко отказывался снять свою «блокаду», хотя и выделил столько сил, сколько представлялось возможным, чтобы задержать наступление русских у Нейденбурга. Тем не менее 30 августа город пришлось отдать, но Людендорф уже выслал подкрепления, и Артамонов, почти ничего не сделав, чтобы развить свой успех, 31 августа вновь отступил к югу.
Все же причина слабости Франсуа, позволившей части армии Самсонова избежать охвата, заключалась в том, что Макензену и Белову не удалось присоединиться к Франсуа с востока. Поэтому преграда не была ни столь крепка, ни столь плотна, как это следовало бы.
Вследствие неудовлетворительного взаимодействия Макензена и Белова, а также отсутствия четкого руководства сверху корпуса их прекратили преследование правого фланга русских и повернули на север против Алленштейна, двигаясь по истинно германской привычке «на выстрелы» — вместо того чтобы, подобно Ганнибалу, захлестнуть петлю вокруг арьергардов противника.
Людендорф, терзаемый боязнью наступления Ренненкампфа и желанием быстрее уничтожить Самсонова, отдал ряд противоречивых приказов, которые не могли помочь выйти из неразберихи. Его приказы не могли распутать ту кашу, которую заварили Макензен и Белов. В итоге он больше рисковал и меньше выигрывал. Он слишком медленно сжимал клещи охвата и оставил на юго-востоке разрыв, через который фактически и ускользнула часть русского 13-го корпуса. Ускользнул бы, пожалуй, и весь корпус, если бы не Макензен, который по личной инициативе повернул вновь на юг, чтобы закрыть этот разрыв, а также если бы русские не были настолько ослеплены и не обезумели от паники.
Все же было захвачено 92 000 пленных, уничтожено два с половиной корпуса, а оставшаяся половина армии Самсонова сильно потрясена, особенно морально. Учитывая случайности войны и трудности, сопряженные с действиями в слабо окультуренной области, победу под Танненбергом можно считать великим достижением — как оно и стало в истории войны. Но не Людендорф привел к победе, задумав эту операцию, и еще в меньшей степени эту заслугу можно приписать Гинденбургу. Замысел этой операции принадлежит в первую очередь Гофману. Притвиц и Людендорф по очереди разделяют честь принятия его плана, а Людендорф заслуживает дополнительной благодарности за некоторое развитие этого плана. Нельзя также приписывать Людендорфу главную роль в успешном проведении этой операции. Здесь основная заслуга приходится на долю Франсуа. Против Людендорфа же может быть выставлен тот факт, что его первая телеграмма из Кобленца была первой и решающей причиной срыва полного окружения армии Самсонова.
Танненбергское сражение не было, как это иногда утверждают, заранее подготовленными и разработанными Каннами. Целью этой операции было сломить силы русских и не допустить их вторжения в Германию; идея же двойного охвата возникла значительно позже и стала осуществимой лишь тогда, когда выяснилось, что Ренненкампф продолжает оставаться пассивным. Идея родилась позднее, равно как и мысль дать такое название победе.
Приказ Людендорфа о преследовании на 28 августа был помечен «Фрогенау». Гофман сказал ему, что он сможет легко смыть с Германии позорное пятно, пометив приказ названием находившегося впереди города — Танненберга, где в 1410 году тевтонские рыцари потерпели знаменитое поражение.
Сцена 3. Человек, который показал фокус с армиями и остался без них — Лемберг
Никакой другой человек в Европе не работал на войну больше, чем Конрад фон Хетцендорф, начальник Генерального штаба австро-венгерской армии. Никто не превзошел его в активности. И судьба решила, что он первым из всех военных руководителей должен попасть в наибольшую беду в первом столкновении армий.
При этом он, возможно, являлся самым способным стратегом среди своих коллег. Мольтке, Жоффр и великий князь Николай были добросовестными пехотинцами, заметно различавшимися характером, но не темпом. Они были медлительны и медленно думали, тогда как у Конрада имелось живое мышление и способности для смелого маневра. Его стратегия совмещала дух художника с гибкостью акробата. Если его идеи были ограничены стенами военной школы XIX века, то они все же представляли ее лучшие плоды.
Он имел лишь один недостаток — нежелание оценить растущую роль, которую в современной войне играют материальные факторы. Испытывая некоторый недостаток тактических способностей, Конрад стремился выиграть на стратегическом уровне, где его виртуозные способности могли развернуться во всю ширь. Когда он столкнулся с сопротивлением, он просто давил все сильнее — до тех пор, пока не сломал себе руки.
Австрийская армия была самой отсталой по оснащению среди всех армий великих держав; ее полевая артиллерия была меньше по численности и имела меньшую дальность стрельбы; до двух третей винтовок были старого образца, последней четверти прошлого века, а ее резервы были настолько плохо подготовлены, что уже в сентябре войска, удерживавшие проходы в Карпатах, вооружались однозарядными винтовками; ее транспорт был настолько плох, что его пришлось дополнять тяжеловесной коллекцией различных крестьянских телег, забивших все дороги. Но при всех этих помехах энергичным маневренным действиям обучение австро-венгерской армии было целиком посвящено наступлению. Это безумное увлечение, стоящее в противоречии с тактическими возможностями, судя по всему, являлось следствием влияния Конрада фон Хетцендорфа, который самостоятельно составлял руководства, на которых обучалась армия.
Если тактическая составляющая его плана была хрупка, его стратегическое положение было удачным. Польский выступ, глубоко вдающийся между челюстями австрийской и немецкой территории, на карте смотрелся настолько лакомым куском, что любому, даже самому неопытному стратегу должна была прийти в голову идея откусить это. Безусловно, волновала она и Конрада. Он мечтал о стратегических клещах: его собственные армии наступали из Галиции, а немцы двигались им навстречу из Восточной Пруссии. Такой маневр отрезал русские армии на широких равнинах Польши. Но для воплощения этого проекта в жизнь требовалось тесное военное сотрудничество обоих союзников.
Германия долго решалась сконцентрировать свои начальные усилия против Франции. На совещании в 1909 году Мольтке сказал Конраду, что он надеется покончить с Францией в течение шести недель, а затем перебросить свои силы на русский фронт для поддержки Австрии. Возможно, из-за этого немецкого решения Конраду следовало прибегнуть к обороне до прибытия немецкой поддержки. Если бы он сделал так, то и география, и российская неторопливость сработали бы в его пользу, дав возможность выиграть время. Реки и ручьи, текущие на север от Карпат, неизбежно обеспечили бы русским серию препятствий, а медленный темп сосредоточения российских армий отсрочил бы серьезную опасность.
Но чтобы выиграть время, Конрад видел только одну форму действия — наступление. С этой навязчивой идеей сам долгий процесс русской мобилизации служил ему в качестве оправдания. Чем быстрее он нанесет удар, тем меньшими окажутся силы, которые он должен будет встретить. Было подсчитано, что к двадцатому дню мобилизации (18 августа) русские на австрийском фронте будут иметь 31 дивизию, к тридцатому дню число дивизий вырастет до 52. Конрад рассчитывал, что к первой дате он будет иметь явное превосходство над русскими, а вот ко второй оно уже окажется сомнительным. Это стало для него стимулом к немедленному действию — хотя сейчас подобное решение можно расценивать как необоснованный оптимизм.
Но Конрад имел в виду данное Мольтке в 1909 году неопределенное обещание, что немецкие силы в Восточной Пруссии также предпримут наступление. Хотя никаких подтверждений этому сделано не было, он продолжал рассчитывать на такое наступление.
В этом смысле германский Генеральный штаб несет некоторую ответственность за то, что был не в состоянии отрезвить Конрада. Вместо этого Мольтке сам строил воздушные замки, рассуждая о возможности «загнать русских в Припятские болота и утопить их там». Но, конечно же, в первую очередь обмануть себя стремился именно Конрад — вместо того, чтобы воздерживаться от возможности продемонстрировать свое искусство. Его две самых сильных армии, 1-я и 4-я, были собраны на левом фланге фронта в Галиции, подготовленные для удара на север, в то время как 3-я армия прикрывала их восточный фланг. Сюда же в скором времени должна была присоединиться 2-я армия, пока задействованная в «прогулке» на Сербском фронте.
Конрад допустил возможность того, что русские, вместо того, чтобы сбиться в Польском выступе и дать себя окружить там, могут сосредоточиться для наступления против его восточного фланга. В этом случае он предполагал отвести свои армии, расположив их на линии, проходящей через Лемберг; но так как подобная возможность не согласовалась с его желаниями, он не относился к ней достаточно серьезно. Этому вдобавок способствовали ошибки полученных австрийской разведкой данных, на которые Конрад целиком положился. У него имелось более чем сто тысяч кавалерии, но только 42 аэроплана, причем не все они были пригодны к эксплуатации.
