8-й корпус перебросили в Румынию, которая понадеялась на скорую победу Антанты и объявила войну Германии. Немцы в короткий срок разгромили румынскую армию и заняли Бухарест. Более тридцати дивизий перебросили русские, чтобы спасти незадачливого союзника...
На Румынском фронте Деникин встретил весть о падении самодержавия в России, о «великой, бескровной» революции. «Моим всегдашним искренним желанием было, чтобы Россия дошла до этого путем эволюции, а не революции», — писал он.
О причинах и предпосылках революционных событий в России можно писать много. Противоречия вызревали веками. Капитализация страны разоряла крестьянство, а мировая война объединила недовольных крестьян в батальоны, полки и дивизии, дала им в руки современное по тем временам оружие и приставила к ним ротными командирами недоучившихся студентов, волостных писарей, разночинную молодежь, готовую любить Родину и русского мужика, но не знающую этого мужика. Обострились межнациональные противоречия, и до того времени не особо сглаженные. Страна была разорена войной, а кучка дельцов сказочно обогатилась на военных поставках. Царь оказался слаб. Он любил Россию и молил за нее Бога, осознавал свою оторванность от народа и искал пути к нему, к «своему народу», а попадались ему в этих поисках проходимцы типа Распутина... Попытка сместить одного царя и поставить на его место человека посильнее подтолкнула события, и они, подобно снежной лавине, покатились, круша и сметая все на своем пути. Страна стала разваливаться.
И что больнее всего — разваливаться стала армия. Сознательно воюя с немцами и борясь с немецким засилием в верхах русского общества, А. И. Деникин видел в сложившейся ситуации одну возможность противостоять «тевтонам», дождаться падения Германии, — это спасти от развала русскую армию. Что он и пытался делать весь 1917 год.
После отречения Николая II Временное правительство устроило своеобразные выборы нового Верховного главнокомандующего путем опроса высших чинов российской армии. Все сошлись на М. В. Алексееве, как на знающем штабисте. Но Алексеев отличался мягким характером, ему недоставало воли, и начальником штаба к нему решили приставить генерала волевого, целеустремленного. Таким русскому генералитету представлялся А. И. Деникин. 18 марта 1917 года он был вызван в столицу и имел беседу с новым военным министром Гучковым.
А. И. Деникин противился новому назначению, да и Алексеев был обижен — Деникина ставили как бы подталкивать его принимать волевые решения. Они договорились поработать вместе месяца два, и если у Деникина не будет спориться штабная работа, то он уйдет командовать какой-нибудь из русских армий. Они сработались, но плодотворной эту работу назвать нельзя. Новое правительство, учитывая и происхождение и левые (относительно) взгляды Деникина, надеялось с его помощью «демократизировать» армию. Деникин же считал, что «демократизация» армии во время войны приведет вооруженные силы к развалу, и противился новым веяниям. Но разложение войск шло неумолимо. Новое правительство отрешило половину корпусных и треть дивизионных командиров, новые назначения делались с учетом политических взглядов, а не профессиональной пригодности. В частях вводились солдатские комитеты.
Профессиональному военному А. И. Деникину временами казалось, что в верхах сходят с ума. «... Не только для истории, но и для медицины состояние умов, в особенности у верхнего слоя русского народа в годы великой смуты, представит высокоценный неисчерпаемый источник изучения», — писал он впоследствии.
Через два месяца в результате правительственного кризиса Гучкова на посту военного министра сменил присяжный поверенный А. Ф. Керенский. «Это был человек фразы, но не слова, человек позы, но не дела», — пишет историк. Одним из первых дел его стало смещение Алексеева за «недостаточную революционность». Верховным главнокомандующим стал Брусилов. Он надеялся увлечь солдат в бои, взывая к революционному долгу, заигрывал с комитетами. «Антон Иванович! Вы думаете, мне не противно махать постоянно красной тряпкой? — признавался он Деникину. — Но что же делать? Россия больна, армия больна. Ее надо лечить. А другого лекарства я не знаю».
В таких условиях русская армия в июне 1917 года пошла в очередное наступление.
А И. Деникин с Брусиловым «не сработался». Брусилов предложил перевести Деникина командовать Западным фронтом. Керенский согласился. Одним из доводов был тот, что генерал Деникин верит в возможность армии наступать даже в такой ситуации.
Одной веры было мало. Солдатские комитеты отказывались идти в наступление, пока им не прикажет сам Керенский. Пришлось Керенскому ехать на фронт и выступать перед солдатами. Наступление отложили на три недели. Западный фронт перешел к активным действиям, когда наступление соседей с юга было уже остановлено, но первые три дня боев показали, что сражение будет проиграно.Так и случилось.
16 июля Керенский собрал в Ставке совещание высших воинских начальников, чтобы проанализировать положение. Присутствовавший на совещании Деникин выступил первым. Он сказал, что у России больше нет армии, и необходимо ее создавать наново. «Ведите русскую жизнь к правде и свету под знаменем свободы! Но дайте и нам реальную возможность за эту свободу вести в бой войска под старыми нашими боевыми знаменами, с которых — не бойтесь! — стерто имя самодержца, стерто прочно и в сердцах наших. Его нет больше. Но есть родина. Есть море пролитой крови. Есть слава былых побед.
Но вы — вы втоптали наши знамена в грязь. Теперь пришло время: поднимите их и преклонитесь перед ними, если в вас есть совесть!» — такими словами закончил он выступление.
Керенский жал ему руку и благодарил «за смелое и искреннее слово», но позже говорил, что «генерал Деникин впервые начертал программу реванша — эту музыку будущей военной реакции».
После совещания Керенский сместил Брусилова с поста Верховного главнокомандующего. На его место получил назначение генерал Л. Г. Корнилов. Боевой генерал, попавший в плен и бежавший, командовавший в 1917 году прославленной 8-й армией, Корнилов был известен как республиканец, противник старого режима, а кроме того — человек решительный, который не побоится пролить кровь, свою и чужую.
Но, получив столь высокое назначение, Корнилов первым делом предложил тому же Деникину: «Нужно бороться, иначе страна погибнет... Нам нужно довести Россию до Учредительного собрания, а там — пусть делают что хотят...»
А. И. Деникин тоже считал, что страна гибнет. «Революция была неизбежна, — писал впоследствии он, — Ее называют всенародной. Это определение правильно лишь в том, что революция явилась результатом недовольства старой властью решительно всех слоев населения... Революцию ждали, ее готовили, но к ней не подготовился никто, ни одна из политических группировок... После 3 марта и до Учредительного собрания всякая верховная власть носила признак самозванства, и никакая власть не могла удовлетворить все классы населения ввиду непримиримости их интересов и неумеренности их вожделений». В стране творилось «нечто невообразимое», при взгляде с фронта тыл представлял «сплошное пространство, объятое анархией, и нет сил преодолеть его».
Деникин принял под свое командование Юго-Западный фронт, начальником штаба к себе взял лихого генерала С. Л. Маркова, бывшего командира одного из полков Железной дивизии. Но боев больших не было. Центр событий давно переместился в тыл, в столицы, где складывалось охранительное, государственное течение, сложное по своему составу. В сознании сторонников этого течения главной целью была борьба за сохранение страны, за выведение ее из кризиса, борьба с немцами и борьба с анархией, главной силой, противостоящей течению, считались большевики, усиливавшиеся в столице не по дням, а по часам. Но борьба с большевиками пока лишь считалась составной частью борьбы с немцами, поскольку большевиков все сочувствующие охранительному течению считали немецкими агентами.
В августе 1917 года на Московском государственном совещании ярко проявились две составные части этого течения: часть армейской верхушки, представитель которой генерал Корнилов говорил о спасении армии путем ужесточения дисциплины, и часть казачьей верхушки, уже получившей автономию, представитель которой, генерал Каледин, поставил вопрос острее: «Россия должна быть единой. Всяким сепаратным стремлениям должен быть поставлен предел в самом зародыше» и потребовал сужения демократии, в том числе закрытия Советов, по всей стране.
Из рафинированно-государственнического крыла этого течения (за исключением казачьей верхушки, в чьем сознании были и свои казачьи ценности) и зародилось «белое движение», члены которого исповедовали, по мнению философа И. Ильина, идею «автономного патриотического правосознания, основанного на достоинстве и служении; правосознания, имеющего возродить русскую государственность и по-новому осмыслить и утвердить ее драгоценную монархическую форму». «Белые не были рабами и не стали ни товарищами, ни обывателями; они восстали в личность, в автономного гражданина и автономного воина». Белое движение, таким образом, по мнению И. Ильина, было борьбой «русских (военных и гражданских) патриотов, пытавшихся не допустить Россию до поражения в Великой войне и до полного разложения в революцию, пытавшихся вооруженной рукой свергнуть власть иностранных авантюристов...» В то же время другой философ, П. Б. Струве, считал, что это была борьба с народом, «отринувшим ценности «образованных классов», и потому изначально обречена на поражение».
