Около месяца спустя по исчезновении стаи сельдей, в наш ручей зашло множество семги и осетров, которые поднимались по течению, чтобы, сообразно нравам некоторых рыбьих пород, выметать икру в пресной воде.
Жак, раньше других заметивший этих новых гостей, принял их за молодых китов.
Мне нетрудно было разубедить его, и я стал придумывать, как бы овладеть несколькими из этих рыб, мясо которых очень вкусно.
Жак, заметив или, скорее, угадав мое затруднение, воскликнул: "Подожди, папа; увидишь, что я нашел", и быстро побежал по направлению к пещере.
Он не замедлил возвратиться, неся лук, стрелы с загнутыми назад остриями, пучок бечевок и два или три тюленьих пузыря. Любопытствуя видеть применение придуманного Жаком средства, мать его, братья и я стали вокруг него. Он отрезал кусок бечевки, привязал ее серединой к пузырю, одним концом к стреле, а другим к лежавшему на берегу тяжелому камню. Потом связав лук, он нацелился в одну из самых больших семг. Пущенная им стрела глубоко вонзилась в тело рыбы.
- Попал, попал! - прыгая от радости, кричал наш стрелок.
Семга нырнула, но была удержана пузырем, надутым воздухом. Эта борьба и боль от стрелы скоро истощили силы семги, и мы без труда вытащили ее на берег.
Ловкость и успех Жака подстрекнули наше соревнование. Фриц отправился за гарпуном и мотовилом; я, подобно Нептуну, вооружился трезубцем; Эрнест закинул удочки, на которые насадил куски мяса первой семги, и началась общая рыбная ловля. Жак не отказывался от средства, которое так хорошо удалось ему; он пустил еще две или три стрелы; но только одна попала в цель: и не без больших усилий удалось мальчику завладеть своей новой жертвой. На одну из удочек Эрнеста попался осетр; чтоб вытащить его из воды, Эрнест прибег к помощи Франсуа и матери. Я последовательно ударил двух рыб, но добыл только одну, так как мое орудие было не удобнее других.
Что же касается Фрица, то он берег свои удары и решался кидать гарпун лишь тогда, когда подходил осетр не менее десяти футов длиной. Большое животное, раненое в спину, страшно билось, скакало, брызгало водой. Мы все собирали развертывавшуюся с мотовила веревку, чтобы не лишиться такой знатной добычи. Мало-помалу мы притянули ее на отмель. Чтобы окончательно овладеть рыбицей, один из нас должен был войти в воду и задеть за жабры животного веревочную петлю; затем, чтобы вытащить его на берег, мы припрягли к веревке буйвола.
Когда ловля была окончена и рыба выпотрошена, я просил отложить в сторону икру осетра и пузырь, которые назначал для особого употребления. Большая часть осетрины, разрезанной на куски, была посолена подобно селедкам. Остальное мясо я хотел замариновать по тому способу, по которому на берегах Средиземного моря маринуют мясо тунца. Для этого мы сварили части осетра в очень соленой воде и закупорили в бочонок, в который подлили некоторое количество масла.
Жена, не предполагая, что мы можем извлечь какую-нибудь пользу из яиц и пузыря осетра, хотела бросить их в ручей, но я объявил ей, что хочу приготовить из яиц очень вкусное блюдо, которое русские называют паюсной икрой, а из пузыря - клей, называемый рыбьим.
Я попросил жену без замедления вымыть в морской воде икру осетра, которой могло быть около тридцати фунтов. Мы положили ее на несколько часов в соленую воду. После этого нам осталось только положить икру в частопродырявленные тыквы; когда вода сбежала, мы получили с дюжину плотных и твердых плиток, которые повесили в нашей коптильне. Этим лакомым изделием мы увеличили свои зимние припасы.
Из чтения или разговора мне помнился способ приготовления рыбьего клея, и я применил этот способ к делу. Я разрезал пузырь на полоски, размочил их в воде, а затем опять высушил на солнце. Таким образом мы получили род стружек, которые, будучи положены в кипяток, распускались в нем и давали весьма чистый студень. Вылитый на блюдо, последний застывал прозрачными площадками.
Сад при Палатке находился в отличном состоянии и почти без всякого ухода снабжал нас прекрасными овощами всякого рода. Для получения богатого сбора нам достаточно было поливать растения, да и этот труд не стоил нам больших усилий, потому что при помощи ствола саговой пальмы нам удалось устроить маленький водопровод от ручья Шакала.
Большая часть семян и растений, которые мы доверили земле, акклиматизировались отлично. Ползучие стебли дынь и огурцов уже покрылись множеством прекрасных плодов; ананасы также подавали блестящие надежды, а кукуруза уже воздымала множество зрелых початков. Судя по состоянию этой плантации, смежной с нашим жилищем, мы могли ожидать успеха и на отдаленных посадках. И потому одним утром все мы собрались навестить их.
Направляясь к Соколиному Гнезду, мы остановились по пути у бывшего картофельного поля, которое жена засеяла после сбора клубней. И здесь мы были поражены роскошью растительности: ячмень, горох, чечевица, просо, овес и несколько других хлебных растений и овощей удались великолепно на этой благословенной почве.
Я с недоумением задавался вопросом: где жена могла добыть достаточное количество семян, чтобы произвести такие богатые посевы. Особенно поразила меня площадка, покрытая исполинской и совершенно вызревшей кукурузой. Само собой разумеется, что эти полевые богатства не могли не привлечь диких животных, и нам не трудно было открыть вредное присутствие последних. Когда мы впоследствии приблизились к полю с кукурузой для жатвы, пред нами шумно взлетело с полдюжины дрохв, между тем как другие, гораздо меньшие птицы, в которых я признал маленьких перепелов, спаслись бегством. К ним следует еще прибавить двух или трех кенгуру, которые удалились большими скачками и которых безуспешно преследовали наши собаки.
Фриц снял клобучок со своего орла, который сперва стрелой поднялся в воздух, потом ринулся на великолепную дрохву и овладел ею, хотя не нанес ей слишком глубоких ран, так что мы могли сохранить эту добычу живой.
Жаков шакал, который начинал привыкать к охоте, принес нам последовательно с дюжину жирных перепелок, которые доставили нам отличный обед.
Отправившись в дальнейший путь, мы, в полдень достигли Соколиного Гнезда. Так как зной и ходьба истомили нас жаждой, то жена придумала изготовить нам новый напиток: измолов еще мягкие зерна кукурузы, она получила род теста, которое распустила в воде, подслащенной соком сахарного тростника. Таким образом она могла предложить нам род молока, столь же приятного, как и подкрепляющего.
Остаток дня был употреблен на выщелачивание зерен кукурузы и на приготовления к выполнению одной мысли, пришедшей мне несколько дней тому назад. Дело состояло в поселении некоторых наших животных в открытом поле: если бы они привыкли к здешнему климату и расплодились, то, оставаясь по-прежнему в нашем распоряжении, избавили бы нас от обременительного ухода за ними. Я мог дозволить себе этот опыт потому, что наш птичник и наше стадо были достаточно богаты для того, чтобы в случае нужды мы могли даже пожертвовать несколькими особями каждого вида.
XXI
ХЛОПЧАТКА. ФЕРМА.
ЧЕТВЕРОНОГОЕ ЖИВОТНОЕ С КЛЮВОМ. ПИРОГА
На другой день, с рассветом, мы отправились искать места для предположенной фермы, поместив на телеге, кроме продовольственных припасов, дюжину кур, двух петухов, трех поросят и две пары козлят. В телегу были впряжены корова, буйвол и осел. Впереди ехал Фриц на онагре.
Мы направили путь к точке наших владений, которую еще не осматривали: к местности, простиравшейся от Соколиного Гнезда до большого залива по ту сторону Обсерватории и мыса Обманутой Надежды.
Вначале мы не раз должны были прорубать себе путь топорами, идя по полям, поросшим сплошным кустарником. Но вскоре караван достиг маленькой рощи, по выезде из которой мы увидели пред собою площадку с кустами, покрытыми белыми хлопьями.
- Снег, снег! - радостно воскликнул Франсуа, соскакивая с телеги. Тут настоящая зима, а у нас только скучные дожди.
И он побежал к воображаемому снегу, желая поиграть в снежки.
Смеясь простодушию ребенка, я продолжал приглядываться к площадке и скоро разрешил себе загадку. Наш ученый также смеялся.
- Ну, - обратился я к нему, - назови-ка мне эти кусты.
- Я догадываюсь, - ответил он с некоторым самодовольством, - насколько я могу разглядеть, это хлопчатник, теперь нам можно будет без большого труда надолго запастись хлопчатой бумагой.
Эрнест говорил правду. Вид поляны был очень интересен. Плодовые коробочки кустов, созрев и растреснув, пускали на ветер, наполнявший их пух, которым были одеты семена. Хлопья висли на деревьях; ветер срывал их и долго носил по воздуху; затем они устилали почву.
Это открытие обрадовало всех нас. Но особенно была довольна жена; она тотчас же обратилась ко мне с вопросом, нельзя-ли построить ткацкий станок, и ей казалось даже легким изготовить нам белье ко времени, когда износится прежнее. Я обещал ей придумать средство к выполнению ее желания.
