В том месте, где стоял Сретенский монастырь и где дорога из Москвы в Ростов Великий пересекала границу Белого города, въездные ворота были названы Сретенскими. Их наименование впоследствии вошло в состав одного из московских топонимов: площадь Сретенских Ворот (или просто площадь Сретенские Ворота). Несколько производных названий – Сретенский бульвар, Сретенский переулок, Сретенский тупик – своим происхождением обязаны соседству обозначенных ими объектов с улицей Сретенкой. Сретенский бульвар был устроен в 1830—1831 годах; откос-возвышение с его внешней стороны, хорошо видимый и сейчас, есть не что иное, как остатки основания земляного вала, который был частью крепостных стен Белого города. Известно, что Сретенский бульвар – самый короткий на бульварном кольце, длина его составляет всего двести четырнадцать метров.
Другой бульвар, отходящий от площади Сретенских Ворот вниз, к Трубной, – Рождественский. По сути дела, это – пятисотметровый крутой береговой склон, который шел вниз, к реке Неглинной. Имя свое Рождественский бульвар получил по улице Рождественке (которая на несколько десятилетий была переименована в улицу Жданова) и Рождественскому женскому монастырю, основанному в 1386 году и сохранившемуся до наших дней. Любопытно, что та стена монастыря, которая выходит именно на Рождественский бульвар, хорошо знакома многим людям, даже тем, которые ни разу и в Москве-то не бывали. Каким же образом? Ларчик открывается просто: стена эта изображена на картине Василия Перова «Тройка», той самой, на которой три бедно одетых подростка изо всех сил тянут по дороге вдоль кирпичной стены вверх, куда-то на гору тяжелые сани с бочкой, наполненной водой (жители окрестных мест действительно брали воду в бассейне, расположенном на Трубной площади; особенно тяжело было возить воду по крутому Рождественскому бульвару).
Со временем вокруг Сретенского и Рождественского монастырей выросли монастырские слободы, к концу XVI века за Сретенскими воротами Белого города было уже немало дворов стрельцов, ремесленников, мелких торговцев, а в черте Белого города, близ Сретенской обители, сформировалась так называемая Сретенская сотня со своими дворами, мастерскими, огородами – здесь жили в основном печатники, пушкари и стремянники. Так закладывалось многообразие будущих знаменитых сретенских переулков. Расскажем об этом немного подробнее.
В XVII веке район Сретенки был застроен лавками торговцев и мастерскими ремесленников – это была в основном земля новой Сретенской слободы. Кстати, именно торгово-ремесленный характер этого района (мелкие дворы, требовавшие подъезда) определил необычный характер его планировки. Практически из любого путеводителя по центру Москвы вы узнаете, что длина всей современной Сретенки – всего 800 метров, но она буквально изрезана переулками: по левой стороне улицы их семь, а по правой – девять. Добавьте к этому числу и переулки, которые не выходят прямо на Сретенку, но находятся от нее в непосредственной близости. Писатель-москвовед А. И. Вьюрков обратил внимание на одну характерную черту улицы Сретенки: на ней нет ворот. Все дворы выходят только в прилегающие переулки. Этот факт не случаен: купцы-домовладельцы старались использовать каждый метр так называемой «красной линии» под торговые помещения с витринами, а переулок был при каждом доме.
Названия сретенских переулков представляют собой образный, специфический топонимический ландшафт этого района Москвы: Ананьевский, Ащеулов, Большой Головин, Даев, Луков, Малый Головин, Панкратьевский, Рыбников, Селиверстов и другие. В наименовании Панкратьевского переулка содержится память о Панкратьевской (Новой Сретенской) торговой слободе. Со слободой XVII века связано исторически и название Печатникова переулка: на его месте когда-то находилась слобода мастеров Печатного двора. Поэтому и выстроенная здесь в 1695 году Успенская церковь имеет дополнительное наименование – в Печатниках. Между прочим, по преданию, в этой церкви произошло венчание дряхлого старца с юной девушкой, которое дало тему художнику В. В. Пукиреву для его известной картины «Неравный брак» (1862).
Почти все названия сретенских переулков давно утратили свою первоначальную мотивацию и сейчас воспринимаются нами просто как старомосковские наименования. Большинство из них имеет в своем составе фамилии, имена или прозвища домовладельцев XVII—XIX веков. Хочу обратить ваше внимание на то, что в архивных документах люди эти чаще всего именуются обобщенно – «домовладельцы», но это слово не отражает всей пестроты стоящих за ним социальных типов. Так, Уланский переулок назван по домовладельцу дьяку Уланову (XVIII век). Владельцы домов по Лукову и Рыбникову переулкам имели отношение к артиллерии: Луков был «артиллерии подлекарем», Рыбников – «артиллерии зелейным (то есть пороховых дел) учеником». Интересную профессию имел и москвич Селиверстов, живший там, где сейчас проходит Селиверстов переулок. Этот человек был секретарем Берг-коллегии – того ведомства, которое руководило всем горным делом. А вот Большой и Малый Головины переулки, отходящие в обе стороны от Сретенки – к Трубной улице и Костянскому переулку, получили свои наименования вследствие того, что в середине XVIII века здесь стоял дом, принадлежавший «ведомства Московской полицмейстерской канцелярии» капитану Головину.
Иногда смена домовладельца приводила и к смене названий сретенских переулков. Например, Даев переулок назван по фамилии домовладельца начала XIX века Даева. Но до этого переулок именовался Булгаковским – по выстроенному здесь в 1801 году дому бригадира Булгакова, а в более ранний период – Сомароцким. Этот топоним связан с фамилией владельца дома дьяка Сомароцкого, который упоминается в документах 1728 года. Улица Хмелева получила свое современное название в 1945 году – в честь выдающегося советского актера и режиссера Н. П. Хмелева, который в течение длительного времени руководил студией, находившейся здесь (ныне филиал Театра им. Маяковского). Ранее эта улица именовалась Пушкаревым переулком по находившейся в этом районе Сретенки Пушкарской слободе, в которой жили стрельцы-артиллеристы. Их-то в древности и называли пушкарями.
Уместно заметить, что, несмотря на массовость переименования улиц, переулков и площадей, свойственную эпохе историко-культурного нигилизма, начавшейся после 1917 года, случаи замены отдельных названий другими часто сопряжены с процессами исторического, географического, экономического роста городов и имеют в таком случае объективные мотивы; такие замены не должны связываться в сознании наших граждан с периодом существования в стране коммунистического режима. Переименование производилось – в том числе и в Москве – в разные исторические эпохи. На это совершенно справедливо указывают в своих работах многие мои коллеги-лингвисты. Например, видный специалист по ономастике, доктор филологических наук А. В. Суперанская в книге «Что такое топонимика?» пишет: «Многие современные названия московских улиц, переулков, площадей относятся к XIX в. Переименованиям они подвергались всегда. Многие из более древних названий были утрачены во время перестроек, перепланировок, смены владельцев. Многие названия менялись потому, что были очень похожими на названия других улиц – в другой части города – или даже полностью совпадали с ними. Так, в Москве XIX в. было несколько Церковных и Юшковых переулков, Трифоновских улиц, Банных переулков, Прогонных улиц и переулков (по которым прогонялся скот), Проходных и Смежных улиц, несколько Золотых улиц (по которым ездили ассенизационные обозы), несколько Дегтярных переулков с дегтярными дворами, несколько Ямских и Извозных улиц. Многие из них были переименованы уже в XIX в. В XIX—XX вв. было несколько Проектированных, Новопроектированных и Безымянных улиц и переулков, которые, подобно только что перечисленным, получили затем другие названия. Все это говорит о непрерывности процесса наименования и о легкости переименования объектов, уже имеющих свои названия. После революции, когда изменился не хозяин дома и не облик какой-то улицы, а весь социальный строй сверху донизу, переименования сделались особенно многочисленными. Если в процессе прежних единичных переименований менялись лишь некоторые отдельные звенья системы, то переименования, последовавшие после революции (единичные переименования 1917—1918 гг. и массовые переименования 1922—1925 гг.), видоизменили всю систему. В результате в Москве сейчас имеется немало улиц, переименованных по нескольку раз».
Справедливость этого наблюдения подтверждается и судьбой названий сретенских переулков, в том числе примерами, которые я уже привел выше.
Сретенка, ее название и прилегающие к ней переулки создали своеобразный мир именно этого уголка Москвы, особенность которого порой трудно определить точно. А когда на это своеобразие накладываются еще и личные жизненные впечатления и переживания, то и рождаются строки, в которых по-особому звучит слово Сретенка, подобные песне Вероники Долиной, так и называющейся – «Сретенка».
