Но втайне жизнь общин продолжалась. И вот, когда, согласно пророчествам, наступил «конец Времени Древнего Молчания», община вновь воспряла, стала заметна. И оказалось, что она по-прежнему охватывает огромные области России, ее последователи есть повсюду – в монастырях, в самом правительстве.
И тут следует заметить: древняя мечта о царе-Спасителе по-прежнему была сутью жизни тайных общин. И цари-христы были, как и в древности, не только «живыми богами», но и прямо – претендентами на трон.
Можно вспомнить, что в Смутные времена, когда за русский престол бились лже-Дмитрии, ведославные выдвинули своего наследника трона: царевича Петра, он же ведический богатырь Илейка Муромец. А теперь, в конце XVIII века, в общинах вновь явился «живой бог» и чудом спасенный «царь» Петр Федорович, супруг императрицы Екатерины (он же стал известен как старец Кондратий Селиванов).
Надо сказать, что когда в результате дворцового переворота царицей стала Екатерина Великая (принцесса Анхальт-Цербстская), права ее не были вполне очевидны. И в России вновь настала пора смут. Восстание Емельяна Пугачева, объявившего себя царем Петром III, было подавлено большой кровью.
Была еще одна наследница, княжна Елизавета Владимир-ская (Августа Тараканова), объявленная дочерью императрицы Елизаветы Петровны от тайного брака с Разумовским. Ее права поддерживались на Западе. Чтобы ее выкрасть, Екатерина послала в Италию флот во главе с графом Орловым.
И между прочим, по одной версии, кончила свои дни Елизавета Владимирская под именем монахини Досифеи, заключенная императрицей Екатериной в Ивановский монастырь, тот самый, хлыстовский, где ранее была община Агафии Карповны (Анастасии), превращенный теперь в самую привилегированную темницу, находящуюся в центре старой столицы.
К хлыстам-христам в «белую общину» тогда, как и в древности, уходили отверженные княжеские роды. И как увидим далее, этот путь из царского рода Романовых был пройден не одной только Елизаветой-Досифеей.
Что же касается старца Кондратия Селиванова, то его принимали за сверженного императора Петра III не только внутри хлыстовской общины, но даже и в высшем свете.
К. Флавицкий. Княжна Тараканова
История его жизни, согласно хлыстовской версии, следующая. Во-первых, в общине он почитался внебрачным сыном императрицы Елизаветы Петровны и, соответственно, братом Елизаветы Владимирской (монахини Досифеи). То есть не сыном Анны Петровны, каковым по официальной версии истории и полагается свергнутый император Петр III. Так что история эта весьма запутанная.
Императрица Елизавета Петровна в мужском платье
По легенде, императрица Елизавета Петровна скрывала внебрачных детей. Противилась браку, любила рядиться в мужское платье и, наверное, была двуполой (как, между прочим, и ее отец Петр I). Посему, захватив власть, она не пожелала делиться ею с мужем (Разумовским), ибо у русских царей было обыкновение заточать бывших жен в монастырь.
Ею лично после переворота были заточены шесть претендентов на трон. В том числе в заключении томился свергнутый ею император Иоанн Антонович, «процарствовавший» младенцем всего год, а также его мать-регентша с супругом, а затем и четверо их детей, родившихся у них в заключении (после все они были отправлены в Данию).
Екатерина II (Анхальт-Цербстская) в облачении «старицы» и молодой Пётр III Фёдорович (Карл-Петер-Ульрих)
Свою внебрачную дочь Елизавету-Досифею императрица Елизавета поначалу укрыла в Ивановском монастыре, в «Белой общине», с коей была близка.
В общине саму императрицу Елизавету Петровну, между прочим, очень набожную, почитали «старицей Акулиной Ивановной». Отчество ей дали по имени ее «духовного отца», и «христа», Ивана Лупкина. То есть община ее прямо почитала духовной наследницей последней старицы Анастасии. И вообще-то, царская семья еще со времени «христа» Ивана Тимофеевича почиталась посвященной в традицию. Кстати, участие общины в «дворцовом перевороте Елизаветы Петровны» тоже не следует сбрасывать со счетов и полагать только легендою «проклятие», из-за коего безвременно почила предыдущая императрица Анна Иоановна.
Известно также, что после переворота и прихода к власти Екатерины – подросшая дочь императрицы Елизавета-Досифея, не смирившаяся со своей участью затворницы, да и опасавшаяся за жизнь, бежала из Ивановского монастыря в Европу. Там она претендовала на престол под именем княжны Августы Таракановой. Видимо, в очередной раз она сменила имя на более «царственное» («август» и «таркан», значит «царь»), чтобы, с одной стороны, ее поддержали при дворах Европы, а с другой, чтобы сбить со следа преследователей из России.
Да и, кстати, в Европе она показала себя не малограмотной монашкою, выходит – в монастыре ей дали европейское образование и действительно готовили к восхождению на трон. Думаю, за сим следила императрица Елизавета Петровна, нередко являвшаяся в монастыре. Однако беглянку обманул обещанием поддержки и вернул в Россию граф Орлов, исполнявший волю следующей императрицы Екатерины Великой.
Община же в ту пору уже поддерживала Екатерину и ее мужа Петра III, ибо и та получила посвящение в «старицы» (о чем свидетельствует ее портрет в древнерусском облачении), да и муж ее уже был членом (если не главою) общины, о чем речь впереди.
Елизавету-Августу заточили в Петропавловскую крепость, где княжна Тараканова, согласно официальной версии истории, и погибла случайно, при наводнении. Но в действительности ее спасли и перевели обратно в Ивановский монастырь, где она и дожила свой век в заключении под именем монахини Досифеи.
Итак, а что же произошло со вторым внебрачным ребенком Елизаветны Петровны – с тем самым, за коего потом выдавал себя старец Кондратий Селиванов, он же и будто бы спасшийся император Петр III?
Если дочь императрица назвала Елизаветой по своему имени, то сына она назвала Петром – по своему же отчеству. У него была другая судьба, потому что как раз после его рождения у сестры императрицы Елизаветы – Анны Петровны умер младенец. И потому императрица сына своего Петра решила не заточать в монастырь-тюрьму, а выдать для всех за сына своей сестры – так он обретал некие права на трон, коих он был бы лишен как барстук, внебрачный сын.
Итак поначалу Петр тайно был увезен из России и передан на воспитание сестре императрицы Анне Петровне в Голштинию. Там он стал принцем Карлом-Петером-Ульрихом.
Спустя 14 лет Елизавета Петровна вспомнила о нем – ведь ее почитали бездетной, а престолу уже нужен был тот, кто примет власть после нее. Само отсутствие мужа и детей у императрицы расшатывало монархию. И тогда она вернула своего сына в Петербург и, как внука Петра I, объявила наследником престола, женила на немецкой принцессе Анхальт-Цербстской, принявшей в православии имя Екатерины.
Здесь следует обратить внимание, что родственные связи русских царей с немецкими идут не только со времен Рюрика, но и ранее. И чаще всего браки заключались с принцессами и князьями мекленбургской династии, восходящей к венедам и ободритам (до их онемечивания). И в то время среди немецкой знати, породнившейся с русскими царями, были сильны не норманские, а как раз русофильские идеи.
Об этом наследии времен ведических слагались тогда оды посвященными в традицию поэтами, с использованием ведославной символики.
Так в оде, изданной на немецком языке, по случаю заключения брака Екатерины, дочери Иоанна V, и герцога Карла Мекленбургского восторгались древностью и общими славяно-венедскими корнями:
Ликуй, о Мекленбург, оставь свои заботы!..
Твой высочайший Князь супругу взял себе!
И в том весь Мекленбург нашел свое богатство,
Что Рус и Венд соединились в браке вновь.
Все стало, как и прежде, как при Ободритах,
Когда держал наш Мекленбург и трон, и скипетр!
Сегодня же напомнить должно то,
Что были Венд, Сармат и Рус едины родом!
И бил крылами Алконост, цвели сады,
Принесшие позднее в мир прекрасные плоды!
Между прочим, в сей «Гюстеровской оде», названной так по немцу-переводчику, поименно перечислялись венедские князья, правившие Мекленбургом до Рюрика, такие как Мстислав и Витислав, короли венедов IX века. Их династия восстанавливалась связями с русским двором. Русским автором же сей оды, судя по всему, был Петр Буслаев, служивший в Кремле при Успенском монастыре, единственный известный в ту пору при дворе поэт, к тому же бывший «в теме» (между прочим, согласно родословным, мой пращур).
И если уж в Германии столь сильны были тогда эти идеи, то что говорить о самой России? И, полагаю, напрасно Екатерина порочила Петра, приписывая ему нелюбовь к России, германофильство и т. п. Это нужно было ей для оправдания свержения ненавистного супруга.
