Товарищ Ховрин, я вам ставлю на вид, что вы позволяете себе прерывать министра.
Но Керенский уже потерял равновесие; судорожно сжав кулаки, он обрывает свою речь и бросает:
— Состав Центробалта придется пересмотреть. Адъютант, запишите.
Соглашаюсь с ним, что, и по нашему мнению, некоторые элементы (подразумеваю меньшевиков) следует удалить, ибо они мешают планомерной работе.
Между тем один за другим, с готовыми резолюциями, подкладываем проекты и доклады, в том числе и злосчастный устав. Не знаю, что повлияло на Керенского, может быть, просто не доглядел, но на уставе появилась его подпись и надпись: “Утверждаю”».
Вряд ли П.Е. Дыбенко в рассказанной им истории врал, скорее всего, так все и было.
Итак, матросы, дымя папиросами и перебивая министра, когда им этого хотелось, вставляли свои замечания. Думаю, что его специально провоцировали. Не выдержав, Керенский сорвался и заявил, что состав Центробалта надо пересмотреть. На этом все, собственно, и кончилось. Освистанный «центробалтовскими», он в спешке покинул «Виолу».
Спасая свое лицо, в тот же день освистанный Керенский помчался на линкор «Республика», чтобы исправить ситуацию и заручиться поддержкой хотя бы там. Судя по всему, Керенский вообще не понимал, куда он попал и что происходит вокруг него. Там Керенскому выставили перечень вопросов, скорее похожих на ультиматум. Балтийцы потребовали у правительства немедленного уравнения пенсий, субсидий и пособий без различия чинов и званий, отделения церкви от государства и школы от церкви, поддержку пропаганды социалистических идей, повсеместного образования крестьянских Советов, заключения мира без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов, немедленной передачи всех помещичьих и монастырских земель крестьянским комитетам. Это были не просто политические вопросы, это была целая политическая и социальная программа. Были и личные нелицеприятные вопросы к министру. Керенский попался в настоящую ловушку. Как он ни изворачивался, но был освистан. Матросы объявили его ответы «неудовлетворительными» и прогнали с корабля.
По существу, в данном случае матросы выступили уже как самостоятельная политическая сила, имеющая и собственные политические задачи, и свою конечную политическую цель. Понял это или нет Керенский — неизвестно, но тот факт, что после этого он не убыл в Петроград, а еще раз попытался исправить положение, говорит о том, что, скорее всего, так ничего и не понял. Иначе бы министр
повел себя совершенно иначе, ведь с каждым новым посещением кораблей он только ухудшал отношение матросов к себе.
Разумеется, что полным провалом закончились визиты Керенского и на линкор «Петропавловск», и на крейсер «Россия», где ему даже не дали выступить.
Отныне между Временным правительством и лично Керенским с одной стороны и матросами Балтики началась открытая конфронтация. Злопамятный Керенский сразу же напечатал серию статей о «предателях дела революции с линкора “Республика” и “Петропавловск”». Судком «Республики» выступил в печати с решительным протестом против «гнусных обвинений буржуазных и черносотенных борзописцев» и опубликовал заданные Керенскому вопросы.
Вслед за этим прошло собрание судкомов всех стоящих в Гельсингфорсе кораблей, на котором был выражен протест против «клеветы буржуазной печати».
Война с правительством, таким образом, была начата, но до ее победного конца было еще очень далеко. Впрочем, первый бой матросы выиграли вчистую. После столкновения с Керенским авторитет Центробалта в глазах матросов заметно вырос.
Затем в атаку на правительство ринулся Кронштадт, где матросы не желали довольствоваться вторыми ролями в разыгрываемом грандиозном политическом спектакле. Началось с того, что 13 мая Кронштадский Совет решил, что отныне начальник городской милиции должен выбираться кронштадцами. Тогда же было определено, что по всем вопросам, касающихся города и дислоцируемого в нем флота, Временное правительство должно контактировать исключительно с Советом. Однако 16 мая кронштадцы передумали и залепили Временному правительству еще одну оплеуху, постановив: «По делам государственного значения Совет входит в сношение с Петроградским Советом, кроме этого было решено, что уже не только начальник милиции, а вообще все административные должности в городе замещаются членами исполнительного совета или же ими назначаются».
Реакция была предсказуемой. И Временное правительство, и Петроградский Совет расценили решение кронштадтцев как акт отложения Кронштадта от России. В прессе заговорили уже о независимой «Кронштадской демократической матросской республике». В печати поднялся большой шум, причем критика была во многом справедлива, так как кронштадтцы действительно перегнули палку в своем революционно-демократическом рвении. Однако эффект получился совсем не такой, как ожидали авторы травли Кронштадта. Как и в феврале, Кронштадт стал популярен по всей стране. О нем говорили, спорили, его проклинали, им восхищались, но равнодушных в отношении его не было. Со всей России в Кронштадт потянулись делегации, чтобы лично удостовериться в ситуации «Кронштадтской республики».
Партия эсеров считала, что кронштадтцы зарвались и раскачивают политическую ситуацию в сложный для Отечества момент. Меньшевики в более мягкой форме, но были с ними согласны. Анархисты, разумеется, были только за как можно большую демократию, так как в их представлении последовательная демократизация должна была в конечном итоге привести к полной анархии. Что касается большевиков, то в лице В.И. Ленина война Кронштадта с официальным Петроградом только приветствовалась. Вождь РСДРП(б) рассматривал Кронштадт как детонатор надвигающейся новой революции. Именно в это время, имея в виду Кронштадт, он писал, что «на местах революция зашла дальше, чем в Питере».
Любопытно, что в 1919 году на VI съезде РСДРП(б), выступая, один из руководителей кронштадтских большевиков И.П. Флеров-ский заявил с трибуны, что «знаменитая Кронштадтская резолюция принадлежит не нам, а эсерам». По воспоминаниям Л.Д. Троцкого, Ленин якобы говорил ему, что кронштадцы, приняв резолюцию о непризнании Временного правительства, окончательно зарвались, т.е. говорил практически то же, что и эсеры. При этом Троцкий оценивал отношение Ленина к матросам Кронштадта в данном вопросе, как «суровое». Ряд историков считают, что отрицательно к кронштадтской резолюции В.И.Ленина во многом настроил А.В. Луначарский, который 16 мая в Кронштадтском Совете произносил речь против анархизма и был освистан матросами.
Между тем Временное правительство лихорадочно искало средства воздействия на мятежников. Решено было политически разоружить Кронштадт, раскассировав его главарей по отдаленным гарнизонам. Но это легко было решать в столичных кабинетах, однако никто не подумал, как все будет выглядеть в реальности. 21 мая в Кронштадт выехали председатель Петроградского Совета лидер меньшевиков Н. Чхеидзе и член ЦК партии эсеров А. Гоц. Через день эту бригаду усилили министрами-«социалистами» Скобелевым и Церетели. Прибывшие потребовали от Кронштадтского Совета отменить резолюцию от 16 мая. Однако все закончилось для гостей плачевно. Их почти сразу же выдворили с острова, а матросы обратились с воззванием «К народу всей России», заявив, что кронштадтцы «остались на левом фланге великой армии русской революции», что они верят в то,
