в большинстве представители Гельсингфорса и Кронштадта) весьма яростно выступили представители Ревеля и других баз южного берега Балтики. В итоге президиум съезда возглавил эсер с крейсера «Адмирал Макаров» Рубанин, а его товарищами (т.е. заместителями) были избраны матросы Дыбенко и Маркин. В первый же день работы съезда возникли и другие разногласия. Ревельцы потребовали доверия Временному правительству и выполнения всех приказов военного и морского министра Керенского. Ревельцев поддерживали представители Петрограда и Або. Однако большинством голосов эти претензии были отклонены. Затем едва не подрались председатель съезда Рубанин со своим замом Дыбенко. Последний в знак протеста покинул президиум, обложив напоследок председателя отборным матом. Следующий день был посвящен отчетам Центробалта за месяц его существования по разным направлениям. Дыбенко выступал с нападками на командующего флотом и его штаб, обвиняя их в игнорировании Центробалта, а также на Гельсингфорсский Совет, проводивший политическую линию меньшевиков.
Затем со своего поста был смещен председатель эсер Рубанин. На его место делегаты избрали командира линкора «Андрей Первозванный» («Республика») капитана 2-го ранга И.И. Лодыжинского, вступившего к этому времени в партию эсеров. И снова «центро-балтовцам» пришлось отбивать нападки ревельцев. В конце концов ревельцы отступили, хотя порой перепалки грозили перейти врукопашную.
Камнем преткновения стало выступление матроса-большевика Н.Г. Маркина, который предложил жесткую вертикаль подчинения судовых комитетов Центробалту, предложение Маркина после бурных дебатов так и не утвердили, усмотрев в них угрозу матросской демократии. Снова схватились за грудки Рубакин с Дыбенко. Эсер Рубакин всячески поносил и Центробалт, и лично Дыбенко, обвиняя последнего в любовных шашнях с большевичкой Коллонтай, и, как следствие этого, в предательстве общематросских интересов в пользу узкобольшевистских. Но драку снова удалось предотвратить. В результате дальнейшего голосования большинством голосов съезд все же высказался за доверие к Центробалту.
Затем обсуждали устав Центробалта. Опять скандалили ревельцы, требуя принятия устава, разработанного штабом флота и комиссарами Временного правительства и ограничивавшего права Центробалта, делая его подчиненным комфлоту. Центробалтовцы, естественно, возражали. После «бурного заседания» (как гласят документы) «центробалтовцам» удалось отстоять свои права, с минимальным преимуществом. В принятом уставе значилось, что «Центробалт есть высшая инстанция для всех флотских комитетов и высший выборный орган» и что «ни один приказ, касающийся жизни флота, исключая чисто оперативной и, связанной с ней технической деятельности, не имеет силы без одобрения ЦКБФ».
Сам же Центробалт стал отныне подотчетен исключительно съезду моряков Балтийского флота. В те дни авторитет Центробалта среди матросов был велик, как никогда. Согласно принятому уставу, Центробалту поручалось контролировать «все приказания, постановления и распоряжения, касающиеся общественной, политической и внутренней жизни флота, откуда бы они ни исходили». Это значило, что отныне без санкции Центробалта ни один приказ, касающийся Балтийского флота, не мог иметь силы. Центробалт, по мнению участников съезда, должен был стать центром, вокруг которого должны были объединяться все революционные элементы флота, боровшиеся за передачу власти Советам.
Естественно, что это сразу же определило неизбежное противостояние как с командованием флота, так и с Временным правительством. Забегая вперед, отметим, что это противостояние завершилось только после октября 1917 года. После съезда Центробалт был увеличен до 63 человек. При этом выборы производились тайным голосованием непосредственно командами кораблей и личным составом частей флота по норме 1 делегат от 1000 человек сроком на 3 месяца.
Из воспоминаний матроса-большевика Н.А. Ховрина: «В Центробалте шла усиленная подготовка к I съезду моряков Балтийского флота. Подбирали докладчиков, редактировали документы, которые должны были представить на утверждение съезда. К съезду готовилось и командование флота, намеревавшееся дать нам бой. Оно надеялось на поддержку представителей Ревельской и некоторых других военно-морских баз. Когда делегаты стали прибывать в Гельсингфорс, мы решили разместить ревельцев вместе с кронштадтцами, чтобы последние повлияли на оборончески настроенных матросов Ревеля. Но, несмотря на эту меру, очень волновались: все-таки эсеров, меньшевиков и беспартийных было больше. Всего в работе съезда участвовало около 250 моряков и 12 офицеров. Заседания проходили в актовом зале женской гимназии на Аркадской улице. Уже в первый день обстановка была напряженная. После вступительного слова П.Е. Дыбенко приступили к выборам президиума. Председателем неожиданно избрали ревизора с крейсера “Адмирал Макаров”, члена Центробалта Л.К. Рубанина — ярко выраженного оборонца, всецело преданного Временному правительству. В ЦКБФ он не пользовался авторитетом. Заместителями Рубанина, или, как тогда говорили, товарищами председателя, стали Дыбенко и кронштадтский матрос большевик Н.Г. Маркин. Затем довольно остро заспорили о порядке дня. Представители командования настаивали, прежде всего, обсудить устав Центробалта. Дыбенко возражал, ссылаясь на то, что еще не приехал помощник Керенского лейтенант Лебедев. Его доводы показались вполне убедительными, поэтому занялись сначала Положением о судовых комитетах, разработанным Центробалтом.
Ревельцы попросили разрешения зачитать съезду наказ своих избирателей. Делегаты согласились заслушать его. Наказ был откровенно верноподданническим. Он призывал делегатов выразить полное доверие Временному правительству, оказать поддержку “Займу свободы”, добиваться тесного единения и политического согласия матросов и офицеров. Слушая это “творение”, большевики Центробалта недоуменно переглядывались. Об оборонческих настроениях ревельцев нам было известно. Но никто не предполагал, что влияние соглашателей на них так велико. Это еще раз подтверждало, что борьба на съезде предстоит нелегкая.
На второй день у Дыбенко не выдержали нервы — он попросил освободить его от обязанностей товарища председателя. Делегаты-большевики не одобрили его поступка, но делать было нечего — съезд уже принял его “отставку”. Вскоре переизбрали и Рубанина. Вместо него выдвинули командира линкора “Андрей Первозванный” И.И. Лодыженского. Для нас это было хуже — Лодыженский куда умнее и дальновиднее Рубанина.
Первый серьезный бой членам Центробалта пришлось выдержать при рассмотрении проекта Положения о судовых комитетах. К счастью, докладывал о нем Николай Маркин — человек, умевший говорить ярко и убедительно. Он доказал, что этот документ необходим. Несмотря на то что проект яростно ругали Рубанин и еще некоторые делегаты, съезд принял его за основу. Представители командования флота по этому вопросу предпочли уступить, чтобы всеми силами навалиться на устав Центробалта. Противников у нас оказалось много. Особенно старались Рубанин, Лодыженский и представители Ревеля. Споры разгорались по каждому пункту. Особенно подвергались критике первые два параграфа, закреплявшие руководящую роль Центробалта на флоте.
В разгар развернувшейся словесной баталии приехал помощник Керенского Лебедев. В партию эсеров этот человек вступил в предреволюционные годы, несколько лет провел в эмиграции. Когда началась война, он пошел добровольцем во французскую армию. Получив весть о свержении в России самодержавия, Лебедев поспешил домой. В Петрограде он появился в форме лейтенанта французской армии. В таком виде выступал на митингах и совещаниях. Руководство партии приметило бойкого лейтенанта. Весной 1917 года он уже возглавлял комиссию Петроградского Совета по морским
