тайного убийцы-отравителя, подосланного партией обскурантов во Львове.
Страстную борьбу партий вызвало реформационное брожение в Венгрии, стране сильного консервативного раввината. Во главе воинствующей ортодоксии стоял пресбургский раввин Моше Софер (ум. в 1839 г.), ярый враг европейского просвещения, написавший в своем предсмертном завещании детям: «Не берите в руки книг Моисея Мендельсона» («bessifre Ramad — al tischlechu jad»). Хасидское гнездо, устроенное в округе Уйгели цадиком-чудотворцем Моше Тейтельбаумом (ум. ок. 1840 г.), также служило оплотом против новых идей. И тем не менее в этом темном царстве блеснул яркий луч свободной мысли. Еще в начале века с попыткой реформы раввинизма выступил Арон Хорин, занимавший больше полустолетия пост раввина в Араде (1789—1844). Он начал дело с устранения некоторых мелких обрядов и суеверных обычаев, обосновывая свои отступления от общепринятого кодекса «Шулхан-арух» ссылками на более древние талмудические источники. Эти невинные реформы навлекли на Хорина ряд преследований. Его оскорбляли арадские фанатики во время проповедей в синагоге, а верховный раввин Офена, к которому Хорин обратился за защитой, потребовал от него письменного отречения от ереси. Хорину пришлось прибегнуть к защите суда, но, выиграв процесс (1807), он простил своих врагов и отказался от взыскания наложенного на них штрафа. Весть о гамбургской храмовой реформе 1818 года окрылила Хорина, и он откликнулся на нее тем одобрительным научным отзывом, которым воспользовался для своей цели агитатор Либерман (§ 10). В своей книге «Iggeret Eliassaf» (1826) он обосновал доводами из древнего законодательства право духовных вождей изменять религиозные обряды в духе времени. Позже Хорин примкнул к более крайнему крылу реформистов и в год своей смерти выразил одобрение резолюциям брауншвейгского раввинского съезда.
Новую линию повели преемники Хорина в деле реформы, выступившие в 40-х годах, когда на очереди стоял вопрос об эмансипации. Они исказили религиозную реформу, связав ее с начавшимся тогда процессом мадьяризации. Ища равноправия на пути слияния с господствующей нацией, новая еврейская интеллигенция Венгрии усердно ассимилировалась. Даже в немецких и славянских местностях Венгрии, по словам современника, в еврейские семьи принимались только мадьярские кормилицы и няни. Начатая в семье мадьяризация продолжалась в школе. Венгерский язык стал языком преподавания в еврейских школах Пешта, Арада, Каниша и других городов. В образованных кругах он вытеснил разговорный еврейско-немецкий язык. Пятикнижие и другие части Библии, а также молитвенник были изданы в венгерском переводе. Даже синагога сделалась рассадником мадьяризации. Появились еврейские проповедники, говорившие с амвона на чистом венгерском языке, рискуя нередко не быть понятыми аудиторией. Эту болезненную ассимиляционную горячку, охватившую верхи общества, ревнители старины хотели лечить средневековыми рецептами. Моше Софер ходатайствовал перед правительством о восстановлении карательной власти раввинов и о дозволении им наказывать нарушителей старых обычаев денежными штрафами, арестом или выставлением в синагоге к позорному столбу («куна»). Правительство, конечно, не вняло просьбе обскурантов, а реформисты, ожесточенные фанатизмом ортодоксов, становились все радикальнее в своих требованиях.
Энергичным вождем радикалов сделался Леопольд Лев (Löw, 1811—1875), питомец моравских и венгерских талмудических школ, получивший общее образование в лицее Пресбурга, резиденции Моше Софера, и в Пештском университете. В 1841 г. Лев занял пост раввина в Канише, а в 1846 г. в Папа. Здесь он пошел по стопам Хорина, но в более крайнем направлении, постоянно преследуемый ортодоксами и отражая преследования. Он произносил свои синагогальные проповеди на венгерском языке и в своих сочинениях развивал идею мадьяризации, как непременное условие гражданского равноправия. Как теоретик религиозной реформы Лев заходил далеко, оспаривая авторитетность даже первоисточников талмудической письменности (в первой его книге «Реформа раввинского ритуала», появившейся в 1839 г. на немецком языке). Фанатик буквы закона и обряда Моше Софер и прогрессист Леопольд Лев стояли на противоположных полюсах религиозной мысли, и борьба между обоими направлениями примет еще более острые формы после революции 1848 года.
§ 20. Литературное возрождение
Начавшееся в австрийском еврействе умственное оживление вызвало временный литературный ренессанс, отличавшийся от гермайского тем, что это было возрождение не только еврейской мысли, но и национального языка. В Германии сделанная еще в предыдущую эпоху попытка возродить древнееврейский язык для нового литературного творчества потерпела неудачу, и почти вся научная литература 1815—1848 гг. имела своим орудием язык немецкий, ставший и обиходным языком германских евреев. Не то видим мы в Австрии, где онемечению (а в Венгрии мадьяризации) подверглись только небольшие круги общества, между тем как огромные массы сохранили свой разговорный «жаргон» и религиозно-литературный язык — древнееврейский. Здесь новая, светская литература должна была по необходимости пользоваться библейскою речью, только обновленною, приспособленною к современными сюжетам. Это двойное обновление, и содержания и формы, совершалось преимущественно в той культурно отсталой Галиции, которая до тех пор знала лишь два рода литературы: раввинскую схоластику и хасидскую мистику.
В 1820 г. в Вене начал издаваться ежегодник на древнееврейском языке с прибавлением статей на немецком с еврейскими литерами, под заглавием «Биккуре гаитим» (Новинки сезона). Редактором первых выпусков ежегодника был тот стилист Шалом Гакоген, который десятью годами раньше безуспешно пытался воскресить угасавший в Германии «Меассеф» (том I, § 34). В первых томах венского издания эта попытка была повторена: авторы статей явно подражали стилю и сюжетам своего германского образца, откуда иные статьи даже прямо перепечатывались. Но мало-помалу тип издания меняется. Вместо наивных стилистических упражнений в прозе и стихах начинают появляться оригинальные статьи новых писателей: исследования по еврейской истории, сатиры, поэтические произведения, обнаруживающие брожение умов. Руководителями издания, с 1823 года, являются вожди пражской интеллигенции Моисей Ландау и Иегуда Ейтелес, но главные сотрудники набираются из Галиции. На 12-м томе (1831 г.) издание прерывается и уступает место научным периодическим сборникам под заглавием «Керем хемед» (Прекрасный виноградник), которые печатались в 1833—1843 гг. сначала в Вене, а потом в Праге. Сборники имели оригинальную форму: научные исследования по еврейской истории и литературная критика излагались там большей частью в форме дружеской переписки между сотрудниками, выдающимися писателями Галиции, Италии и Германии. То был живой, нередко переходивший в горячую полемику, обмен мыслей, свидетельствовавший, что историческая критика захватила многие умы, как сила, освобождающая от оков слепой традиции. Под покровом специальных научных исследований чувствовалось биение общественного пульса, слышались отголоски борющихся идейных течений.
В центре этого научно-литературного движения стоял Соломон Иегуда Рапопорт (инициальное литературное имя — С. И. Р. или Шир). Уроженец Галиции (род. во Львове в 1790 г., ум. в Праге в 1867 г.), он прошел строгую талмудическую школу, охраняемую от всякого проникновения «вольного духа». Когда Рапопорт, достигши уже вершин талмудической учености, вступил в кружок львовских «любителей просвещения», которые
