Фридрих II Гогенштауфен
Успех Шестого крестового похода
Словом, поводов для нелюбви пап к императору хватало и без крестовых походов. Впрочем, император не отказывался от похода на Восток. Будучи привержен Сицилии, заботясь о власти над остальной Италией, не обращая особого внимания на Германию, он никогда не забывал о своем императорском сане. Фридрих II считал себя, подобно своим предшественникам, главой латинского (а может быть, не только латинского) христианского мира. И обладание Святым Городом усилило бы его позиции. Потому Фридрих заявил, что в июне 1225 г. он отправится в поход. Этому предшествовало состоявшееся в том же году бракосочетание императора с юной Изабеллой (чаще ее называли Иолантой) Бриеннской, дочерью и наследницей Иерусалимского короля Иоанна Бриеннского. После этого он заставил тестя передать королевский титул ему. Правда, в 1225 г. Фридрих так и не отправился в поход. Но он торжественно поклялся это сделать в 1227 г. Действительно, летом этого года крестоносное войско стало собираться в Бриндизи. Однако там вспыхнула эпидемия, унесшая тысячи ратников Христовых. Император все же попытался в начале сентября посадить на корабли около 40 тыс. человек и сам отправился в путь. Но болезнь не пощадила и его, так что он вернулся с полдороги.
Историки доныне не пришли к согласию относительно намерений нового Папы Григория IX. То ли крестовый поход действительно был делом его жизни, то ли он пользовался любым предлогом, чтобы навредить императору и отнять у него южноитальянские владения. 29 сентября понтифик отлучил императора от Церкви. Он заявлял даже, что Фридрих нарочно довел крестоносцев до голода и болезни, чтобы не допустить похода, что болезнь его — притворство, что он изменник веры Христовой.
Папа писал: «Христианское воинство так долго удерживалось в жаре летнего зноя в убийственной местности и в отравленной заразой воздухе, что не только бо́льшая часть народа, но и немалое количество знатных людей и предводителей умерло от лихорадки, острой жажды и других ужасных причин».
Фридрих отверг все обвинения и в июне 1228 г. отбыл в Святую Землю. Папа, однако, отказался снять отлучение и заявил вдогонку императору, что тот — слуга Магомета и не крестоносец, а разбойник и пират, каковому истинные сыны Церкви не должны подчиняться.
Первая остановка произошла на Кипре. Фридрих объявил, что в качестве императора именно он должен быть опекуном юного короля Кипрского Генриха I Лузиньяна, отстранил от власти мать короля, Алису Шампанскую, и ее родственников. Император назначил свою администрацию острова, повелел ряду кипрских баронов сопровождать его в поход и отплыл в Сирию.
7 сентября 1228 г. император наконец прибыл в Акру. Многие местные христиане встретили его с ликованием, а христианские бароны, духовенство и ордены с недоверием. Единственным исключением стал Тевтонский орден. Его великий магистр (гроссмейстер) Герман фон Зальца даже был другом Фридриха.
Недоверие переходило иногда в открытое сопротивление. Несколько дней спустя после прибытия Фридриха в Акру туда явились посланцы папы со строжайшим приказом отказывать отлученному в повиновении.
Султан ал-Камиль вел в это время борьбу со своим племянником, султаном Дамаска ан-Насир Даудом. Это заставило его обратиться к Фридриху. Мэтью Пэрис пишет: «Вавилонский султан, узнав, о прибытии Фридриха в Сирию, отправил к нему многочисленные и богатые дары золотом, серебром, шелковыми тканями, бриллиантами, верблюдами, слонами, медведями, обезьянами и другими удивительными предметами, которых мы не видим на Западе». Фридрих предложил египетскому султану помощь в обмен на Иерусалим. Посол ал-Камиля эмир Фахр ад-Дин Юсуф вел переговоры с императором. Все это вызывало безумное раздражение у противников Фридриха. Кроме того, император выказывал всяческую приязнь к посланцу султана и даже посвятил Фахр ад-Дина (мусульманина!) в рыцари.
Если верить (чего большинство современных исследователей не делает) арабскому историку Ибн Василу, на переговорах Фридрих высказывал весьма еретические, с точки зрения правоверного христианина, да и вообще «непатриотические» для человека Запада вещи. На вопрос императора, кто такой халиф, Фахр ад-Дин ответил: «Он — потомок дяди нашего Пророка — да пребудут над ними мир и благословение. Он (нынешний халиф. — Д. Х. ) получил халифат от своего отца, а его отец получил его от своего отца, и халифат был непрерывным в доме Пророка, не покидая его». Фридрих ответствовал на это: «Как это прекрасно! А иные люди недалекого ума, а именно франки, берут невежественного и неумного человека из навозной кучи, не обладающего ни малейшим родством с Мессией, и они делают его своим халифом над ними, занимающим над ними место Мессии, тогда как ваш халиф — потомок дяди Пророка и наиболее достоин своего положения».
Наконец, 24 февраля 1229 г. был заключен договор, по которому Иерусалим (правда, лишенный укреплений и не весь: один квартал, так называемый Святой Двор — ал-Харам аш-Шариф, где находятся величайшие исламские святыни — мечети Омара и ал-Акса, оставался за мусульманами), Вифлеем, Назарет и некоторые иные земли отходили христианам. Фридрих со своей стороны обязался помогать египетскому султану против всех его врагов, хотя бы и христиан. И наоборот, он обещал не оказывать никакой помощи крепостям, находившимся в руках тамплиеров и иоаннитов. Мусульманам гарантировалась свобода вероисповедания. Заключалось перемирие на десять лет, пять месяцев и сорок дней.
Договор вызвал значительное недовольство и мусульман, и христиан. Ал-Камиля его единоверцы упрекали в слабости. Ал-Камиль, по словам того же Ибн Васила, защищался: «Мы отдали только разрушенные церкви и монастыри. Ал-Харам и все, что в нем — и священная скала, и остальные святыни, — остались в руках мусульман, как и раньше, а символ ислама — это то, что находится в ал-Хараме».
Императора франки обвинили в предательстве. Папа и не подумал снять отлучение, а латинский патриарх Иерусалимский Герольд Лозаннский даже наложил на Святой Град интердикт. Сложилась парадоксальная ситуация: христианский государь вступает в освобожденный Иерусалим, а в городе молчат колокола. 18 марта 1229 г. император Фридрих II возложил сам на себя корону Иерусалимского королевства в храме Гроба Господня. Из духовенства никто, кроме Германа фон Зальца, на этой церемонии не присутствовал.
Особенно злобствовали тамплиеры и иоанниты, в том числе и потому, что прежняя резиденция храмовников теперь оказывалась в мусульманском квартале. Если верить Мэтью Пэрису, «сатана, этот старый мастер расколов и несогласий, пришел в зависть и внушил то же чувство обитателям той страны, и преимущественно тамплиерам и иоаннитам, которые, завидуя славе императора, сделались еще более дерзкими, опираясь на ненависть, которую питал к нему папа. Они уже знали, что папа сделал нападение на императора с оружием в руках (об этом ниже. — Д. Х. ). Желая, чтобы последний великий успех был приписан исключительно им, которые получают от всего христианства несметные богатства, предназначаемые исключительно на защиту Святой Земли, но вместо того поглощаемые ими для себя и исчезающие в какой-то бездонной пропасти, тамплиеры и иоанниты вероломно и изменнически дали знать вавилонскому султану, что император имеет намерение отправиться к реке, в которой Христос был крещен Иоанном Крестителем; что он пойдет пешком в шерстяном одеянии, сопровождаемый немногими и тайно, для смиренного поклонения в тех местах следам Христа и его Предтечи, которого не затмил своим величием ни один сын женщины [47]; и, наконец, что султан может при этом или схватить, или умертвить императора, как то ему вздумается. Султан, получив это известие и заметив, кроме того, что письмо запечатано известной ему печатью, проклял вероломство и измену христиан, и в особенности тех из них, которые носят духовную одежду и знак креста; призвав двух своих самых близких и благоразумных советников, он сообщил им все дело, показал письмо, при котором еще висела печать, и при этом воскликнул: „Вот какова верность христиан!“ При виде этого письма его советники отвечали ему после долгого и зрелого размышления: „Государь, между нами теперь заключен добрый мир: нарушение его будет делом постыдным; чтобы пристыдить христиан, пошлите это письмо с висящей при нем печатью самому императору. Вы сделаете его Вашим большим другом, ибо услуга, подобная настоящей, немаловажна“. Приняв этот совет, султан отправил письмо к императору и сообщил ему все подробности всех козней, о которых мы говорили. Между тем, как все это происходило, император, которого уже успели предупредить лазутчики, деятельные и ловкие, сначала колебался, не смея верить, что его единоверцы могли устроить против него такие козни. Но в минуту его нерешительности к нему прибыл посланный султана и доставил письмо, не оставлявшее никакого сомнения относительно той измены. Император, довольный тем, что ему удалось уйти из расставленных сетей, благоразумно затаил свое неудовольствие до того времени, когда настанет час мести, и вместе с тем сделал все приготовления, необходимые для возвратного пути в свое государство. Таково было происхождение ненависти между императором с одной стороны и тамплиерами и иоаннитами — с другой: впрочем, иоанниты в этом деле были менее виновны и преступны, нежели тамплиеры. С той поры сердце императора было связано с сердцем султана неразрывными узами дружбы и любви. Они заключили между собой тесный союз и посылали друг другу дорогие подарки. Между прочим, обратил на себя особое внимание слон, препровожденный султаном императору».
