«Ни дать, ни взять – профессор!» – подумал Ильин и, шагнув вперед, представился: – Старший оперуполномоченный 4-го отдела управления Особых отделов НКВД СССР капитан Тарасов.
– Здравствуйте, Виктор Григорьевич, – ответил Селивановский крепким рукопожатием.
«Вот тебе и профессор? О-о, такой, если приложится, то мало не покажется!» – отметил про себя Тарасов и подтянулся под его проницательным взглядом.
– Как добрались, Виктор Григорьевич? – поинтересовался Селивановский.
– По воздуху нормально, а вот по земле десять километров ползли, как черепахи, – посетовал Тарасов.
– Попали под бомбежку, Николай Николаевич, – пояснил Ильин.
– К сожалению, противник имеет превосходство в небе, – коротко обронил Селивановский и, кивнув на стулья, предложил: – Присаживайтесь!
Тарасов и Ильин заняли места за столом заседаний. Селивановский прошел к сейфу, достал шифровку, подписанную Абакумовым, возвратился к ним и объявил:
– Задача, поставленная руководством военной контрразведки не из простых, но выполнима. Нами проделана определенная работа, в 6-й армии установлены офицер и два красноармейца, участвовавших в погребении генерала Кирпоноса.
– Товарищ комиссар, я готов выехать на место хоть сейчас! – решительно заявил Тарасов.
– Виктор Григорьевич, я тоже заинтересован закрыть этот вопрос как можно скорее, но обстановка в полосе обороны 6-й армии сложная. Противник атакует большими силами и сразу по нескольким направлениям, поэтому у меня нет права рисковать жизнью сотрудника центрального аппарата.
– Товарищ комиссар, так это же война! И чем моя жизнь лучше любого другого?! Я должен ехать! – настаивал Тарасов.
– Виктор Григорьевич, не горячитесь! – остудил его Селивановский. – Я уже дал команду начальнику Особого отдела 6-й армии капитану Рязанцеву доставить всех троих сюда. Так что наберитесь терпения и подождите.
– Есть подождать, – принял к исполнению Тарасов.
– А пока суть да дело, с помощью капитана Ильина рекомендую вам ознакомиться с показаниями задержанных нами гитлеровских диверсантов и шпионов. В них есть любопытные моменты, касающиеся их подготовки и содержания заданий, – предложил Селивановский.
Тарасову ничего другого не оставалось, как принять предложение. После короткого сна и завтрака он прошел в кабинет к Ильину и занялся изучением показаний гитлеровских диверсантов и шпионов. За этим занятием он не заметил, как на дворе сгустились сумерки, и его охватило беспокойство. Прошли все сроки, а капитан и два красноармейца, участвовавшие в похоронах командующего Кирпоноса, в Особый отдел так и не прибыли. Машина, на которой они ехали, угодила под бомбежку. Выжили только офицер и один из красноармейцев, оба находились армейском госпитале.
В сложившейся обстановке Тарасова было уже не удержать. Селивановскому ничего другого не оставалось, как выделить ему машину и отрядить в помощь Ильина с двумя бойцами из роты охраны Особого отдела. Не мешкая, они выехали в расположение 6-й армии. Трудяга газончик, простужено чихнув двигателем, тронулся в путь. За рулем находился бывалый водитель и, несмотря на кромешную темноту и распутицу, с помощью какого-то шестого чувства находил дорогу. Незадолго до полуночи они въехали во двор Особого отдела 6-й армии. Он располагался в здании бывшего сельсовета. Часовой на входе, узнав Ильина, не стал спрашивать пароль и пропустил его, а с ним и Тарасова, внутрь помещения. Там их встретил дежурный по отделу и по узкому коридору проводил к кабинету начальника. Ильин решительно толкнул дверь.
Яркий свет нескольких керосиновых ламп ослепил Тарасова. И когда глаза освоились, то он увидел перед собой кабинет, который отличали непривычные для фронтовой полосы чистота и порядок; лишнего в нем ничего не было. Видное место занимал портрет Сталина. В углу на разлапистой металлической треноге громоздился пузатый сейф. Рядом с ним на вешалке висели автомат, полевая сумка и плащ-палатка. Встретил их хозяин кабинета – начальник Особого отдела НКВД по 6-ой армии капитан Павел Рязанцев.
В глаза Тарасову бросилась его новенькая, как с иголочки, форма. Она как влитая сидела на ладной фигуре Рязанцева. Свежий подворотничок отливал легкой синевой. Наглаженная на рукавах гимнастерка, казалось, рубцами резала воздух. Курносый нос, русые, слегка вьющиеся волосы и необыкновенной синевы глаза выдавали в нем выходца из северных областей России. Жесткие складки у рта и волевой подбородок свидетельствовали о твердом характере капитана. Ранняя седина на висках говорила о том, что, несмотря на свои тридцать с небольшим, ему пришлось повидать в этой жизни всякого.
– Здравствуй, Павел Андреевич, – поздоровался Ильин и затем представил Тарасова, – Виктор Григорьевич, Центральный аппарат управления Особых отделов.
Рязанцев крепко пожал руку Тарасову и поинтересовался:
– Как добрались, Виктор Григорьевич?
– Удачно, водитель попался ас.
– А как насчет ужина? – и, улыбнувшись, Рязанцев поправился: – Скорее, уже завтрака.
– Спасибо, но сначала я бы хотел встретиться с капитаном и красноармейцем. Как они? – поинтересовался Тарасов.
– Капитан контужен, но находится в сознании и может говорить. С красноармейцем все гораздо хуже, ранение обеих рук. Правая вообще не работает, я не знаю, как он будет писать.
– Но говорить-то он может?
– Да.
– Госпиталь далеко?
– Рядом, идти не больше десяти минут.
– И еще один вопрос, Павел Андреевич.
– Пожалуйста.
– Это действительно те самые лица, которые участвовали в захоронении командующего Кирпоноса?
– Да, и здесь не может быть никаких сомнений! – заверил Рязанцев и в подтверждение своих слов достал из сейфа личные документы и партийный билет генерала.
– В таком случае, не будем терять времени, я отправляюсь в госпиталь! – торопил события Тарасов.
– Хорошо, – согласился Рязанцев, вызвал дежурного и распорядился: – Владимир Семенович, вызови сюда Кулагина, пусть сопроводит товарищей в госпиталь, чтобы снять показания с капитана Рубцова и рядового Попова.
– Есть! – принял к исполнению дежурный и проводил Тарасова с Ильиным в свободный кабинет.
Там к ним присоединился лейтенант Кулагин. Вместе они отправились в госпиталь к Рубцову и Попову. В беседе они устно и письменно подтвердили гибель генерала Кирпоноса. По возвращению в отдел Тарасова ждал завтрак. После него он отправился отдыхать, а потом занялся оформлением данных полученных от Рубцова, Попова и тех, что имелись у Рязанцева. С наступлением сумерек вместе с Ильиным и двумя бойцами из охраны они выехали в Особый отдел фронта. Весь следующий день Тарасов вместе с подчиненными Селивановского занимался обобщением материалов, касающихся обстоятельств гибели Михеева и других генералов из штаба и Особого отдела Юго-Западного фронта. В ночь на 8 октября 1941 года он вылетел в Москву для доклада.
Возвратившись в Москву, Тарасов систематизировал все материалы о гибели генералов Кирпоноса, Туликова и комиссара Михеева, представил их начальнику 4-го отдела Управления. Тот подготовил докладную записку на имя Абакумова. Дальше его кабинета она не пошла. Абакумову, а тем более наркому Берии было уже не до судеб бывшего командования Юго-Западного фронта. Его просто не стало существовать, не существовало и самой линии фронта. Части и соединении группы армий «Юг» вермахта продолжали развивать наступление не только на восточном, но и на южном направлении.
Силами 4-й армии румынских войск и 3-го армейского корпуса вермахта противник нанес мощный удар по правому флангу Южного фронта. Несколько недель шли непрерывные, ожесточенные бои. Гитлеровские и румынские части, не считаясь с потерями, настойчиво рвались к Одессе и в Крым. Имея значительное преимущество в авиации, бронетехнике и личном составе, они сломили сопротивление советских войск и, отрезав Отдельную Приморскую армию от основных сил Южного фронта, развернули наступление на важнейшую военно-морскую базу Черноморского флота и крупнейший промышленно-транспортный узел на юге страны – Одессу.
Началась ее героическая оборона. Несмотря на самоотверженные действия защитников города, он пал. 16 октября в 09:00 последний сторожевой катер охраны водного района Одессы Черноморского флота с последними ее защитниками на борту покинул порт. После полудня передовые разведывательные группы вермахта вошли в охваченный пожарами город.
Еще более сложное положение складывалось на главном направлении – московском. Начавшаяся распутица и упорное сопротивление 5-й и 3-й армий Западного фронта не остановили наступательного порыва группы армий «Центр» вермахта. Несмотря на огромные потери, гитлеровские войска упорно пробивались к вожделенной цели – ненавистной столице большевиков. Передовые части 4-й танковой группы и 4-й армии на отдельных участках уже находились на расстоянии 70–80 км от Москвы.
